А дождь шел неровно: сильный, а потом моросит и совсем вдруг пропадает. Санаторий оживал. Но начинался новый, да сразу во всю силу. Его сменял следующий. Так до самого позднего вечера шли дожди.

И весь день на удлиненном лице Настасьи не остывала радость. Настасья больше о дождях и говорила: о том, какие видела в детстве на Волге и что при этом переживала, о том, как скучно без них, где она теперь живет, наконец, о том, сколько пользы от них для души. Для двадцативосьмилетней женщины, кажущейся по первому взгляду дамой сухой и скучной, было это несколько необычно, но свежесть, самая честная искренность ее радости, мыслей, слов и восклицаний увлекали Галину Ивановну, и слушала она не уставая.

После обеда они почти не выходили из своей комнаты. Отказались от всех приглашений, от кино, досидели до сумерек, а света не включали.

У Настасьи здесь знакомых мужчин уже было немало. Ничего не стоило бы уйти и найти развлечение. Как иногда она оставляла Галину Ивановну и пропадала допоздна, а иногда просила ее (мужской просьбой) не появляться в комнате до такого-то часа.

У Галины Ивановны никого. Женщина достаточно приятной наружности, а вот — никого. Поскольку никто ей не был нужен. Она писала через день мужу, выбирая открытки со здешними видами. И получала ответы, читала по нескольку раз, бралась немедленно за ответ на ответ — и это было ее досугом едва ли не главным. Она писала так часто не из тоски по детям и мужу, скорее — из устоявшейся привычки. Они оба, разъезжаясь в командировки или в отпуск, всегда поступали так.

Но она любила гулять вечером. Из соседок по этажу, их подруг и друзей сложилась хорошая компания, в которой она была своим человеком. Непременно приглашали, куда бы ни собирались.

Теперь все были в кино, кроме Настасьи и Галины Ивановны.

Под дождь, особенно с сумерками, они перебрали и переговорили многое.

—◦Нет, я совсем не понимаю себя,◦— вздохнула Настасья.◦— Собиралась, ехала сюда — никаких мужиков! Буду отдыхать — отдыхать совсем! А приехала — здрасьте: в первый же вечер с танцев один уже провожал, а завтра в столовой еще с одним — земляком назвался. И закрутилась!.. А все — чепуха чепушистая! И зачем мне? Жила бы без них, отдыхала и прожила. Почему так?.. У меня муж хороший, и никто за руку не тянул. Тут воздух такой, что ли? Об него, как спичка об серу,◦— хочешь не хочешь, а уже горишь. Но мне же не нужно. Понимаете,◦— не нужно!

Настасья курила. Галина Ивановна вообще-то брала сигарету порой, это называется — баловалась, а сейчас не хотелось. И она машинально следила за огоньком. А еще отмечала, что руками Настасья взмахивала, как журавль крыльями — вдруг раскинет их, качнет. А всего лишь затем, чтобы стряхнуть пепел.

—◦Настя, никто себя не понимает толком,◦— пыталась Галина Ивановна утешить сквозь свою распечальную настроенность, причину которой не понимала и не чувствовала ни намеком.◦— Это гении, наверное, могут. А все — живут просто.

—◦Ничего себе — просто! Как же — просто, если он идет ко мне и знает: зачем и что будет! И я знаю. И разбегаемся потом — до завтра. А до послезавтра — об этом и не думаем даже. И снова встретимся… Вот такие эти — просто!

И Галине Ивановне представилось, что это ее муж сидит напротив. Ах эти просто!◦— говорил он часто за газетой или перед телевизором, а иногда друзьям: что ни вечер, у них кто-нибудь был. И как вспомнился муж, грусть проступила еще сильнее. И совсем непонятно: о чем? с чего? зачем?

—◦Да бросьте вы их всех!◦— сказала она Настасье.◦— Раз не нужно — бросайте, пересиливайте.

—◦Ну что же — и Женечку?

Женечкой она звала самое недавнее увлечение — мужчину лет сорока, не назовешь красавцем, зато анекдотчик со славой на весь санаторий.

—◦И Евгения Антоныча.

—◦Женечку нельзя. Время нас бросит — по разным сторонам. А будет что вспоминать. Нежненький, ласковенький. Он скромный, хотя и такой анекдот сказанет!.. Да вы не отбить хотите?

— Ну, ну!..

—◦А что вам не завести друга? Галин Иванна? Вам сколько?

—◦Тридцать шесть.

