Так каждая женщина восхваляла доблесть своего родственника. А вернувшиеся воины, усталые, голодные, но гордые своим успехом, довольные, что они опять дома, расходились по своим палаткам, где их верные женщины — матери, жены, сестры спешили приготовить им мягкое ложе, принести свежую воду и подать праздничный обед из отборного мяса, пеммикана и сушеных ягод. Женщины, счастливые и гордые, не могли усидеть на месте; время от времени какая-нибудь из них выходила и, проходя между палатками, снова пела хвалу своему любимому.

Как только один из отрядов возвращался, другие индейцы, побуждаемые удачей вернувшихся и соперничая с ними, составляли новый отряд и отправлялись в поход против кроу, ассинибойнов [21], кри или какого-нибудь из племени по ту сторону Хребта мира, как они называют Скалистые горы. Поэтому я не удивился, когда однажды утром мои друзья сообщили мне, что собираются отправиться в набег на ассинибойнов.

— И если хочешь, — сказал в заключение Говорит с Бизоном, — ты можешь отправиться с нами. Ты ведь помогал своему другу выкрасть девушку, ты можешь также попробовать угнать лошадей!

— Я еду с вами, — ответил я.

Когда я рассказал Ягоде о своем намерении, он и его жена стали энергично возражать.

— Ты не имеешь права рисковать своей жизнью, — сказал он, — из-за каких-то лошаденок.

— Подумайте, как ваши родные будут горевать, — сказала его жена, — если что-нибудь с вами случится.

Но я уже твердо решил отправиться, и так и сделал. Не ради стоимости лошадей или другой возможной добычи, — меня привлекала острота и новизна этого предприятия. Нас было тридцать человек; предводительствовать нами, быть начальником отряда, должен был Мощная Грудь, суровый, опытный воин лет сорока. Ему принадлежала магическая трубка, которая, как считалось, обладала большой силой. Он носил ее с собой во многих походах, и она всегда приносила ему и его отряду удачу, помогала им выйти невредимыми из столкновений. Но несмотря на все это, нам пришлось пригласить старого знахаря помолиться вместе с нами в священной паровой палатке перед выступлением в поход и поручить этому знахарю молиться за нас ежедневно. На этот ответственный пост мы пригласили старика Одинокого Вапити — его магия была очень могущественной и уже много лет оказывалась угодной Солнцу.

Паровая палатка была недостаточно велика, чтобы вместить нас всех. За один раз в нее входила только половина отряда. Я со своими двумя друзьями оказался в последней группе. У входа в паровую палатку мы сбросили свои кожаные плащи или одеяла — больше на нас ничего не было, — пролезли через низкий вход и молча расселись кругом внутри; в палатку подавали раскаленные камни и бросали их в яму посредине палатки. Одинокий Вапити начал обрызгивать их, макая в воду хвост бизона. Удушливый горячий пар окутал нас, и Одинокий Вапити запел молитвенную песню, обращенную к Солнцу, к которой мы все присоединились. Затем старик долго и сосредоточенно молился, призывая Солнце быть к нам милостивым, провести нас невредимыми через все опасности и даровать нам успех в нашем предприятии.

После молитвы Одинокий Вапити набил магическую трубку, зажег ее поданным снаружи углем, и трубка пошла по кругу; каждый из нас, выпустив дым к небу и к земле, произносил короткую молитву к Солнцу и Матери-земле. Когда пришел мой черед, я тоже помолился как умел, вслух, как и все остальные. Никто не улыбался. Товарищи мои верили, что я искренне считаю себя одним из индейцев, говорю, думаю и поступаю, как они. Я хотел узнать этот народ, узнать как следует, и я считал, что единственный путь для достижения этой цели — пожить некоторое время их жизнью. Итак, я горячо помолился Солнцу, думая о том, чему меня учили когда-то в далекой отсюда стране: «Да не будет у тебя других богов пред лицом моим» и т. д. Когда-то я верил во все это и слушал по воскресеньям проповеди пресвитерианского проповедника, грозившего нам геенной огненной и страшным гневом мстительного бога. Прослушав такую проповедь, я боялся ложиться спать, ожидая, что во сне меня схватят и ввергнут в погибель. Но все это теперь было в прошлом. У меня не было ни веры, ни страха, ни надежды, так как я пришел к выводу, что человек может сказать только одно: «Я не знаю». И я охотно молился Солнцу, следуя своему плану.

