Та реальность, в которую я верила, и та, которая существовала, отличались, их нельзя было примирить. То же было бы, увидь я призрака, чудо, или кого-то летящим. Что-то невозможное. Голова болела, я пыталась осознать происходящее.

- Кэти, - нежный голос Томохиро прервал мои рыдания.

Он протянул руки к блокноту или ко мне. Я не могла сказать точно.

Я судорожно выдохнула и двинулась к нему. Я вложила блокнот в его ладони, металл пружины холодил мои дрожащие пальцы.

- Нельзя никому говорить, - сказал он, и я фыркнула.

- Только это тебя тревожит?

- Прошу, - снова сказал он. – Особенно Сато.

- Что ему не говорить? – отозвалась я. – Что твои рисунки оживают? Меня за такое упекут в психушку.

Он покачал головой.

- Сатоши поверит тебе, - тихо сказал он. – Он годами пытался убедиться в этом, а я всегда отрицал. Знал бы правду… Он бы отдал меня якудза в пользование. Понимаешь? Мы оба будем в опасности, если кто-то узнает.

- Узнает что?

Томохиро вздохнул, и его глаза блеснули слезами, он сморгнул их.

Дрожащим шепотом он сказал:

- Я Ками.

- Ками? – в голове закружились японские слова из моего небольшого запаса. Ками означало «бумага», но что-то еще вспыхнуло в голове. Ками еще означало «божество».

- В синто говорится о ками, - сказал Томохиро. – Их тысячи.

- Ты о божествах?

- Божества, - сказал он. – Или духи. Воплощение природы: деревьев, водопадов и тому подобного. В синто верят, что во всем есть жизнь.

- Так ты какой-то дух?

- Так лишь говорят в синто. Но все куда серьезнее. Не просто так ками означает «бумагу» и «божество», Кэти.

- Просто расскажи, Юу.

- Ладно. Самая известная ками – Аматэрасу, богиня солнца. Она часть истории о создании мира. Но не только, - Томохиро смотрел вдаль. – Аматэрасу была на самом деле. Может, не сама богиня, но настоящий человек с некой… силой. И настоящие Ками – потомки этой силы.

- Ты же шутишь?

Он вскинул брови.

- Так ты видела, что рисунки двигаются, или нет?

- Беру слова обратно.

- Были времена, когда Ками были широко известны. Мы могли… делать что-то силой воли. Я не совсем понимаю. Но все мифы содержат в себе долю правды. Рисунки, стихотворения, фольклор… так японцы пытались понять, откуда появились Ками.

- И ты – один из этих Ками, - сказала я, но он не ответил.

- Знаешь, каким было одно из условий капитуляции в конце Второй мировой войны? – спросил он. – Император Хирохито должен был публично отказаться от своего божественного происхождения. Японцы верили, что императоры – потомки Аматэрасу. Думаю, так Хирохито пытались унизить.

- То есть, так они хотели ударить по его репутации? – сказала я.

Томохиро склонился ближе.

- Ага, но это все не просто традиция. Королевская семья и есть Ками, - сказал он. – Когда Хирохито начали обвинять из-за этой силы, остальные Ками поспешили затаиться. Семьи, в которых были эти способности, скрывались, а те, кто знали правду, боялись и молчали. Но в Японии много опасных людей.

- Ты говорил, что Ишикава может заставить тебя работать на якудза, - сказала я.

- Боюсь, что так, - сказал он, и я видела панику в его глазах, все это пугало и его тоже.

- И рисунки всех этих Ками оживают?

- Не знаю точно. Лично я что-то чувствую в голове, когда рисую. Но других Ками я не знаю.

- И ты сам все это придумал, - решила я.

- Отец рассказал мне большую часть. Но я и сам пытался узнать больше, ведь всего он мне не объяснит.

- А твой отец знает об этом?

- Потому он и запретил мне рисовать, - сказал он.

- Он тоже Ками?

Томохиро покачал головой.

- Он мне так и не сказал этого, но я знаю, что мама была такой. И, видимо, ее сила передалась мне, - догадка вспыхнула в моей голове, и я боялась ее озвучить.

- Юу, - прошептала я, - твоя мама…

- Да, это связано с тем несчастным случаем.

Мое горло сжалось.

- Потому и нельзя никому говорить, Кэти. Мы в опасности.

- Но почему и мои рисунки двигались? Почему взорвалась ручка?

