— Прошло некоторое время с последней нашей встречи, — говорит она. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Я снова смотрю на часы. Прошло четыре минуты. Довольно долго для того, чтобы перестать осматривать офис, но не настолько долго, чтобы я начала нервничать или репетировать ответы.

— Эмм… конечно. В школе всё хорошо.

Доктор Киркпатрик кивает и продолжает смотреть на меня. Полагаю, это означает, что мне нужно продолжать.

— У меня прекрасные оценки, на занятиях всё замечательно, и я подала заявления во множество колледжей.

— Твой средний бал существенно улучшился с прошлого года. Исследовательская группа хорошо повлияла на тебя, — говорит она. Очень умно. Они хранят всё это в моём досье? Определённо, потому что она многозначительно смотрит в него. — Как ты чувствуешь себя в связи с этой переменой?

Ну вот, приехали. Как я себя чувствую в связи с оценками? Учителями? Картиной в этой комнате? Это может продолжаться вечно. Я убеждена, что она может найти значение даже в моём отношении к пачке картошки фри.

О тревожности я читала больше кого бы то ни было, и мне довольно трудно поверить, что терапевт собирается связать зияющие дыры в моей памяти с прошлогодними паническими атаками. Я пыталась объяснить это родителям в машине по дороге в больницу, но мама только тяжелее вздыхала в свой платок.

И вот я здесь.

— Хлоя? — переспрашивает она.

Дерьмо. Это наверняка будет отмечено. Чрезмерная пауза перед ответом на её вопрос.

— Ну, не то чтобы у меня есть на что жаловаться. У меня есть возможность поступить в большинство колледжей на востоке. Плюс я встречаюсь с Блейком, который просто замечательный.

— О, правда? — Она не выглядит удивленной. Она выглядит так, будто симулирует удивление, и это кажется странным. Вообще всё это просто странно. — Вы давно с Блейком?

— О, я не знаю… — Что чистая правда, перед Богом.

— Ты хотела бы рассказать мне о нём?

Да я бы с удовольствием. Только не могу, ведь я не знаю о нём ни одной чёртовой вещи, кроме тех, что читала в ежегоднике или школьной газете.

Но не думаю, что хочу об этом говорить. Есть нечто в положении челюсти доктора Киркпатрик, что изменилось с прошлого раза. И я готова поспорить, что это связано с новым докладом в моей карте, возможно, с тем самым, что пришёл по факсу от невролога. Так или иначе, я думаю, что гигантские провалы в памяти на порядок выше по значимости, чем случаи тревожности по шкале «Как-Напуган-Ваш-Пациент».

Прежде у меня были обычные подростковые страхи. Теперь у меня действительно настоящие проблемы.

— На самом деле, я надеялась, что мы сможем поговорить о моих провалах в памяти.

Она слегка улыбается. Совсем чуть-чуть. Так что я могу сказать, что она довольна. Подчеркнуто, именно для меня.

— Конечно. Почему бы тебе не начать с более подробного рассказа об этом?

Я кусаю губы и делаю всё, чтоб выглядеть задумчивой. По правде говоря, мне не нужно время. Я думала об этом на протяжении всей дороги сюда. Если я расскажу ей слишком много, это разрушит всё. Они начнут говорить о лечении в больнице и назначении лекарств, и я могу помахать ручкой моему выпускному году.

Я не знаю, как вдруг стала девушкой с убийственными оценками за Академический тест, но я не тупая. Это мой билет на собственный кусок хлеба с маслом в стуле как у доктора Киркпатрик. И я не собираюсь его лишаться.

Я перевожу дыхание и наклоняю голову, подгоняя моё выражение лица к искренности.

— Я чувствую себя занятой. Настолько занятой, что временами я начинаю терять память. Иногда я забываю столько разных вещей, что это пугает.

— События в школе?

— В основном разговоры. — Я заставляю лицо принять мягкое выражение. — Социальная жизнь.

— У тебя всё ещё есть время на друзей? — спрашивает она, ища что-то в моей карте. Она, должно быть, находит это, потому что её глаза находят мои. — Ты до сих пор видишься с Мэгги?

Мэгги.

— Нет, — говорю я, тяжело сглотнув. — Нет, мы с Мэгги больше не разговариваем. Слишком много дел.

