Поставив кофе, я обуваю сникеры и иду к внутренней двери, ведущей в гараж.

Когда я дохожу до нее, то застываю.

Я не был здесь с самой аварии.

Рука начинает трястись.

Да я смешон.

Сжимая руку в кулак, я заставляю напряжение уйти.

Открываю дверь.

Меня сражает сильная волна спертого воздуха. Дыша этим воздухом, я дохожу до выключателя и включаю свет.

Вот она.

Моя машина. Осовремененная синяя "Шевроле Камаро" купе 1967 года.

Она продавалась в местном гараже рядом с моим домом в Бразилии, а я давно положил на нее глаз. Мой отец купил ее, когда мне исполнилось восемнадцать. Когда я переехал в Лондон, то сюда же переправил и ее. Куда бы я ни отправился, она всегда со мной.

Я могу. Мне всего-то нужно забраться внутрь, вставить ключ в зажигание и завести ее.

Отбросив страхи прочь, я стал передвигать ногами в направлении машины.

Разблокировав ее, открываю дверь.

Она источает все тот же аромат, за исключением спертого и влажного воздуха, которым пахну́ло всего на мгновение.

Глубокий вдох, и я забираюсь внутрь.

Я закрываю дверь с хлопком.

В ловушке. Огонь.

Зажмуриваясь, я игнорирую страх, застрявший в голове.

– Я могу, – говорю я себе.

Вдыхая через нос, поднимаю ключ. Пока я не пытался вставить его в зажигание, я не понимал, насколько сильно дрожит рука.

— Черт, — шиплю сквозь сжатые зубы. – Я могу.

Со мной ничего не случится. Молния не бьет в одно место дважды. А теперь перестань быть трусом, Сильва, и заводи чертову машину.

Я вставляю ключ и, прежде чем страх отговаривает меня, завожу двигатель.

Пару секунд из глушителя машины слышатся глухие выстрелы, а двигатель работает с перебоями. В эти секунды в моем разуме возникают мольбы, чтобы она не завелась.

Если она не заработает, тогда я не смогу ее вести.

Моей вины не было бы. Не было бы никакой трусости.

Машина оживает с грохотом и включается радио.

От ощущения вибраций ревущего мотора и громко играющей музыки моя голова взрывается. Образы аварии атакуют все мои органы чувств.

Я чувствую запах дыма.

Во рту чувствую привкус крови.

Грудью ощущаю давление.

Я не могу дышать.

Пальцами я стремлюсь выключить двигатель.

Открывая дверь, вываливаюсь из машины и падаю на колени. Судорожно вдыхаю воздух.

— Черт! — Кричу я и раздраженно сжимаю голову. — Черт! Черт! Черт! — Кулаком ударяю по полу, не обращая внимания на охватывающую руку боль.

И после этого теряю самообладание.

Поднимаясь на ноги, я хватаю подпирающую стену бейсбольную биту и начинаю разносить свою машину ко всем чертям.

Глаза заволокло красной дымкой, и я вымещаю все свое раздражение, боль и страхи на машине, ударяя по металлу и стеклу снова и снова. Но не имеет значения, сколько ударов я нанесу, мне не становится лучше.

Отшатнувшись, я осматриваю оставленные мной повреждения.

Машина в аварийном состоянии.

Как и я.

Это машина, которую купил мне отец – все, что от него осталось, и я уничтожил ее.

Меня охватила горечь.

Какого хрена со мной не так?

На нетвердых ногах я отправляюсь в дом и иду в свой кабинет.

Вижу все эти стоящие в ряд насмехающиеся надо мной награды.

И понимаю, что бита по-прежнему в руке.

По венам все еще струится ярость, и я направляю биту к призам, замахиваюсь на то, что осталось от моей карьеры, разношу награды на куски до тех пор, пока не вижу, что больше ничего нет, лишь разрушения.

Бита выпадает из трясущихся рук.

Мне не лучше. Только хуже, если это вообще возможно.

Я ненавижу самого себя.

Я падаю на колени посреди беспорядка, что создал. Руками держусь за голову, хватаюсь за волосы и впервые с момента аварии плачу.

