Пока препод ушел в отдельный кабинет справляться со своими безотлагательными делами, я быстро поставил на кухне чайник, ведь вряд ли Алексей Павлович галантно свалит через минуту, как обещался. А потом пошел прятать по ящикам и шкафам палевные мужские вещи. Думаю, получилось неплохо, по крайней мере, не рассматривая все досконально, не понятно, кто живет в этой квартире. Мебель и обстановка советских времен может встретиться у любого человека, а фотки, обувь и одежду я успел спрятать.
Как только я вернулся на кухню и достал пару чашек, чтобы приготовить чай, услышал, как дверь ванной открылась и через несколько секунд препод уже стоял позади меня, так по-домашнему обняв меня со спины и зарывшись носом в мои волосы.
— Ты извини, Тонь, но я просто не смогу сейчас вот так сразу уйти. Ты не против, потерпеть меня еще вечерок? — Чувствую на своей щеке его ладонь, которая аккуратно поворачивает мое лицо навстречу его нежным губам, тут же дарящим мне невинный нежный поцелуй.
Я не стал даже доставать мобильник, чтобы написать ему ответ, к чему слова, если в моих глазах и так можно все прочитать. Я готов, чтобы он остался, хоть на вечность. Только он сам этого не захочет…
Заварив чай, я жестом указал Алексею Павловичу, чтобы он проходил в комнату, и сам последовал за ним. Думал, мы сейчас попьем чай, посидим немного, поделимся друг с другом парой историй, набирать которые, кстати сказать, у меня уже палец отваливается, ну и разойдемся, то есть, он уйдет, а я, наконец, смогу снять с себя это шмотье.
Но не тут-то было. Как только, за неимением в комнате стульев, мы примостили свои заднички на мою кровать, сразу было забыто обо всех мыслях и о чае в том числе. Я видел перед собой только два изумруда самых красивых глаз, причем, они с каждым мгновением становились все ближе и ближе. Когда они стали совсем близко, я прикрыл глаза, и сразу почувствовал прикосновение его губ к своим. Странно, что за столь короткое время, его поцелуи стали для меня такими привычными и такими необходимыми. Но, если обычно они были хоть и нежными, страстными, но все же быстрыми, то сегодня он понимал, что спешить некуда и растягивал удовольствие для нас обоих.
Впервые за все наши поцелуи, я одновременно ощутил прикосновения к своему телу. Это было как вспышка. Ярко. Возбуждающе. Незабываемо. Пока его язык хозяйничал у меня во рту, как на своей территории, его руки изучающе поглаживали мою спину. Мурашки покрыли меня с ног до головы, а член начал предательски подниматься. И я, впервые за все это время, оказался рад, что на мне была юбка, так удачно скрывающая от Алексея Павловича то, чего видеть ему не стоит.
Поглаживания плавно перешли на бедра, при этом рука препода внаглую забурилась под юбку, и я, поглощенный поцелуем, абсолютно упустил момент, когда она поползла чуть выше, и очнулся только тогда, когда понял, что его широкая ладонь накрывает мой вставший член. В мгновение поцелуй прекратился. Я испуганно распахнул глаза и успел заметить только два зеленых омута, в которых застыло удивление, смешанное с паникой.
В следующую же секунду меня оттолкнули и сразу после этого я ощутил неслабый удар в скулу. Я даже не собирался защищаться, ведь понимал, что это только моя вина, я слишком заигрался. Наверное, я вообще не должен был начинать играть… Но соблазн был так велик…
И вот теперь я просто лежал и ждал очередного удара. Но его не последовало. Не прошло и минуты, как я услышал громкий хлопок входной двери. Он ушел.
часть VII
Какой же я все-таки придурок. Зачем я тогда повелся на Алискины уговоры?.. Хотя нет, нужно было остановить все еще раньше, тогда, когда Алексей Павлович пьяный по ошибке зашел ко мне в ванную комнату, а я ведь трезвый был, но не оттолкнул, воспользовался моментом. А потом… и говорить не хочется.
Нельзя так играть с людьми. Ведь наверняка он тоже уже чувствовал что-то к своей новой знакомой. И не важно что: симпатию, жалость, влечение, какая разница, главное, что это человеческие чувства. А я будто посмеялся над ними. Посмеялся над ним…
Мало он мне врезал. За такое можно было и хорошенько избить. И он был бы прав. Да я и сам себе бы добавил… Как же сильно, оказывается, я привязался к нему за это короткое время. Нет, я не говорю сейчас о любви. Это слишком большое и сильное чувство, которое не может возникнуть за три коротких встречи. Но сердце в груди заходится в бешеном ритме, как только я вижу его. А тело реагирует на его прикосновения так, словно его руки заточены точно под меня. И разум… разум ни на секунду не дает мне забыть о нем, о его глазах, его голосе, его руках…
Нельзя было заводить все так далеко.
Не стоило этого всего вообще начинать.
С этими мыслями я провалялся до самого утра, не в силах заснуть, не в силах забыть. Иногда хватал в руки телефон, хотелось извиниться, хотелось объяснить, что это не развод, что все иначе. Но приходилось самому себя одергивать. Ну что я ему могу сказать? Любое объяснение будет звучать бредово. Да и не уверен я, что ему нужны эти объяснения. Он, вообще, скорее всего, уже удалил мой номер.
Терзая себя мыслями и переживаниями, уснуть я смог практически перед началом учебного дня. И к черту. Не пойду. Не хочу никого видеть. Не хочу ни с кем разговаривать. Спать… Буду просто спать. Так легче.
Разбудил меня громкий стук в дверь. Казалось, что за ней стоит какой-нибудь качок, из-за отсутствия мозгов решивший, что моя дверь — боксерская груша. Открыл, даже не посмотрев в глазок. Для чего? Все равно хуже, чем сейчас, мне вряд ли будет. К моему удивлению, силачом-тяжеловесом, что едва не выбил мне дверь, оказалась Лилька. И как это ей удается? Она же весит как пакет молока, откуда только силы берутся. А лицо… Ох, что-то совсем недоброе у нее выражение лица. Ну что ж, я же знал, что она придет на меня поорать, так что я готов к ругани и, возможно, моему избиению. Но, только открыв рот, очевидно, для ее любимого «Савин, ты сволочь», она его тут же закрыла, внимательно вглядываясь в мое лицо.
— Он все узнал, да? — Спросила, легко прикоснувшись кончиками пальцев к моей левой щеке.
Я ненадолго завис. Никогда Лилька не отличалась экстрасенсорными способностями. Погодите-ка… Подошел к зеркалу. Так и есть. Под левым глазом гордо красовался фингал. А я-то думал, чего глаз так распух, может, спал неудобно… Наивный.
— Угу. Как видишь… Ладно, поднимай свою челюсть с коврика и проходи.
— Пиздец. Мне даже орать на тебя перехотелось… — А как грустно сказала-то. Я невольно улыбнулся. Орать на меня — это же главное Лилькино хобби. Считай, конфетку у ребенка отобрал. — Но, Савин, если ты еще хоть раз проигнорируешь мой звонок, я тебе телефон к уху приклею.