Осень уже шла к концу, и мы считали, что ассинибойны сейчас далеко, где-нибудь около устья Малой реки, так черноногие называют реку, которую мы зовем Милк. Решено было поэтому отправиться верхом, а не пешком. Излюбленный для набегов способ передвижения был пеший, так как отряд при этом не оставляет следов и может успешно скрываться в дневное время.

Однажды вечером, предводительствуемые начальником отряда, мы выступили, направляясь на юго-восток по темной равнине параллельно реке. Мои товарищи не были похожи на изукрашенных бахромой и бусами, расцвеченных и убранных орлиными перьями воинов, о каких мы читаем в книжках или каких видим на картинках. Они были одеты в простые будничные леггинсы, рубашки, мокасины и плащи из одеял или шкуры бизона. Но к седлам у них были привязаны красивые военные наряды, а в трубках из сыромятной кожи лежали головные уборы из орлиных перьев или рогов и хорьковых шкурок. При вступлении в бой, если на это было время, воины облачались в военные наряды. Если времени не хватало, то наряд брали с собой в сражение, так как все части его считались могучими талисманами, особенно рубашка, на которой бывает написано краской видение владельца. Это какое-нибудь животное, или звезда, или птица, явившиеся индейцу во время долгого поста, обязательного при переходе от беззаботной юности к ответственной жизни воина.

Мы быстро ехали всю ночь, и утро застало нас недалеко от устья реки Марайас. Со всех сторон были мирно отдыхающие или пасущиеся бизоны и антилопы; очевидно, нигде по близости не было людей.

— Сегодня нам нет нужды прятаться днем, — сказал Мощная Грудь и, отрядив одного из людей наблюдателем на край обрыва, повел остальных вниз в долину, где на берегу реки все, кроме Хорькового Хвоста и меня, расседлали и пустили лошадей; нам же велено было добыть мяса. Заряд пороху и пуля много значит для индейца; так как у меня было много патронов для моего ружья Генри и я мог получить их еще вдоволь, то на мою долю выпала приятная обязанность добывать мясо. За мясом не нужно далеко ходить. Меньше чем в полумиле отсюда мы увидели небольшое стадо антилоп, спускавшихся в долину на водопой. Прячась за кусты ирги (канадской рябины) и диких вишен, мне удалось подобраться к стаду на сто ярдов и застрелить двух хороших антилоп-самцов. Мы взяли мясо, языки, печень и рубцы и вернулись в лагерь. Скоро все занялись поджариванием любимых кусков на огне — все, кроме Мощной Груди. Ему всегда полагалось лучшее мясо или, если он хотел, язык. Мясо готовил для него юноша, впервые вышедший на военную тропу учиться военному делу; юноша этот носил для начальника воду, ходил за его лошадью, был по существу его слугой. Начальник отряда — важное лицо, почти столь же недоступное, как генерал армии. В то время как все остальные болтают, шутят и рассказывают разные истории у костра, он сидит в стороне, а если хочет — у особого костра. Много времени он проводит в молитве и размышлениях о смысле своих сновидений. Часто бывает, что вдали от дома, накануне вступления во вражескую деревню, начальнику отряда приснится сон, который заставит его повернуть с отрядом назад, не сделав даже попытки достигнуть своей цели.

Покинув реку Марайас, отряд в дневное время тщательно скрывался и прятал как можно лучше лошадей. Мы обошли по краю восточный склон гор Бэр-По, восточный предел гор Литтл-Роки (Малые Скалистые), на языке черноногих Ма-кви-ис-стук-из (Волчьи горы). Мы думали, что встретим где-нибудь в этих местах стоянку племени гро-вантров (читатель помнит, что они в то время были в мире с черноногими), но не увидели никаких признаков их пребывания, кроме следов четырехмесячной или пятимесячной давности, и решили, что гро-вантры еще находятся на реке Миссури. Каждый раз, как отряд разбивал лагерь, выставляли одного или двух человек в таком месте, откуда можно было обозревать окружающие горы и прерию, и каждый вечер они докладывали, что животные ведут себя спокойно и что во всей этой обширной местности нет признаков других людей, кроме нас самих.