Понятия не имею, как долго я там пробыл.

Вытерев лицо тыльной стороной ладони, я поднимаюсь и иду к столу.

Сажусь в кресло, открываю нижний выдвижной ящик стола и достаю бутылку виски, что храню там.

Отвинчиваю крышку и делаю долгий глоток. Затем еще один. И еще.

После, без единой мысли, из кармана вытягиваю телефон и, прежде чем осознаю, что делаю, набираю номер доктора Харрис.

— Офис доктора Харрис.

Ее секретарша.

— Возможно ли поговорить с доктором Харрис? – мой голос хриплый.

— На данный момент у доктора Харрис прием. Кто звонит?

Я стискиваю зубы.

— Леандро Сильва.

— Мистер Сильва, я могу попросить доктора Харрис перезвонить вам. Или если это срочно…

— Ничего срочного. — Я делаю очередной долгий глоток виски.

— Попросить ли ее перезвонить вам?

— Нет. Просто забудьте.

— Вы уверены? Потому что…

— Уверен, — перебиваю я ее. – Я увижусь с ней завтра на сеансе. – И тогда вешаю трубку.

Какого черта я позвонил ей?

Раздраженный, бросаю телефон на стол и выпиваю еще виски.

Здесь слишком тихо.

Тишина в этой комнате болезненна почти настолько же, насколько шум в моей голове.

Чтобы заглушить ее, я дотягиваюсь до телефона и включаю музыку.

Пальцами крепко держусь за бутылку и под звуки начинающей играть песни Эда Ширана “Bloodstream” роняю голову на стол.

Глава четвертая

«ЗВОНИЛ ЛЕАНДРО СИЛЬВА. По голосу было похоже, что он на грани, просил не беспокоить тебя информацией о его звонке, но я знала, что ты хотела бы быть в курсе».

В голове проносятся слова Сэйди. Они волнуют меня еще со вчерашнего дня, когда она мне их сказала.

Я пыталась перезвонить ему, как только она передала мне сообщение, но нарвалась на голосовую почту и пришлось записать несколько слов. Он не перезвонил.

Теперь он опаздывает на встречу. На сорок минут.

Я занимаюсь его лечением всего неделю – три сеанса, а если учитывать ознакомительный, то четыре – и до сих пор мы говорили обо всем, но только не о его непосредственной проблеме, вне зависимости от того, сколько я подталкивала его к этой теме. Мне не хотелось давить на него на первой встрече, хотелось дать ему возможность выбирать темп самостоятельно, но если ему нужно вернуться к гонкам к январю, то придется предпринять решительные действия и подтолкнуть его.

Но в случае его опозданий на сеансы ничего не получится.

Кончиками пальцев я стучу по столу, размышляя, что делать. Затем в кабинете раздается звонок телефона.

Я рывком снимаю трубку.

– Леандро Сильва пришел на встречу, – говорит Сэйди на линии.

Я пытаюсь игнорировать степень чувствуемого мною облегчения, которая гораздо выше, чем обычно бывает у меня в подобных случаях.

– Попроси его зайти.

Спустя десять секунд дверь открывается, в кабинет заходит Леандро Сильва, который выглядит потрепанно, и закрывает дверь за собой. Его одежда помята, словно он в ней спал. Его отросшие черные волосы в беспорядке, будто он встал с постели и удосужился пройтись по ним только рукой.

И все равно он выглядит привлекательно.

Как только взгляд опускается от его лица, я вижу что-то красное у верхней пуговицы на его рубашке.

Сразу же думаю о крови. Но когда присматриваюсь, понимаю, что это вовсе не кровь.

Это помада. Красная помада.

Я сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в кожу.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. Голос звучит строго.

Какого черта со мной происходит?

Я заставляю себя расслабиться.

Он закатывает рукава, открывая сильные натренированные руки, покрытые черными волосами.

– В порядке.

Он мнется у двери, которую только что закрыл, и кажется неуверенным в том, что ему делать дальше, так что я встаю из-за стола и иду к зоне с креслами.

Никаких извинений за его опоздание я не слышу и не вытягиваю их из него, несмотря на то, насколько хочу этого.