— Потом ты очнулся.

— Ладно, — сказал он, глядя на кофейный столик, и я практически видел, как его разум работает над тем, чтобы собрать воедино то, что я ему говорил, но он никак не мог с этим справиться. Не обошлось и без недостающих фрагментов.

«Боже, я могу это сделать? Сказать ему правду и рискнуть вообще потерять даже возможность пребывания его в моей жизни?»

Но у меня не было выбора. Если я любил и уважал Рида, то должен был рассказать все ему, потому что он заслуживал всех ответов. Я только молился, чтобы он не возненавидел меня и не посмотрел на меня с отвращением, когда все будет сказано и сделано.

— Значит, вы познакомились тогда, но это было несколько месяцев назад. Я не понимаю, почему ты пообещал ей, что подружишься со мной. Ты часто берешься за печальные благотворительные случаи?

— Ты не печальный благотворительный случай, — сказал я, и мой тон стал намного тверже, чем я предполагал. — И есть вещи, которые ты должен знать о месяцах, которые ты не помнишь. О времени между твоей аварией и операцией.

— Откуда ты знаешь что-нибудь об этих месяцах?

— Потому что я был рядом.

— Что? — Рид вздрогнул.

— Я был рядом, — я позволил информации немного осесть и продолжил: — Ты провел... много времени со мной.

— Я? — Рид качал головой и недоверчиво смотрел на меня.

— Да.

— Хорошо, — сказал он, глядя на свои сжатые руки, и я видел, как вращаются колесики в его мозгах, когда он обрабатывал то, что я ему говорил. — Итак, я был здесь раньше?

— Да был.

— Именно поэтому я и знал об этом. Насчет коридора.

— Да, это так.

— О, Господи! — сказал он и улыбнулся, а его глаза наполнились слезами. — Значит, я не схожу с ума.

То, что он на минуту усомнился в себе, мучило меня чувством вины.

— Нет. Это не так.

Он засмеялся и вытер глаза рукавом футболки.

— А тако? Ты делал их для меня? Со своей приправой?

— Да, делал.

— Неужели я уже знал, что они так хороши, когда ты хвастался вчера вечером?

«Черт».

— У тебя не было возможности попробовать.

— Почему нет? Эй, ты их сжег?

Я покачал головой.

— Это было в тот вечер, когда я отвез тебя в больницу, — когда улыбка Рида спала, я потер челюсть. — У тебя были головные боли. Ужасные головные боли. Это оказалось более серьезным, чем предполагалось.

— Это был тот вечер, когда мне сделали операцию?

— Да.

— Выходит… ты дважды спас мне жизнь.

Я не ответил, позволив его дедукции зависнуть в воздухе в качестве подтверждения. Погрузившись в раздумья, он чертил круги на подлокотнике кресла, в то время как мне приходилось заставлять ногу перестать подпрыгивать от беспокойства.

Пальцы Рида перестали двигаться, и его голова взлетела вверх.

— Но... боулинг.

— Ты помнишь боулинг? — интересно, что именно заставило его выглядеть таким испуганным, когда это был такой хороший вечер. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал, — Ты был ужасен. Наверное, ты вспомнил, как твой шар раз за разом скатывался в желоб.

— Это... не... — он тяжело сглотнул, его грудь начала быстро двигаться вверх и вниз.

— Скажи это… — пытался помочь ему я.

— Мы были... друзьями?

— Да.

— Просто... друзьями? — его дыхание было таким тяжелым, что я подумал, что он может начать задыхаться, но, когда я потянулся к нему, чтобы успокоить, он дернулся.

— Рид, просто дыши. Я все объясню, но мне нужно, чтобы ты успокоился. Тебе нужен пакет?

— Нет, мне не нужен пакет, — отрезал он. — Мне нужна правда. Я помню, — лицо его нахмурилось, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул, — я ревновал. К парню в красной рубашке.

Мое сердце бешено билось в груди, когда воспоминания о том вечере вернулись с яркой ясностью.

— С чего бы мне ревновать к парню, Олли?

— Я и не догадывался, что ты тогда ревновал.

— Тогда? Что это значит?

— Это значит, что мы были... близкими.

Это был как удар.

— Близкими? Близкими как лучшие друзья?

Я покачал головой.

— Не только как лучшие друзья, нет, — Рид уставился на меня, и я не мог определить, понимал ли он меня или был в шоке. — Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— Нет, — прошептал он, но его лицо выдавало ложь.

— Ты еще что-нибудь помнишь? Обо мне? О нас?

— Нас, — повторил он, сжимая челюсти. — Нет, не могу сказать, что помню что-то о нас. Есть что-нибудь, о чем ты хотел бы мне рассказать?

Я уже чувствовал, как поднимаются защитные стены Рида, как от них отталкивается волна, даже когда он слушал. Однако открытого понимания не было, что означало, что независимо от того, что я скажу, это не будет хорошо.

С тошнотворным чувством страха в животе я сказал:

— Позволь мне сначала сказать, что я всегда действовал в твоих интересах, Рид. Клянусь Богом. Я бы никогда не причинил тебе боли и не заставил бы делать то, чего ты не хочешь. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю.

— Правда. Конечно. Может, перейдем к той части, где есть «мы»? Поскольку я действительно хотел бы понять то, что, черт возьми, ты говоришь, что я принял решение сделать, в то время как был временно не в себе.

Дерьмо. Он был расстроен. Смущен. Встревожен. И очень сильно зол. Я хотел показать ему записку, которую носил с собой в кармане, но не мог же я подарить ему сегодня этот священный кусочек головоломки. Не тогда, когда он был в таком состоянии.

