Кругом все молчало; лица всех стали сосредоточены.

— Мое мнение, — заговорил энергично и смело Калиновский, — не откладывать сборов ни на один день! Двинуться сейчас же всем войском против мятежников, запереть в клине, раздавить их одним ударом и разом укротить мятеж!

— Гм, — откашлялся Опацкий, передвигаясь беспокойно в кресле, — слишком много чести для подлых хлопов…

— Да и мы как же останемся без войска в наших имениях? — отозвался несмело хриплый голос.

Потоцкий бросил в сторону Калиновского насмешливый взгляд и произнес небрежно:

— Пан польный гетман придает слишком большое значение этому скопищу рвани, если думает двигать против него все войско. А кто же останется здесь?

— Совершенно верно! Согласны с паном коронным, — оживились паны, — мы не можем бросить своих имений на разграбление хлопам и искать дешевых лавров в степи!

— Уйти в пустыню и поджидать, пока–то пришлют нам подмогу! Сто тысяч дяблов! — отдувался пан Опацкий. — Приятная судьба!

— Пока еще неизвестен исход сражения, за край этот нечего опасаться, панове: он перейдет на сторону победителя, а Марс следует всегда за смелыми и отважными людьми! — перебил всех горячо Калиновский. — Притом же нам неизвестно количество войска. Если оно так велико, как передают слухи, то надо во что бы то ни стало не допустить его сюда!

— Чем дальше, тем меньше смысла! — проворчал про себя Опацкий.

— Хотя Марс и следует всегда за смелыми и отважными людьми, — повторил язвительно Потоцкий, — но он часто бывает непостоянен, и смелые люди попадаются иногда, как отважные крысы, в западню.

Калиновский вспыхнул и закусил губу.

— Еще бы! Только зеленые юноши ищут опасностей и приключений, — послышались одобрительные возгласы среди панов, — для зрелого мужа первое дело — спокойное рассуждение.

— И меня изумляет немало, — продолжал Потоцкий, — как это пан польный гетман противоречит сам себе. Если допустить, что войско Хмельницкого соответствует распространившимся слухам, то как же рискнуть нам выступить в степь со столь невеликим войском? — Еще бы, еще бы! — послышалось отовсюду. — Войско наше слишком мало, а его будет увеличиваться с каждым днем!

— Ведь край этот пойдет за победителем, — продолжал язвить Потоцкий, — и если удача выпадет не на нашу долю, то мы очутимся, так сказать, среди двух огней!

— Я не знал, что пан коронный гетман так опасается хлопов, что даже заранее уверен в поражении! — покрылся весь красными пятнами Калиновский. — Конечно, если у самого предводителя такая неуверенность…

Потоцкий позеленел.

— Пан польный гетман желает обвинить меня в собственном недостатке. Не он ли рекомендовал мне выслать против Хмельницкого все наше войско, я же предлагаю отправить только небольшой отряд.

— Конечно! Еще бы! — зашумели голоса. — Нагаями их! Псарей за ними послать, а не благородных шляхтичей!

— Если успех битвы неизвестен даже для целого войска, то какая же может быть в этом надежда для одного отряда! — горячился Калиновский. — Уверяю вас, панове, что наша нерешительность даст им повод сомневаться в нашей отваге, что отчасти и будет верно…

— Тысячу перунов! Кто смеет сказать подобное о нас? — побагровел Чарнецкий. — Если медведь не бежит со всех ног за мышью, это еще не значит, что он боится ее!

— Вот захотелось этой ветряной мельнице крыльями махать, — проворчал про себя Опацкий, — ведь ровно ничего не смелет, кроме навоза!

— Согласен с паном польным гетманом, — заметил задумчивый юный вельможа, — что в победе над этим хамьем нельзя сомневаться.

— Однако предосторожность необходима.

— Предосторожность с хлопами постыдна, панове!

— Постыдна только трусость. Умный человек не выйдет и к бешеной собаке с пустыми руками.

— Правда, правда! Нам надо защитить свое имущество, жен и детей! — поднялись ярые крики и споры среди панства.

Однако большинство соглашалось с коронным гетманом, только горячие юноши поддерживали Калиновского.

— В победе нечего сомневаться! — вопили они. — Мы их перебьем батогами, как зайцев!

