— Что с танками? Вы их бросили?

— Полк занял оборону на восточном берегу канала Шарвиз. Активных действий противник пока не предпринимает, — доложил он устало.

Я молча крепко пожал ему руку и приказал отвести изрядно потрепанный 18-й полк в район Мартонвашар, а Лещенко приказал спать.

Но спать подполковнику пришлось всего два или три часа. Через связного штаба корпуса я получил сообщение, что возле озера Веленце несколько наших подразделений попали в окружение. Свежих сил у нас в резерве не было. Пришлось будить Лещенко и приказать ему идти на выручку отрезанным от основных сил подразделениям.

В один из последних дней третьего контрудара фашистов перед 1-м гвардейским мехкорпусом была поставлена задача усилить 5-й гвардейский кавалерийский корпус. Части корпуса снова собирались вместе, в единое подвижное соединение. Я отдал приказ бригадам и танковым полкам, разбросанным по всему плацдарму, концентрироваться в районе Секешфехервара. Выполняя приказ, бригады и танковые полки сдавали свои участки обороны другим частям и подразделениям.

20-й танковый полк сдавал участок 2-му мотострелковому батальону 2-й гвардейской механизированной бригады, которым командовал гвардии майор Е. Я. Лишенко. В задачу батальона Лишенко входило удержать хотя бы в течение двух-трех часов оставленный 20-м танковым полком рубеж, воспрепятствовать перегруппировке на этом рубеже сил противника. Задача была не из легких, учитывая, что мотострелковый батальон не имел средств усиления, к тому же для батальона этот участок был слишком широк: построить сплошную линию обороны комбат не мог, и в некоторых случаях ему пришлось ограничиваться созданием отдельных очагов сопротивления.

Но Лишенко был полон решимости выполнить боевой приказ. Он ободрял своих бойцов, говорил им:

— Строения в этом местечке крепкие. Каждый дом — это ваша крепость. Патронов и гранат хватит, но больше используйте трофейные фаустпатроны, Фашисты их изобрели, теперь пусть на себе испытают.

Сдача участка подошла к концу, офицеры-танкисты стали прощаться с Лишенко.

— У него тут до сотни танков, — сказал кто-то комбату. — Конечно, они не все на твоем участке, но тебе и половины хватит.

— Это я знаю, — весело ответил Лишенко, — но умирать гвардейцу пристало с музыкой!

Батальон Лишенко успешно оборонял свой участок до самого вечера. Ночью противник обнаружил, что справа и слева у батальона нот соседей. Вражеская пехота на бронетранспортерах и большие группы автоматчиков стали окружать гвардейцев, намереваясь отрезать их не только с флангов, но и с тыла.

По вспышкам выстрелов и гранатных разрывов, по трассам автоматных очередей, сверкавших в снежной метельной мгле, майор Лишенко, находившийся на своем наблюдательном пункте, быстро разгадал замысел противника, немедленно разослал связных к командирам рот, и батальон, быстро перестроив свои боевые порядки, занял круговую оборону.

Гвардейцы отсекали пехоту от танков. Это им удавалось сделать в одном месте, но уже в другом вражеские автоматчики просачивались между очагами сопротивления батальона. Бой шел у каждого окопа, возле каждого занятого гвардейцами дома. Местами перестрелка переходила в рукопашную схватку.

…Около полуночи радиостанция штаба 2-й мехбригады приняла от Лишенко радиограмму. Майор просил артиллеристов нанести удар по скоплению немецких танков и назвал по кодированной карте квадрат. Начальник артиллерии майор Амосов немедленно передал команду на огневые позиции артдивизиона, и уже через несколько секунд батареи открыли огонь.

Минут десять спустя гвардии майор Лишенко открытым текстом передал:

— Понес большие потери. Боеприпасы кончаются. Мой КП окружен «тиграми». Выходить некуда. Прощайте, дорогие друзья! Мы не сдадимся… Мы не сдадимся… Бейте их! Бейте фашистов! Давайте огонь на меня! Огонь на меня!

Командир бригады полковник А. Т. Худяков вынужден был выполнить просьбу героя: резервов у него не было, помочь батальону он не мог.

Гвардейцы Лишенко сделали все, что могли, в этом неравном поединке. Когда участок, который оборонял батальон, снова перешел в наши руки, однополчане обнаружили там следы жесточайшего боя. Там и здесь стояли сожженные бронетранспортеры, забитые сгоревшими и убитыми фашистами, еще чадили разбитые «тигры», кругом валялись трупы солдат противника и наших гвардейцев. В груде мертвых тел нашли и самого Лишенко — он был исколот штыками. В одном из полуразрушенных домов лежала санинструктор Шурочка. Возле нее несколько гранат, — видимо, и она сражалась до последней возможности. Фашисты надругались над телом убитой: у Шурочки были вырезаны груди, распорот живот.