— Ты мне небезразличен, Рид. И какое-то время... ты тоже заботился обо мне. Это все, что имеет значение.

Его ноздри дернулись, когда он уставился на меня, его челюсть сжалась так сильно, что я подумал, что он может раскрошить свои зубы.

— Я не... верю тебе, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Окей, — я не знал, что еще сказать, потому что все было бессмысленно. Он мог выбрать, верить мне или нет, но что-то подсказывало мне, что он уже знает правду и просто не хочет смотреть этой правде в глаза. Это было чертовски много, чтобы понять, я знал это и поэтому держал рот на замке, хотя хотел опровергнуть его слова. Я хотел сказать ему, как много он для меня значит, как сильно изменил мою жизнь этот период, когда мы были вместе. Я хотел, чтобы он вспомнил дни, когда смеялся со мной, и ночи, проведенные в моей постели. Больше всего на свете я хотел, чтобы он снова вспомнил нас. Вспомнил мелодию, которую он играл только для меня, и чувствовать, как он прикасается ко мне снова только потому, что хочет быть рядом. Но я уже однажды поймал удачу за хвост. Я не предполагал, что у нас будет этот разговор с Ридом, и тот факт, что он вообще что-то помнил о нашем времени вместе, был подарком, даже если он не чувствовал себя так в данный момент.

— Ты пытаешься сказать, что был моим... — выругался он, не в силах произнести ни слова.

— Парнем? — предположил я. — Любовником?

Его глаза расширились, и он вскочил на ноги.

— Это безумие. Ты сумасшедший. Не думаю, что это я здесь сошел с ума, — он споткнулся о кофейный столик, споткнулся о ковер, торопясь уйти.

— Рид, пожалуйста, не уходи. Просто останься, чтобы мы могли это обсудить…

— Уверен, мы закончили этот разговор.

— Рид… — я последовал за ним по коридору и догнал его, когда он распахнул дверь. — Подожди, пожалуйста.

Он развернулся и вытянул руку, жестом останавливая меня и, если бы взгляд мог убить, его глаза разрезали бы меня пополам.

— Отвали от меня. Я не хочу, чтобы ты подходил ближе. И я не хочу, чтобы ты следовал за мной. Я серьезно. Просто оставь меня в покое.

— Ты знаешь меня, Рид. Я не плохой парень. Просто позволь мне объяснить…

— Нет, — сказал он, качая головой. — Ты ошибаешься. Я тебя совсем не знаю. Я даже себя больше не знаю. И более того, я не думаю, что хочу этого.

Затем он отступил назад, а потом повернулся и побежал из моего дома и из моей жизни. И на этот раз у меня было чувство, что это навсегда.

Глава 10

Рид

Ветер обдувал мою кожу, когда я лежал на одеяле в густой траве, вытянув ноги и положив голову на колени Олли. Он хотел поработать над кое-какими вещами по дому, починить или покрасить ставни, или еще что-нибудь, но я не дал ему сегодня много сделать.

— Правда или действие? — спросил я, и рука Олли замерла там, где он перебирал пальцами мои волосы.

— Серьезно?

— Да, серьезно. Правда или действие?

— Я немного боюсь того, что ты заставишь меня сделать, если я решусь, так что... правда.

— Значит правда, — сказал я и закусил губу, обдумывая вопрос. — Хорошо, понял. Ты когда-нибудь был влюблен?

— Это сложный вопрос, — он приподнял бровь.

— Мне просто любопытно.

— А что, если тебе не понравится ответ?

— Олли…

— Ладно, — вздохнул он и посмотрел на двор, а его пальцы снова начали перебирать мои волосы. — Когда-то, давным-давно, я думал, что влюблен.

— Ты «думал»? Почему я слышу там «но»?

— Теперь я точно уверен, что это было простое увлечение. Или, может быть, любовь, но в меньших масштабах. Например, быть влюбленным в человека, но не любить его.

— И как ты определяешь разницу?

Он посмотрел на меня.

— Потому что, когда появляется кто-то другой и захватывает все твои мечты и желания, ничто больше не является для тебя значимым. Прошлое, настоящее или будущее.

Мое сердце разбухло в груди, и я спросил:

— Как думаешь, ты мог бы полюбить кого-то вроде меня?

— Да. Мог, — он улыбнулся и убрал мои волосы со лба.

Невысказанные слова витали в воздухе, но я сдержался, чтобы не сказать их, вместо этого сел и толкнул Олли на землю. Он удивленно рассмеялся, когда я оседлал его бедра.

— Что ты хочешь? — спросил он с дразнящей улыбкой на губах.

Моя эрекция упиралась в штаны, когда я наклонился к Олли, потираясь об него и чувствуя, как его член увеличивается в ответ на мои движения.

— Ммммм… — сказал я, слегка прикусив его нижнюю губу.

— Скажи мне, — прошептал он мне в губы.

— Мне кажется, ты знаешь.

Он откинул голову, и я провалился в его теплый зеленый взгляд.

— Все равно скажи мне.

— Я хочу тебя, Олли, — я поцеловал его в губы и прошептал: — Я всегда буду хотеть тебя.

Я проснулся как от толчка, тяжело дыша, и сел на кровати. Пот стекал по моей шее, когда я поднес пальцы ко рту, все еще ощущая бархат мягких губ Олли на моих. Мой член дернулся под тонким материалом трусов, мое тело положительно реагировало на воспоминания. Потому что так оно и было, не так ли? Воспоминание. Не сон. Не галлюцинация. Гребаное воспоминание.