Несколько девушек что-то печатают в компьютерах, одна звонит по телефону, чтобы сделать запрос, другая что-то нажимает в КПК. Они готовятся к новому внутреннему дефиле для покупателей, и ажиотаж витает в воздухе. Симоне объяснил Олли, что компания развила концепцию распределения того, что обычно происходит в мире высокой моды. Вместо того, чтобы заставлять клиентов покупать огромное количество одежды за несколько месяцев до того, как она окончательно войдёт в моду, они открывают по всей Италии несколько шоурумов, которые будут посещать дистрибьюторы, чтобы в их магазинах были только самые последние новинки и они успевали за модой, как обычно и делается «быстрая мода». Такая концепция применяется в высокой моде. Разумеется, шоурум – одна из важнейших составляющих успеха любого дома моды. Отсюда и такое возбуждение: завтра прибудут дистрибьюторы на встречу, которая проходит каждые две недели.
Вдруг входит Эдди. Девушки замирают и замолкают, потом здороваются с ним. Его визиты не такие уж частые. Олли делает, как они.
— Добрый день, чем заняты? Спите? Я хочу снова посмотреть плакаты для завтрашнего показа.
Одна из девушек быстро открывает ноутбук на своём столе, зовёт его к себе и что-то показывает.
— Плакаты уже напечатаны. И, как нам сказал директор, это они... Посмотрите...
Эдди неподвижно смотрит на монитор. И не говорит ни слова. Не выдаёт своих мыслей по этому поводу. Олли изучает его. Она держится на расстоянии от них, но это не мешает ей чувствовать волны ярости. Этот мужчина возбуждает в ней инстинктивный дискомфорт. Это сильнее неё.
— Какая мерзость... То есть, завтра мы будем представлять дефиле, а вокруг будет развешано это?
Девушка сглатывает. Очевидно, она прекрасно знает, что сейчас будет.
— Но... синьор Эдди... так сказал директор.
— Я знаю, что он сказал. Дело в том, что когда я смотрю на них сегодня, эти плакаты вызывают у меня… отвращение! В ваши головы никогда не приходит ничего нового, провокационного или просто другого. У вас никогда не получается удивить меня.
— Но директору понравилось, — голос девушки с каждым разом становится всё тише.
— Ах, ну в этом у меня нет никаких сомнений. Он подписывает бумаги, инвестирует. Но кто здесь отвечает за креатив? Кто? — повышает он голос.
Все девушки и двое парней, которые стоят немного в стороне, отвечают ему хором, словно в ответ на команду:
— Вы.
В этот самый момент входит Симоне, который, заметив присутствие Эдди, останавливается на пороге.
— Именно. И я говорю, что они отвратительны. И пока мне не понравится, дефиле не будет. Если вы, отдел маркетинга, операционисты, технический сектор, все, кто занимается этим проектом, не придумаете что-то другое на завтра. Что-то, что убедит меня, это самое важное. Чтобы соединить с этой мерзостью.
— Но директор...
— С директором говорить буду я. А вы делайте работу, за которую он вам платит. В любом случае, он переплачивает.
Две девушки переглядываются и закатывают глаза. Одна делает жест рукой, надеясь, что Эдди не видит. Она словно говорит: «Конечно, если бы ты знал, сколько нам платят...»
Эдди наполовину поворачивается и, когда уже собирается выйти, видит её. Олли всё время стояла напротив своего стола.
— Ох, посмотрите... у нас даже есть нянька. — Олли изо всех сил старается не реагировать. Эдди подходит к ней. — Скажи, как тебе? Наверное, делать ксерокопии – это захватывающе?
Олли смотрит на него и изображает сладчайшую улыбку.
— В общем... да... так сказать... я бы предпочла заниматься другим делом, вроде дизайна, но я вполне удовлетворена тем, что нахожусь здесь...
Эдди внимательно рассматривает её. Затем он поворачивается и смотрит на остальных.
— Вы это слышали, люди? Она готова делать ксерокопии, лишь бы быть здесь! — он смотрит на стол Олли. Видит ноутбук. Рамку с фотографией. Снова смотрит на неё. — И как дела с твоими детскими рисунками? Мы уже прошли период начальной школы?
