Черняков схватил Алёшу за ворот рубахи и сказал:

— То мы всё с тобой байки рассказывали, вот теперь поговорим!

Не выпуская Алёшу, он осторожно прислонил своё ружьё к валуну и, размахнувшись, ударил его по щеке.

Урез не пошёл за Алёшей: он боялся Чернякова и остался за кустами. Ему передалось волнение Алёши. Урез поджимал уши, топтался на месте, подвывал. Он не знал, что ему делать, хозяин не звал его. Но когда Алёша вскрикнул после удара и упал на камни, пёс бросился на Чернякова и ударил грудью в плечо. Черняков не успел увернуться. Он споткнулся о камень и шлёпнулся в воду.

Алёша поднялся. В глазах были слёзы. Черняков стоял, весь мокрый, по колено в воде, без кепки.

— Убери собаку! Слышишь? И ружьё не тронь! Не тобой положено!

Алёша разрядил ружьё браконьера. Два патрона были заряжены огромными свинцовыми пулями-жаканами. Ясно было, что Черняков хотел убить лося.

— Алёха, ну будет тебе! Убери этого выродка! Ну, что ты там нашёл в моих патронах?

— Что искал, то и нашёл. Урез, ко мне! Не бойтесь, не тронет, если не напроситесь.

Черняков вышел на берег, подошёл к ружью, схватил его и, недобро усмехаясь, сказал:

— Ну, Алёшка, подымать буду, а этого я не забуду. Отдай патроны!

— Не отдам! — Алёша бросил их в речку.

— И это припомню!

Когда Алёша ушёл, браконьер сел на камень и долго сидел, обхватив голосу руками. То, что он побил Алёшу, Черняков считал делом не только справедливым, но и необходимым. «Где это видано, чтобы мальчишка учил охотника, как вести себя в тайге! Ну, погоди, доберусь я до тебя, ты у меня узнаешь!.. Черняков сиял мокрую одежду, развесил её на ветках. Из руки сочилась кровь; он срезал веточку крушины, содрал кору, размял её п приложил к ране. Кровь унялась. Когда одежда высохла, он оделся, сел, закурил.

Обычно, находясь в тайге, он думал только об охоте. Рассчитывал, когда и где сделает привал. Думал о ценах на мясо, пушнину, рыбу, прикидывал, сколько получит денег. Но сейчас привычные мысли не шли ему в голову. Он сидел и долго слушал знакомые голоса реки и вспомнил почему-то своё детство…

Вот он в таком же возрасте, как и Алёша, идёт с отцом по тайге. Он уже охотник. За плечами плохонькое ружьишко. Холодно. Глубокий снег. Трудно идти на лыжах. Ещё трудней Шарику. Лайка чуть не с головой проваливается в снег.

Они идут белковать.

Показалось зимовье, занесённое снегом. Здесь они будут жить до нового года несколько месяцев.

Припомнился Саньке первый день охоты. Он выстрелил в белку и промахнулся, а отец ударил его кулаком по лицу и сказал:

— Не пускай порох с пулями на ветер! Смотри мне, за каждый промах учить буду!

Мальчишкой Саньку били несчетное число раз, а запомнилась же ему только эта обида. Он шёл на охоту, сознавая себя взрослым, добытчиком, а отец в первый же день побил его. Такое не забывается.

Отправляясь на охоту, Санька взял с собой книжку. Книжку подарил ему учитель осенью, когда Санька закончил трёхклассную школу. На титульном листе учитель написал красивыми буквами: «За успехи и примерное поведение».

Вечером, когда жарко горела печка, Санька сел поближе к огню и вытащил заветный подарок. Отец приказал:

— Дай-ка сюда, грамотей!

Санька отдал. Отец бросил книгу в огонь, сказав:

— Забудь про книги навсегда! Нам с тобой некогда книгами баловаться. Выучил я тебя, кончил три класса, теперь купец не обсчитает. Глаза на книги не порть — запорю!

Ночью Санька плакал, ему жалко было книгу с картинками. Больше он никогда уже не читал книг.

Потом припомнился день, когда отец убил лосиху. Они с отцом снимали с неё шкуру, а возле на тоненьких ножонках стоял лосёнок. Как радовался Санька этому лосёнку! Вся деревня сбежалась смотреть на него.

Прошло полгода, и отец сказал:

— Бери, Санька, ружьё.

