– Что ты здесь делаешь? – интересуюсь я.

Я не видела его с тех пор, как мы «поссорились» и «помирились». А еще я не рассказала ему о нашей беседе с Хавьером. Не уверена, стоит ли. Все время сомневаюсь. Я имею в виду, Хавьер не просил меня не говорить об этом Джетту, но мне кажется, он не хотел бы, чтобы тот обо всем узнал.

М-да. Дилемма.

– Я решил сводить мою Липовую Девушку на настоящий ужин. Поехали.

Джетт открывает для меня дверцу. Похоже, он не шутит, и это меня слегка пугает.

– Ух ты, футболка Бэтмена и приглашение на ужин. Чем я это заслужила?

Он пожимает плечами.

– Мне просто было не по себе после ссоры. Даже если она была ненастоящая. Я не знал, что почувствую все настолько реально.

– Понимаю. Ситуация окажется по-настоящему странной, когда нам придется сделать это перед всеми, и это будет еще реальнее. – Или… неважно.

Джетт включает радио, он как-то слишком молчалив.

– Что-то не так? – спрашиваю я, и у меня сводит живот.

Я чувствую, что после моей беседы с Хавьером что-то произошло, отчего Джетт стал таким странным. Но не знаю, собирается ли он мне об этом рассказывать.

– Нет, мне просто хотелось тебя увидеть, и я проголодался, ну и подумал, что нам стоит сходить поужинать. Вот и все.

Я на такое не куплюсь.

– Ага, я бы поверила, если бы ты не вел себя так таинственно, а кроме того Хавьер приходил сегодня поговорить со мной о тебе.

Джетт вполголоса чертыхается, и я понимаю, что он о визите Хавьера понятия не имел. Что ж. Собственно, существовал только один способ об этом узнать.

– И что же он сказал?

– Просто предупредил меня, что если я заставлю тебя страдать, он найдет меня, выпотрошит и скормит мне собственные внутренности, – с серьезным видом отвечаю я.

– Шеннон, не шути так. Что он сказал?

Супер, я только что все испортила. Надо было держать рот на замке.

– Он просто заявил, что надеется, мол, я тебя не обижу, и что ты много пережил, и что он за тобой присматривает.

– Но не рассказал ничего конкретного?

Джетт в панике. Весь этот разговор дал обратный эффект.

– Да нет. Он говорил в общем и целом.

У Джетта явно есть какая-то тайна, и он не хочет, чтобы я о ней узнала. А может, даже несколько тайн. Но это не новость. Не могу же я расстраиваться из-за того, что он не хочет мне открыться. Ведь я не его девушка.

– Все в порядке, Джетт. Я понимаю, что есть какие-то вещи, которые ты считаешь личными, но можешь не волноваться. Захочешь рассказать – расскажешь, не захочешь – не надо. Я не собираюсь выбивать из тебя правду или злиться на тебя. Я не такая.

Джетт вздыхает и сворачивает к пиццерии.

– Прости меня за все.

Не понимаю, за что он извиняется. За то, что хранит свои секреты? За Хавьера? За случившуюся ранее «ссору»? Ему не помешало бы говорить конкретнее.

Мы заходим внутрь, садимся за столик и заказываем напитки. Лишь после этого Джетт решается нарушить молчание.

– Я знаю, что ты не ладишь с родителями. Большинство людей хотя бы изредка упоминает о разговорах с родственниками, но не ты.

Погодите-ка, теперь мы говорим обо мне? Я ничего не понимаю, но решаю не протестовать.

– Да, с родителями у меня отношения не очень. В смысле, я люблю их, без вопросов, но они мне не то чтобы нравятся. Между нами нет почти ничего общего. Они любят выпить пивка, посмотреть гонки «НАСКАР», посплетничать о том, о сем, ну и поругаться на ровном месте с теми, кто гораздо старше и, соответственно, опытнее их.

Вздыхаю и продолжаю:

– Ни отец, ни мать даже школу не закончили и частенько посмеивались надо мной, когда я корпела над домашними заданиями. Братец мой точно такой же, если не считать того, что он занялся выращиванием марихуаны. Странно, но родители его в этом поддержали. Веришь ли, он живет у них в подвале, выращивает травку и смотрит фильмы с Уиллом Феррелом. Никто из них не понимает, как можно хотеть учиться дольше, чем требуется, или зачем вообще кто-то читает книжки. Не могу рядом с ними находиться. Не могу и не буду. Как только у меня появилась возможность оттуда свалить, я так и сделала, и теперь возвращаюсь туда, только когда без этого никак.