—◦Вот — на исходе женская жизнь. Уйдет… И моя вот скоро так будет. И что уходит — плохо, и что цепляешься за каждую возможность — плохо, да еще, хуже — думать и думать, не цепляться. Продумаешь молодость…

Настасья встала, подошла к окну, зарешеченному дождем.

—◦Давайте откроем.

—◦Будет мокро.

—◦Пусть. Ветер. Хорошо.

Укладываясь спать, поправляя низкую подушку,◦— привыкла Галина Ивановна спать головой повыше,◦— она еще раз глянула на Настасью, которая расчесывалась перед зеркалом. На ее отражение. «По-моему, плачет»,◦— сказала она себе.

И от чужих слез и прежней, неушедшей грусти ей стало совсем тоскливо и захотелось домой несусветно. Засыпая, она почти решила бросить санаторий и этот отдых, завтра же и улететь в свой очень большой город. В его и в свою суету и заботы, с которыми не успеваешь чувствовать себя одинокой, будь ты хоть кромешно одинок.

Дня через три опять появился «полковник», ему нужна была Галина Ивановна и никто больше. Прошлый раз он подошел к ней на танцах и не отходил едва ли не весь вечер — все с одним настойчивым желанием: очень хочет познакомиться, очень она ему понравилась, очень хорошо бы им узнать друг друга поближе. Полковником его назвала Настасья. Он приходил из соседнего санатория, небольшой акцепт кавказца, вид степенный, а движения быстрые, резкие, и жестикуляция. И глаза, по его собственному выражению, — на восточной печали замешенный огонь.

Он встретил ее возле столовой. И принялся настойчивее прежнего просить встречи, сходить с ним в ресторан, когда ей удобно. Едва он подошел, их тут же оставили вдвоем, и Галина Ивановна не знала, как отговориться. Она отказывалась уже одними и теми же словами. Ей не хотелось, чтобы это получилось обидно, но не нужно ни ресторана, ни этого знакомства вообще.

—◦Послушайте, я просто не хочу.

—◦Мы только посидим час, поговорим.

—◦Не хочу сидеть.

—◦Потанцуем.

—◦Да дело не в этом. Ну зачем вам, скажите? Ради чего мы будем сидеть или танцевать, если — не хочу я никуда идти?

—◦Ну — что вы любите?

Галина Ивановна попыталась сдержаться, но едва-едва не расхохоталась.

—◦Вязать.

—◦Вы так шутите!◦— он не отставал.◦— Хотите — сходим в хорошее кафе? Понимаете: камни, бочки, очень хорошо! Вам понравится. Пожалуйста, я вас очень прошу. Выпейте со мной стакан вина, и уйдем. Это всего минута. Пожалуйста, пересильте себя. Мне очень хочется, чтобы вы со мной немного вина выпили. Хорошего вина.

Он не отставал от нее, точно поспорил с кем-нибудь на ее счет. Она в парк — он за ней, она к морю — он туда же.

Все это было тяжело и утомительно. Наконец из-за покачивающихся лакированных сумочек, прогуливающихся прекрасных кофточек и костюмов, из-за лиц, сокрытых огромными темными очками, вынырнула решительная Настасья.

—◦Галин Ивановна, вам телеграмма. Почтальон ждет. Извините,◦— высокомерно прибавила она «полковнику».

Он остался на месте и все время смотрел вслед. Настасья несколько раз оглянулась и сообщила об этом.

А Галина Ивановна стала волноваться — откуда? Господи, что могло случиться? Только бы не дома!

—◦Настя, вы не знаете откуда? Он не говорил?

—◦Да ниоткуда!◦— засмеялась Настасья.◦— Увела я вас. Такие, как этот, слов не понимают.

—◦Напугалась, честное слово…

—◦Что — просил пойти с ним выпить немного?

—◦Да.

—◦Много таких!.. Ну и послали бы его!.. Ну, к гастроному, конечно. Нашел бы там еще двоих, раз выпить хочется.

—◦Может, так и надо бы, да неудобно: человек все ж.

—◦Выпить. Так все мужики начинают. Выпьешь — там самой весело станет. И захочется чего-то, удовольствий разных, и вообще тут и плавится душа-то. Утром потом вспомните другими словами этого человека!

Настасья сегодня оделась, как одевались в этом сезоне девушки лет шестнадцати — восемнадцати: короткая красная юбка, белая кофточка, а волосы в узелок на макушке. И что скажешь — ей шло!