Санька взял ружьё, покорно пошёл за отцом. Лось ел сено за домом у стога.

— Бей! — приказал отец.

Санька дрожащими руками поднял ружьё и убил лося.

Спустя несколько дней после гибели лося Санька взял ружьё и пошёл в тайгу. Стояло лето, на охоту был запрет, а он подстерёг и убил кабаргу.

Отец похвалил:

— Молодец, добытчиком растёшь!

С тех пор Санька не знал жалости ни к зверью, ни к птице.

Что это? — спросил себя Черняков. — Отцу надо спасибо сказать, что учил сызмала, человеком сделал. Дом свой, достаток поболе, чем у председателя колхоза… А быка я подожду». Браконьер потянулся, зевнул и скоро уснул, прислонясь спиной к сухой ёлке. Он привык спать, сидя у костра.

Второй раз направился к броду старый лось. Он не мог больше оставаться возле Синего ключа: овода, как буравами, сверлили его кожу. Успокоенный тишиной и всё же не веря этой обманчивой тишине, лось бесшумно двигался по берегу Синего ключа. У берега он остановился, высунул голову из-за куста крушины, осмотрелся, потянул носом. Ветер дул по долине от Байкала и уносил запах охотника. Лось вышел на береговую гальку, заметил сидящего человека и не испугался: в позе человека он не увидел угрозы. Голова его поникла, весь он обмяк. Подойдя ближе, старый лось расслышат, что человек издаёт тихий храп, и это его не испугало. Лось прошёл совсем близко от спящего, не спеша перешёл реку и скрылся в тенистой пади, где можно отдохнуть от злых оводов и подремать до вечера.

Алёшин дедушка сидел на бревне у избушки, срубленной из неоструганных брёвен, с односкатной крышей из корья. В двух шагах от него горел костёр, на углях мурлыкал чайник. Прибежал Урез, ткнулся холодным носом в руку Гурия Андреевича и забежал в зимовье, потом стал осматривать и обнюхивать каждую валежину, каждый пенёк, вертя хвостом. Вокруг зимовья водилось множество бурундуков. Несколько земляных белочек жили в самом зимовье, выкопав там себе норки. Забавные зверьки то и дело мелькали на ветках, бегали по крыше. Приход гостей, видно, доставлял бурундукам большое удовольствие. Они пронзительно свистели. убегая от Уреза. К костру, махая хвостом, подошла пёстрая корова и стала боком к огню, чтобы избавиться от комаров.

Показался Алеша и закричал:

— Здравствуй, дедушка! Нашлась беглянка, пропащая душа!

— И корова нашлась, и ты явился. Думал, неужто заплутался где? Ну, давай чай пить.

— Давай! И совсем я не плутал, только у Синего ключа задержка получилась. — Алёша вошёл в избушку, повесил ружьё на деревянный гвоздь в стене.

На полочке возле печки-каменки стояли кружки, банка с солью, берестяная коробка с чаем, спички. С потолка свешивались мешочки с сухарями, солёным салом, сахаром, чтобы не достали бурундуки. Здесь хранился НЗ — неприкосновенный запас.

Каждый охотник мог зайти сюда, развести огонь, а в случае нужды и поесть.

Алёша взял кружки, коробку с чаем, снял мешочек с сахаром. Кружки запылились за зиму. Алёша сполоснул их кипятком, заварил покрепче чаю. И они стали есть, расположившись возле костра.

Алёша рассказывал о своих сегодняшних приключениях. Гурий Андреевич ел и внимательно слушал, иногда вскидывая густые седые брови. Вот он нахмурился и сказал:

— Да этого лося я лет десять знаю, прошлый год из нашего стога всю зиму сеном кормился.

Но когда Алёша расписал свою стычку с Черняковым, как тот «улетел на середину реки и шлёпнулся в воду», дедушка разгладил усы и улыбнулся.

— Молодец Урезка!

Урез замахал хвостом. Алёша бросил ему кусок хлеба. Два бурундука подкрались к мешочку с сахаром.

— Ах вы! — радостно закричал Алёша. — Смотри, дедушка, всё растащили!

Бурундуки бросились в разные стороны. Урез кинулся было в погоню, да у него разбежались глаза, и он остановился, сконфуженно махая хвостом.

— Весёлый народ, — сказал Гурий Андреевич. — Ведь никогда в жизни сахара не видали, а сразу разобрали, что это за продукт. Тоже соображают, проказники.