Олли вздыхает. Наклоняется. Открывает ящик. Берёт свою папку. Раскладывает несколько на столе и возвращается в вертикальное положение. Эдди в тишине изучает её. Затем опускает взгляд к столу. С момент смотрит на листки. Берёт один. Он так же неподвижен, как несколько минут назад. Он кладёт рисунок обратно на стол. Смотрит на Олли. Прямо в глаза. Она дрожит. Тяжело дышит. Её сердце бьётся с неумолимой скоростью. У неё трясутся руки, но она пытается успокоиться.
— Ну что ж, уже второй класс... Замечаешь, как твои фотографии становятся лучше? — он отворачивается, не добавляя больше ничего и даже не ожидая ответа.
Он покидает кабинет так же, как вошёл, и у всех восстанавливается дыхание. Две девушки вздыхают, третья осаждает телефон, парень начинает ломать голову, пытаясь что-нибудь придумать.
Симоне подходит к Олли.
— Чёрт возьми! — говорит он ей изумлённо.
— Что – чёрт возьми? Меня до сих пор трясёт! — говорит Олли, у которой только начинает получаться собирать свои бумаги.
— Это невероятно!
— Ты о чём? Что он всё время меня так унижает?
— Унижает тебя? Ты не поняла, что он сделал тебе комплимент? И поверь мне, это редкость!
— Ага, и это был комплимент?
— Уверяю тебя. Нужно научиться понимать Эдди. Он художник, у него свой собственный язык.
— Ах так… а где мне купить словарь?
21
Занятие только что закончилось. Ники складывает тетрадь и маркеры обратно в рюкзак, когда кто-то садится рядом с ней.
— Тебе понравилась лекция?
Она с удивлением оборачивается. Гуидо. Она с мгновение смотрит вглубь аудитории. Затем снова концентрируется на своих записях.
— О да... люблю этого профессора.
— Да? И каким он тебе кажется? Честным, фальшивым, тонким, бесчувственным, оппортунистом, альтруистом или бабником?
Ники начинает смеяться.
— Бабник... ну и слова ты используешь.
— Джон Максвелл Кутзее говорит, что только мужчины ненавидят бабников, и то из зависти. А женщинам они наоборот нравятся. Женщины и бабники неотделимы.
— Ясно... как бы там ни было, думаю, что Тразарти нравятся гуманитарные науки, что он приятный и чувствительный человек, и что, может быть… судя по его манере двигаться, по женственности, которую он излучает, возможно, он гей... Гей он или нет, я говорю это, как комплимент.
— Позволь, я понесу твою сумку... — Гуидо берёт лямку её рюкзака.
— Нет, я и сама могу.
— Но мне хотелось бы помочь.
— Ну, тогда я согласна, — Ники, немного убеждённая, пожимает плечами, — как хочешь...
Гуидо с улыбкой идёт за ней.
— Куда ты теперь?
— Мне нужно в секретариат, чтобы записаться на занятия и узнать их расписание.
— Отлично. Ты ни за что не поверишь, но я тоже собирался заняться именно этим прямо сейчас.
— Ты прав, я не верю.
Гуидо останавливается и смотрит на неё, поднимая брови.
— Почему? Потому что радость и счастье, которые я излучаю, когда вижу тебя, наталкивают тебя на другие мысли?
— Возможно.
— Ты ведь знаешь, что я тоже поступил на филологический и, наверное, мы будем ходить на одни и те же лекции?
— Может быть. Но перед тем, как я выберу занятия, ты должен будешь сказать мне, на какие собираешься записаться ты, ясно?
— Ладно, ладно… — Гуидо быстро кивает головой. — То, что мне сказали мои друзья, причиняет мне боль...
— Или твой образ.
— Мой образ?
— Хочешь знать правду? Только не обижайся.
— Ладно.
— Поклянись.
— Я клянусь тебе.
— То, как ты выглядишь, как ведёшь себя...
— Что ты хочешь сказать?
— Что внешне ты... ты...
— Что я?..
— Пользуясь твоими же словами, ты бабник... Ты знаешь самые эффектные фразы, чтобы впечатлить девушку, ты одеваешься так, чтобы тебя запоминали, ты приветливый и вежливый со всеми, и всё это, лишь бы увидеть, кто клюнет...
— Ах, да? А тебе не кажется, что, возможно, ты ошибаешься?