Чудом уцелело только несколько бойцов Лишенко, они-то и поведали героическую историю боя батальона с превосходящими намного силами противника.

Несколько дней спустя после гибели майора Лишенко был тяжело ранен (в четырнадцатый раз!) командир 2-й мехбригады гвардии полковник Худяков, только что награжденный орденом Суворова. Худяков иногда шутил: раз тринадцатая рана оказалась несмертельной, то теперь живым и невредимым он дойдет до конца войны.

Вместе с начальником артиллерии бригады гвардии майором Амосовым Худяков пришел в боевые порядки мотострелкового батальона, чтобы уточнить направление предстоящего наступления, поставить задачу комбату, увязать взаимодействие артиллеристов и пехоты.

Несколько винтовочных снайперских выстрелов раздались со стороны противника, когда командир бригады на минуту выпрямился во весь рост в траншее. Пуля попала Худякову в голову.

Солдаты вынесли тяжело раненного комбрига из-под обстрела, и уже на следующий день он был самолетом доставлен в Москву. Его спас наш добрый гений академик Николай Нилович Бурденко.

Но воевать больше Александру Тимофеевичу Худякову не пришлось — врачи отправили его домой.

Я высоко ценил командира 2-й гвардейской мехбригады полковника Худякова. Он был достойным преемником погибшего в 1942 году полковника Вайцеховского. Читатель помнит, что у него в свое время Худяков был начальником штаба. Мы очень переживали потерю А. Т. Худякова — не знавшего страха, опытнейшего, эрудированного, рассудительного командира.

Кстати, вместе с А. Т. Худяковым в 1-м гвардейском мехкорпусе служила в 1943–1945 годах и его дочь.

В тяжелых боях за Будапешт в конце января 1945 года корпус понес немалые потери в людях и технике. Наши самоотверженные ремонтники круглые сутки занимались восстановлением боевой техники, их стараниями многие танки и орудия снова возвращались в полки и дивизионы, но все же очень много боевых машин и пушек нельзя было вернуть в строй. Тогда-то у артиллеристов корпуса родилась идея наращивания нашей огневой мощи за счет огневых средств самого противника.

— Сколько трофейной техники простаивает, товарищ генерал, — начали убеждать меня артиллеристы. — У нас в дивизионах она известна…

А меня убеждать не было нужды — идея была мне по душе. Я отдал приказ, и в очень короткое время были сформированы орудийные расчеты из состава резерва артиллерии корпуса и мотострелковых подразделений. Новую артиллерийскую часть возглавил гвардии полковник А. А. Верба. Он собрал лучшие образцы трофейной артиллерии, в общей сложности более 60 стволов. Благо что снарядов для них было больше чем достаточно. В течение самого короткого времени полковник Верба научил своих людей обращению с немецкой техникой и в феврале вывел трофейные орудия на огневые позиции. Это была нештатная единица, но по численности расчетов она равнялась почти двум артполкам.

Трофейная артиллерия была впервые испробована в деле возле местечка Сильора. Орудия были установлены в ряд для ведения огня по скоплению войск противника. Расход снарядов для трофейной артиллерии не лимитировался, поскольку они были в избытке. Вечером я отдал приказ всем артиллерийским средствам на этом участке франта начать с рассветом артналет. Еще в темноте, когда небо только-только стало светлеть, началась 20-минутная артподготовка с закрытых позиций. По данным наших наблюдателей, артналет был очень эффективным. Горели бронетранспортеры и автомашины, взрывались склады боеприпасов, горели танки. Артиллеристы, обслуживавшие трофейные орудия, полностью справились со своими обязанностями — били они бывших хозяев пушек весьма метко.

Артналет, в котором значительная доля огня принадлежала трофейным орудиям, позволил нашим танкам и пехоте быстро и без больших потерь атаковать и потеснить противника.

13 февраля на холмах Буды, в районе Замка и королевского дворца прозвучал последний выстрел. Командующий Будапештской группировкой немецко-фашистских войск генерал-полковник Пфеффер-Вильденбрух выбрался из подвала военного училища святого Людовика и сдался вместе со штабом.

Битва за венгерскую столицу завершилась. Наш корпус был отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего в числе наиболее отличившихся соединений. За отличные боевые действия при овладении Будапештом корпус был награжден орденом Кутузова II степени, а его три самоходно-артиллерийских полка — орденами Суворова III степени.

Наступила кратковременная передышка.