Поднялся неимоверный шум. Неизвестно, сколько бы времени продолжались препирательства обоих гетманов и всего панства, если бы в разговор не вмешался почтенный и старый князь Корецкий.

— Вельможное панство, позвольте и мне, как старому воину, сообщить и свое мнение, — начал он, и так как никто не возражал ему, то Корецкий продолжал дальше: — Оба мнения, высказанные нашими достопочтенными гетманами, прекрасны, но est veritas in medio[72]. Выступать нам со всем войском в степь опасно, так как войско наше мало, а неприятельского мы не видели, каково оно. Притом же надо сознаться в том, что на верность здешнего населения полагаться нечего…

— Еще бы, они сейчас же разграбят наше имущество, лишь только мы выступим отсюда!

— За Хмельницким идут еще татары! — раздались со всех сторон возгласы панов. — В случае погибели войска, этот край останется беззащитным!

— Мы не можем рисковать собою, — горячился Опацкий, — нам надо помнить о том, что мы защитники отчизны!

По лицу Радзиевского, молча следившего за советом панства, проскользнула едва заметная улыбка. Он обвел весь бушующий зал взглядом и остановился на Кречовском: последний с каким–то жадным вниманием прислушивался к горячим спорам, и Радзиевскому показалось, что и в глазах козацкого полковника блуждает то же насмешливое и полупрезрительное выражение.

— Однако чтобы хлопство не усумнилось в нашей силе и отваге, — продолжал князь Корецкий, — как вполне справедливо предполагал пан польный гетман, я соглашаюсь с мнением пана коронного гетмана и тоже полагаю, что следует отправить в степь сильный, хорошо устроенный отряд под надежною командой и приказать ему до тех пор не возвращаться, пока он не отыщет неприятеля и не захватит пленников, от которых мы узнаем подробно о его силах!

Одобрительные возгласы снова наполнили комнату.

— Разумную речь и слушать приятно! — заключил с облегченным вздохом Опацкий.

— Итак, — поднялся с места Потоцкий, — я вижу, что панство согласно со мною. Мы отправим послов к королю с просьбой, чтобы он формально приказал выступить в поход войску, оберегающему Украйну, а тем временем вышлем завтра же небольшой отряд, так как стыдно, — прибавил он, надменно поглядывая на Калиновского, — посылать большое войско против какой–нибудь презренной шайки отверженных хлопов: чем меньше будет отряд, который истребит это быдло, тем больше славы!

— Vivat! Vivat! Згода! — зашумели кругом голоса. — Vivat, пан гетман! Мы их посмычкуем, как псов!

— Я не согласен с панством, — поднялся Калиновский, — и считаю подобное решение позорным.

— Жалею о том, — искривил свои тонкие губы Потоцкий, — но когда пробощ в приходе, тогда викарий молчит.

Калиновский вспыхнул, но ничего не ответил; он только метнул на гетмана такой затаенный злобный взгляд, который говорил без слов, что этой выходки он не забудет гетману до самой смерти.

Между тем слуги внесли в комнату вина и меды. Зазвенели келехи и кубки; всюду раздались хвастливые восклицания; заранее поздравляли друг друга с победой, кричали и бранились, как кто умел.

Когда наконец первое оживление немного утихло, Потоцкий обратился ко всем присутствующим:

— Вельможное панство! Так как я считаю унизительным для нашего шляхетского сословия назначать кого- нибудь начальником отряда для поимки этого быдла, то сперва спрашиваю вас: быть может, кто–нибудь из вас сам желает принять начальство над отрядом?

Паны переглянулись. Вдруг, ко всеобщему изумлению, молодой Потоцкий, который с получения известия о приближении неприятеля находился в каком–то нервном, возбужденном состоянии, поднялся с места.

— Отец! — произнес он, краснея от смущения, но голосом твердым и звонким. — Я знаю, что я слишком молод для того, чтобы мне поручать такое дело, но если моя жажда послужить чем–нибудь дорогой отчизне и мое презрение к смерти могут хоть отчасти уравновесить мою молодость, то прошу тебя — вверь мне отряд. Клянусь честью своей, я не унижу твоего имени и вернусь «с ним или на нем»!