Она откидывается назад, смотря на меня минуту или две.

— Вся эта занятость не даёт тебе быть счастливой, так, Хлоя?

Я киваю, потому что мой язык всё ещё не слушается меня из-за мыслей о лучшей подруге. Полагаю, теперь уже бывшей лучшей подруге.

— Как ты думаешь, что ты можешь сделать, чтобы изменить это?

— Я не знаю. Но я хочу что-то сделать. В основном с тем, что забываю происходящие события. Я надеялась, есть упражнения, которые могут помочь.

— Это великолепная идея, — говорит она. Как я и думала, она фанат упражнений. — Если тебе нравится эта идея, мы можем попробовать одно прямо сейчас. Просто расслабься и закрой глаза.

Это удобное кресло. Возможно, приобретённое специально для таких упражнений. Я закрываю глаза и следую её инструкциям, позволяя своему сознанию немного уплыть. Стараюсь отпустить сначала все проблемы в школе, затем больницу и тесты.

Звучит как полная чушь, но иногда это работает. Я видела это в прошлом году на уроках по психологии, которые я выбрала как дополнительные. И сейчас я чувствую это на своём опыте, ощущаю теплоту и расслабленность от самых кончиков пальцев, как будто в мягком нигде.

— Сейчас я буду произносить разные слова. Я хочу, чтобы ты представила себя одним из старых диапроекторов или той игрушкой с видоискателем, где ты пролистываешь фотографии с диска.

— У меня был один такой, — говорю я. — Мама купила его для длинных поездок в машине на пляж.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты представила, что ты просматриваешь его прямо сейчас. Когда я скажу слово, думай о картинке. Всего одной. Ты не должна говорить мне, что это. Достаточно увидеть это в своей голове.

— Хорошо.

Я стараюсь оставаться расслабленной. Это тяжело, потому что я взволнована. Это могло бы помочь. То есть, гарантий нет, но все может быть.

— Дом, — говорит она.

Клик. У меня перед глазами картинка заднего двора: стол для пикника с облупившейся краской и пластиковый кувшин с чаем, стоящий в середине.

— Веселье.

Я вижу себя и Мэгги, позирующих с высунутыми языками на выпускном вечере.

— Школа.

Ряды шкафчиков и плакаты университетских команд, натянутые над ними.

— Любовь.

Парень отрывает взгляд от книги. Тёмные волосы и улыбка убийцы.

Адам.

Я резко поднимаю голову, глаза широко распахиваются. Доктор Киркпатрик записывает что-то в свою книгу. Её лицо безмятежно.

— Ты в порядке, Хлоя?

— Без понятия.

***

Дом Мэгги, возможно, не лучшая идея. Но куда ещё я могу пойти? Мои родители заняты сожалением о снижении умственных способностей их абсолютно совершенной дочери. Я могу позвонить своему парню, но проблема в том, что я едва знаю его. И с тех пор, как моя ассоциация со словом «любовь» возникла с совершенно другим парнем, я абсолютно уверена, что не настолько близка с Блейком, как должна бы.

Я звоню в дверь и засовываю руки обратно в карманы пальто. Раздается эхо шагов перед дверью, перед тем как лицо миссис Кэмпбелл показывается в окне сбоку. Она выглядит удивлённой и обрадованной в равной мере.

— Хлоя! — Она открывает дверь шире и сжимает меня в объятиях, которые пахнут как в пекарне, которой она владеет. — Сколько лет, сколько зим. Заходи, дорогая.

Я тяжело сглатываю.

— Все нормально. Знаю, уже довольно поздно. Мэгги дома?

— Конечно, сладкая. Заходи, снаружи холодно.

Я захожу внутрь и встаю на ковер, в то время как она направляется к лестнице. Одумываясь на полпути, она разворачивается ко мне и наклоняет голову.

— Почему ты просто не поднимешься наверх?

— Я не уверена.

Миссис Кэмпбелл проводит своей бледной рукой по рыжим волосам и улыбается.

— Ты знаешь, что бы там ни было, вам двоим давно пора решить это. Давай, Хлоя.

Я киваю и медленно поднимаюсь по лестнице, а мама Мэгги исчезает на кухне. Даже после её слов поддержки у меня ощущение, будто я взбираюсь на свою собственную виселицу.