Так, ладненько, я не собиралась выкладывать ему всю эту ерунду, но слова вроде как сами срывались с языка. К нашему столику приближается официантка, и до нас доходит, что мы даже не обдумали заказ. Джетт просит ее дать нам еще минутку. Кажется, он собирался заговорить, но вместо этого спрашивает, чего мне хочется. Состояние тревожного ожидания меня убивает.

– Э-э, все равно. Того же, что и ты.

– Большая пицца с беконом нормально звучит?

– Да, вполне.

Джетт поглощен изучением меню. Он избегает разговоров о том, что его беспокоит, что бы это ни было, а значит, это что-то плохое. Не понимаю, что общего со всем этим имеют мои проблемы с родителями, но готова это выяснить.

Официантка возвращается, и Джетт заказывает пиццу, а я добавляю к заказу салат. Мне надо съесть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее здоровую пищу. Когда официантка снова уходит, я кладу руки на стол и отпиваю содовой.

Джетт рассматривает стол, потом закрывает глаза, а когда снова открывает – поднимает взгляд на меня.

– Родители растили меня в строгости. Ну, по-настоящему жестко. Мое детство совершенно отличалось от твоего. Хотя папа с мамой и приехали в эту страну, и им здесь нравится, но они почти не сомневаются, что все американское – зло. Все, начиная с телевизионных шоу и заканчивая одеждой. В попытке помешать нам попасть под «влияние» они даже решили, что сами будут учить нас с сестрой. Я понимал, что они пытались привить нам традиционные ценности, просто делали это совершенно неправильно, подавляя своим контролем. Мне частенько снились кошмары, что если я посмотрю американский фильм, мой мозг сгниет и потечет из ушей.

Джетта передергивает, и я действительно не знаю, что сказать. Его рассказ совершенно отличается от того, что я ожидала услышать, и теперь мне надо все это переварить.

– Вот так я и прожил большую часть своей жизни. Но потом мне исполнилось шестнадцать, и я получил водительские права. Я все еще учился дома, но мне позволили выезжать в магазин за продуктами и посылали с другими поручениями. Они составляли для меня график, знали, куда я собираюсь и сколько это может занять времени, так что в действительности у меня не было возможности куда-нибудь выбраться. Но я начинал осознавать, что больше не хочу так жить. Родители называли это «подростковым бунтом», «истериками» и твердили, что я «позорю семью», но мне всего лишь хотелось ходить в кино и делать то, что делают все остальные. Я люблю свою культуру, но не понимаю, почему не могу быть и японцем, и американцем одновременно. Ладно, опустим лишние подробности. Однажды вечером я сидел у окна, хотя родители давным-давно велели мне отправляться спать, а неподалеку была вечеринка. Родители соседского парня уехали, и он воспользовался их отсутствием. И вот я сидел там, слушал музыку, которую мне запрещали слушать, смех и крики веселящихся людей, а потом тихонько спустился вниз и вышел из дома прямо через парадную дверь. В ту ночь я встретил Хави. Это была его вечеринка.

Да, в это я могу поверить.

– А дальше я начал еще сильнее бунтовать, слушать музыку «Something Corporate» и других групп, смотреть запрещенные фильмы, а потом все только ухудшилось. Я наделал массу ошибок. Ничего незаконного, ну или, по крайней мере, ничего такого, на чем бы меня поймали. Но я вылетел из школы. Это одна из причин, почему я сношу все выходки Хави. Он всегда помогал мне выпутываться изо всяких передряг. Ну а когда мои родители узнали обо всем, что я натворил, они выгнали меня из дома. Сказали, что я плохо влияю на сестру и покрыл позором их имя. Поэтому я снял квартиру вместе с Хави.

Твою. Налево. Мои родители, конечно, говорили мне всякие ужасные вещи, но я даже представить не могла, чтобы отец или мать заявили нечто подобное своему ребенку. Тем более Джетту.