- Ручка – из-за меня, - сказал он. – Я не знал, как еще поступить. Если бы рисунки добрались до тебя… - ему и не нужно было продолжать. Пусть они и были маленькими, но рты их были полны острых зубов. – А потому я взорвал ручку, чтобы чернила залили их, пока они до тебя не добрались. Просто пожелал, чтобы чернила разлетелись во все стороны, этого хватило, чтобы пластмасса треснула.

- Но я не Ками, - сказала я. – Почему мои рисунки двигались?

- И это из-за меня, - сказал он, опустившись на землю и запустив пальцы в волосы. – Они реагировали на меня. Я этого не делал, но и остановить не мог. Я пытался изо всех сил сохранить секрет, но рядом с тобой я не могу толком управлять чернилами. Я пытался справиться с этим, поверь. Но когда я рядом с тобой, я не могу… все словно путается.

- Что значит «путается»?

Он вздохнул.

- Чернила что-то хотят от тебя. Поверь, я не знаю, что именно. Ты – нечто вроде магнита для чернил. И потому мне сложно управлять рисунками и… управлять собой.

- Так перестань рисовать, - приглушенно выдавила я. Из-за меня? Почему?

Томохиро пропускал травинки через пальцы.

- Я должен рисовать. Но я больше не использую тушечницу и суми. Слишком опасно. Я даже думать тогда не могу, словно мысли принадлежат не мне.

- И тогда ты порезался, - сказала я, он нахмурился.

- Я порезался о кандзи, - сказал он. – Последняя линия «меча» резко уходит влево. И когда я рисовал ее, слово врезалось в мое запястье. Хорошо еще, что не убило.

- Черт, - сказала я, садясь рядом с ним. А потом вспомнила еще кое о чем. – Коджи, - прошептала я. Он посмотрел на меня остекленевшим взглядом.

- Я был глупым ребенком, - сказал он едва слышно. – Я пытался скрыть это от него, но… он хотел, чтобы я показал ему свою силу.

Никакого проникновения на площадку, никакой сторожевой собаки. Теперь я это понимала.

Рисунок, каким бы он ни был, врезался в Коджи. Он, видимо, защитил Томохиро.

- Я никогда не говорил Сато о чернилах. Узнай он, и это стало бы смертным приговором. Сейчас я лучше контролирую эти силы. Так что не волнуйся. С тобой такого не повторится. Но Коджи… о, Кэти. Мне до сих пор снится тот миг в кошмарах.

Я взяла его за руку и повернула ладонь, отодвигая манжету рукава, чтобы видеть шрамы и порезы на его руке.

- Порой рисунки царапают или кусают меня. Тот длинный от когтя дракона.

- Дракона? – сказала я. – Как тот, чей хвост я видела? Он двигался, хотя листок был порван.

- Я не совсем понимаю, как это работает, - сказал он, глядя на шрамы. – Я порчу рисунки, но это не разрушает существ на них. Это как-то запечатывает их, удерживает в пределах страницы. Но они все равно двигаются.

Слишком много информации. Моя голова затуманилась. Она болела, но я пыталась разобраться с новыми знаниями. Я сосредоточилась на том, в чем была точно уверена.

Чирикали трясогузки, дул ветерок, я чувствовала запахи соломы и цветов, а еще шампуня и кожи Томохиро. В его одежду въелся запах благовоний, что зажигали на похоронах. Я ведь все еще держала его за руку. И его кожа была теплой.

Тепло скользнуло по моей шее к щекам. Я отпустила его ладонь, но тут же осознала, как близко мы сидели, заметила, как на ветру подергивается его ослабленный галстук. На воротнике пуговицы были расстегнуты. И я видела загорелую нежную кожу его ключицы.

- Юу, - сказала я.

- Не бойся, - попросил он. – Пожалуйста, - он поймал мою руку. Его пальцы оказались мягче, чем я думала, они нежно обхватили мою ладонь.

Я едва смогла прошептать.

- Я боюсь.

- Знаю. Но я не причиню тебе боль, Кэти. Я не позволю этой силе тебя ранить, - он прижал меня к себе, и я уткнулась лицом в его рубашку, пропитанную запахом благовоний. Его теплая шея и подбородок прижались к моим волосам, а я плечом чувствовала быстрое биение его сердца. Его сильные руки дрожали, обнимая меня, и я понимала, что он тоже боится. – Я буду бороться с этим.