Она еще не умывалась, когда ее в большой комнате увидел Антон. Увидел и оторопел: перед ним стояла и лучезарно улыбалась сама утренняя заря и словно удивлялась растерянности молодого человека, его онемелости и неспособности что–либо сказать. У нее вырвалось:

— Вы нездоровы?

— Нет–нет! Я вполне здоров. Пойдемте, я покажу вам, где умывальник.

Он вдруг приободрился, осмелел, а она, следуя за ним, говорила:

— Вчера вы ко мне на «ты» обращались, а сегодня — а?.. Как мне вас понимать?..

В речи ее слышалась лукавая интонация; она, конечно, догадалась о причине такой метаморфозы, — была уверена, что Качалин уже раскрыл ее тайну, и в роли девушки она понравилась Антону, но решила продолжать кошкину игру и посмотреть, как он поведет себя дальше.

Потом они завтракали, и Антон беспечно разговаривал о том о сем, старался быть веселым, но с удивлением и немалой жалостью находил большую перемену в их отношениях: он даже и смотреть на нее, как смотрел вчера, уже не мог и больше того — старался и вовсе на нее не смотреть, а как–то суетно и воровато взглядывал и тут же отводил глаза, и говорил неуверенно, нескладно, будто перед ним сидел начальник, которого он боялся.

— Вы обещали дать мне скоростной мотоцикл. Это правда, вы дадите мне машину?

— Раз обещал, так дам, но только…

— Что «но только»? А?.. Уж и на попятную?..

В ее словах слышалась власть и некоторая развязность. Он сразу почувствовал эти новые интонации. Вчера их не было. Странно. Она будто бы уже и догадалась, что он знает ее тайну и что нравится ему.

— Скоростной опасен. Мы даем его только совершеннолетним. И тем, кто умеет ездить осторожно.

— А я… я уже совершеннолетний! Мне скоро будет шестнадцать. И я паспорт получу.

— А вот врать нашим бойцам не полагается. Тот, кто защищает Родину и народ, должен быть честен и благороден.

— Я не вру, не вру. Мне будет скоро шестнадцать.

— Но ты сказал, что паспорт не получил, а паспорт теперь выдают с четырнадцати лет. А?.. Попался?..

— Ну, ладно, подумаешь! — заговорила она обиженно и совсем уж по–девчоночьи. — Через два месяца получу паспорт. Но это разве не означает, что скоро мне будет шестнадцать?.. А мотоцикл вы мне дадите скоростной, настоящий. Не дадите, я сам его куплю. Посмотрю, какой он марки, и куплю точно такой же, а то еще и получше. Я на мотоциклах ездил, и дома, в Питере, и в Дамаске. Я умею ездить.

— Ну, ладно, ладно, не обижайся. Дадим мы тебе мотоцикл. И возьмем на боевую операцию. Мы на той неделе будем потрошить «алкоголиков» — азиков, у которых водочный завод. У них охрана большая, они стрелять могут. Не боишься?..

— Нет, не боюсь. Только стрелять… научите меня! Я еще никогда не стрелял.

— Мы пока обходимся без оружия. У нас строгий приказ: кровь не проливать. И ты должен помнить: у нас во всем секретность. Тайну не выдавать, если даже пытать будут…

— Пытать? А кто будет пытать? Зачем? Мы же, как я понял, у преступников отнимаем, а бедным отдаем. Государство благодарить нас должно.

— Я же тебе говорил: государство у нас бандитское; так что мы и с преступниками, и с режимом воюем. Такого в истории России будто бы не было. Война есть война, и надо быть ко всему готовым.

Задумалась Александра. Перспектива пыток ее страшила; она в кино видела, как пытали партизан — страшно, конечно, но Антон говорит: «Война есть война». Волков бояться — в лес не ходить. А те девушки, которые сражались в войне с немцами, — они ничего не боялись. Я что же, слабее их что ли?..

Вздохнула глубоко, сказала:

— Вы меня пытками не пугайте. Мотоцикл мне давайте.

Антон улыбнулся, и это означало, что мотоцикл у нее будет. И, конечно же, такой, как у всех. Не заставит же он ее шкандылять на каком–нибудь «примусе» и смешить людей. Да она в таком случае попросит у Качалина деньги и купит себе мотоцикл, которого и у самого Антона нет. Сейчас всякие продаются. Слышала она про какие–то голландские, которые самолетную скорость имеют. Вот тогда она и посмотрит, как он будет за ней шкандылять.

