— Николай, ты присядь, — предложил мне председатель собрания Андрей Рубан.

— Погибать нам никак нельзя, товарищ Шмелев, — продолжал Шевригин. — Главное сейчас — сделать каждый боевой вылет таким, чтобы наземные войска по-настоящему почувствовали нашу реальную помощь в разгроме оккупантов. Для этого требуется вложить в каждый удар всю силу ненависти к врагу. Так учит нас партия. Сегодня мы принимаем тебя в ее боевые ряды. Теперь, когда ты пойдешь в бой, все будут знать: это летит не просто летчик, а летчик-коммунист! Вот какое дело, товарищ Шмелев, понял ты нас? Думаю, что понял.

«Да, я понял, дорогие мои друзья, — подумал я, — понял и благодарю вас за большое доверие. Я его сумею оправдать».

Слово взял наш комсомольский вожак Миша Егоров.

— Мне думается, что мы не ошибемся, приняв в партию Николая Шмелева. С тех пор, как приняли его кандидатом, я внимательно наблюдал за ним…

«А ведь я-то и не подозревал, что меня проверяет боевой друг», — подумал я.

— …Парень-то он, Шмелев, правильный. И воюет правильно. Но дело не только в этом. Я о другом. Бывают еще у него заскоки. Помните, как ему не понравилось летать с молодым штурманом? Или, например, тот случай, когда он показал «высший пилотаж»? Так вот, дорогой товарищ Шмелев, пойми, что нас, коммунистов, в полку много и мы у всех на виду. С нас берут пример. Нам доверяют во всем. Надо ценить такое доверие, — закончил Михаил.

И я еще раз подумал: «Спасибо, товарищи, большое вам спасибо за теплоту и строгость. За великое доверие. Я его оправдаю!»

Через день начальник политотдела дивизии вручил мне партийный билет. День 23 августа 1943 года стал для меня праздником на всю жизнь.

…День сменялся днем. Шел сентябрь. Мы продолжали оказывать посильную помощь наступающим частям Брянского фронта. Напряжение в боевой работе не спадало.

В эти дни нам довелось выполнить одно не совсем обычное задание.

Часа в два дня шестнадцатого сентября Алексея Зайцева и меня срочно вызвали в штаб полка. Начальник штаба подполковник Лопаткин, улыбаясь, сказал:

— Сейчас звонил командир дивизии и приказал немедленно направить вас к нему. Вылетайте без задержки. Дворецкий уже готовит самолет…

Через час мы были в дивизии. Зачехлили машину и молча пошли к комдиву. Молчание прервал Алексей:

— Смотри, Коля, подкова! — обрадованно проговорил он и на ходу поднял ее. Подкова была такая большая, что Алексей от удивления остановился:

— Вот это да! Слона, что ли, ковали? Обязательно возьмем с собой. Уж если на подкову должно клюнуть счастье, то именно на такую.

Алексей обтер находку рукавом и засунул в планшет.

Комдив располагался в просторной крестьянской избе. В переднем углу стоял стол с телефоном, а небольшой обеденный столик притиснулся к стене. Рядом стояла кровать и два стула.

Воеводин встретил приветливо:

— Кто чай любит? Заварка — первый сорт. Не из Москвы будешь? — спросил он меня, хотя об этом знал давно.

— Так точно.

— Тогда у нас с тобой разговоров до вечера найдется. А теперь садитесь… Садитесь…

«Неужели нас вызвали только затем, чтобы чаи попивать?» — недоумевали мы.

Наконец Воеводин встал и подошел к своему рабочему столу. Поднялись и мы. Александр Алексеевич набил трубку, раскурил ее и развернул карту.

— Вот тут, за линией фронта, примерно в пятидесяти километрах северо-западнее Брянска, — ткнув карандашом в карту, начал Воеводин, — находится большой отряд наших конников. Ваша задача: любой ценой доставить им пакеты с документами и запасные части к радиостанции. Полетите, как только стемнеет. О посадке не беспокойтесь. Кавалеристы вас встретят. Место посадки будет обозначено кострами. Ваш сигнал — зеленая ракета, ответный с земли — белая. Помните, что задача должна быть выполнена при любых обстоятельствах, во что бы то ни стало. Вот карта, готовьтесь…

Задание было не из привычных. Одно дело — летать в тыл врага, сбрасывать бомбы, мешки, наконец, парашютистов, другое — садиться там. Когда мы вышли на улицу, я спросил Алексея:

— Ну как, все понял?

Алексей засунул пятерню под шлем и почесал затылок, затем достал из планшета подкову:

— Не пойму что-то. Повезло нам или нет… Кавалеристов-то мы найдем. А вот где садиться будем? Ведь там не то что площадки приличной, поляны-то, наверно, не найдешь. Я думаю, что конники не особенно разбираются в аэродромах… Тут надо подумать.

И Алексей, размахнувшись, далеко зашвырнул подкову. Озадаченные, шли мы к самолету. Недалеко от него стояли трое: два автоматчика и незнакомый полковник. Увидев нас, полковник шагнул навстречу:

— Кто из вас Шмелев?

— Я.

Полковник отвел меня в сторону:

— Я представитель штаба фронта. Начальник штаба приказал, чтобы вы передали устно командиру кавалерийского корпуса: время совместного удара при передаче радиограммой будет закодировано условной фразой. Запомните условный код.

Я несколько раз повторил, что мне было сказано, и пошел к самолету. Алексей внимательно осмотрел машину, проверил груз, который мы должны доставить.

Взлетели. Линия фронта… Болота, леса…

Справа по курсу наш лес! — и Алексей выпустил зеленую ракету. Никакого ответа.

Решили «зацепиться» за лес, построили над ним маршрут, по кругу, ожидая условленных сигналов. Томительно ползли минуты. Лес молчал.

— Давай еще ракету.

Снова Алексей послал зеленый светящийся шар. Ответа не последовало и на этот раз. Повторил с небольшими интервалами еще два раза. И все безрезультатно. Самолет снизился метров до шестисот, но внизу по-прежнему все было черно. Даже по самолету никто не стрелял. Пройдя немного к центру леса, увидели беловатое пятно. Поляна! Снизились, пытаясь разглядеть ее.

Надо же присмотреть на всякий случай хотя бы запасную посадочную площадку. Алексей направил вниз белую ракету. Ракета осветила поляну, и в тот же миг со всех концов по нашему самолету началась стрельба.

Положил машину в крутой разворот. Поляна скрылась.

Сели на аэродром почти с пустыми баками. Пошли на командный пункт. Воеводина там не оказалось. Я облегченно вздохнул: по телефону докладывать как-то легче. Взял трубку и назвал позывной комдива.

— Товарищ полковник, ваше задание не выполнено, — выложил я сразу, как только услышал в трубке знакомый голос.

— Что? — переспросил Воеводин. — Немедленно в воздух, найти кавалеристов и выполнить задание любой ценой…

Совсем недавно мне удалось ознакомиться с воспоминаниями генерала армии М. М. Попова — бывшего командующего войсками Брянского фронта. Вот что говорится в них о положении кавалерийского корпуса, который мы разыскивали: «Немецким войскам, начавшим отход из района Людинова и вынужденным прорываться на запад, удалось на какое-то время отрезать кавалерийский корпус от его тылов и наступавших за ним стрелковых дивизий, что причинило нам немало беспокойства…Упорный характер боев кавалерийского корпуса в условиях крайнего недостатка боеприпасов вызвал беспокойство в Ставке. Она неоднократно запрашивала нас о судьбе конного корпуса, о положении на плацдарме и предупреждала о необходимости обеспечить корпус всем нужным для боя и скорейшем выходе к нему стрелковых дивизий. Мы со своей стороны заверили Верховное Главнокомандование в том, что принимаем действенные меры для развития операции и выхода главных сил 50-й армии ка соединение с конницей».

Вот, оказывается, причина, которая вывела тогда комдива из свойственного ему равновесия и вынудила говорить с нами на высоких тонах: решалась судьба кавалерийского корпуса.

…Мы не шли, а бежали к самолету. Машина была уже заправлена.

— Что тебе сказал полковник? — спросил Алексей, когда мы поднялись в воздух.

— Во что бы то ни стало выполнить приказ.

Прилетели в район «нашего» леса, нашли посадочную площадку. Переведя самолет в планирование, бесшумно снизились до бреющего. Можно садиться. Но что-то уж очень подозрительно молчал лес. Не верилось, что так легко и быстро можно было выполнить задание.