Занятия на мотоциклах начались во второй половине дня, после обеда, который приготовили сами же ребята в штабе партийной ячейки. До того Антон читал бойцам, — а их было человек тридцать, и среди них шесть девчонок, — документы о том, что творит режим демократов в России.

Потом Антон всех отпустил домой и приказал через час быть на мотоциклах, у кого они есть, за городом, на площадке для тренировок. С Александром прошел к дому одного бойца, — тут на усадьбе был построен просторный гараж, где стояли две машины, несколько мотоциклов и с полдюжины прекрасных отечественных велосипедов. Все тут содержалось в образцовом порядке; Антон показал Александру небольшой, сиявший никелем и хромом мотоцикл, сказал:

— Вот тебе машина для первых занятий.

Саша обрадовалась, схватилась за руль, вывела машину, но тотчас, увидев мотоцикл Антона и Андрея, хозяина гаража, обиженно проговорила:

— Мне нужен такой же, как у вас.

— Будет тебе и такой, но позже, после того, как пройдешь курс молодого бойца и сдашь экзамен на безопасность движения.

— Что это значит — безопасность?

Антон вывел свой мотоцикл, поставил его с машиной Александра и тоном наставника заговорил:

— Видишь ли, Александр, у нас главное условие для бой- ца — безопасность езды. Ездить быстро умеет и дурак: для этого нужно лишь отжать рычаг подачи топлива до отказа, но вот ездить красиво и безопасно — так, будто летишь по воздуху или плывешь по воде — это для нас главное условие. Мы лихачей не любим; лихач глуп, и пример его опасен для других…

— Но я видела, как вы носитесь.

— Да, носимся. Но это только издалека кажется, что мы ездим без правил и как попало. Среди своих бойцов я не знаю случая нарушения правил. А уж что до травмы или аварии — упаси Господь! Мы такого сразу ссадим с машины, и он будет у нас кашу варить или ремонтом заниматься.

— А если он обидится и уйдет от вас?

— От нас… уйдет? Что это ты говоришь? Кто же это уходит с поля боя? Да у нас и случая такого не было.

Показал, как обращаться с мотоциклом, где у него какие рычаги и рычажки, и велел заводить машину. Александра мгновенно схватывала всю науку, завела машину и на небольшой скорости поехала по дороге от города, а затем вернулась обратно, еще проехала, еще… и остановилась возле Антона.

— Молодец! — сказал учитель. — Сегодня я буду задавать тебе пробные режимы скоростей, пошлю по маршруту с препятствиями, а уж завтра, может быть, посажу и на нашу «фалангу».

— «Фаланга»? Ваша машина так называется?

— Да нет, мы ее сами так назвали. Ты видишь, она как бы переломлена в средине. И вся набычилась, будто перед атакой. В жарких степях Прикаспия насекомое такое есть, внешним видом на наш мотоцикл похожее — фалангой называется. Эта машина особенная. Она сделана в Австрии для тренировок гонщиков–автомобилистов и мотоциклистов. Она не любит дурака и может погубить его.

— Дурака?

— Ну, того, кто без нужды жмет на скорость, не чувствует профиль дороги, — словом, ездит рискованно.

— Но зачем же ей тогда скорость?

— А это, чтобы при нужде уйти от преследователя, оставить с носом любого недруга. В таком случае она может развить скорость самолета. Но я тебе повторяю: не каждому такая скорость подвластна. Почему мы и боимся давать такую машину не совсем умным и неумелым.

— Вы так меня заинтриговали! Хочу Фалангу.

— Ладно, ладно. Покажи нам свою точность вождения, аккуратность, а тогда мы посмотрим.

Тренировки на этот раз продолжались до позднего вечера, ребята разбились по группам, в каждой группе был старший, и за всеми наблюдал Антон. Все ездили на скорости заданной, преодолевали «полосу препятствий», Александра тоже ее преодолевала, и скорость у нее была много меньше, чем у остальных. Это ее обижало, ей не терпелось быстрее пересесть на Фалангу и всех обгонять, всем показывать свое особое искусство, но она в точности исполняла режим езды и в конце занятий заслужила похвалу Антона: