Всё своё имущество Александр решил оставить клинике доктора Мережко, как вклад в идею и дело гениального доктора. Был решён вопрос и о вкладе в банк спермы. Терников и Александр «общались» около двух часов, уходя, ученик Мережко, сказал, что перед операцией к Александру придёт адвокат и завизирует необходимые документы. Таков порядок.

Остальное время Александра никто не беспокоил. Сиделка приходила, делала свою работу, рассказывая какая на улице погода, последние новости, которые она посмотрела по теле. Потом она уходила, и Александр оставался один. Терников предлагал поставить в палате экран теле, но он отказался. Зачем ему знать, как там живут люди, настоящие и вымышленные, когда он не знает своего будущего, да и настоящее не из завидных.

И всё же внутри него теплилась надежда, что он ещё будет ходить, бегать, дышать, улыбаться. Надежда, что всё происходящее всего лишь сон, страшный сон, который вот-вот прервётся и он проснётся в своей квартире. Движение это жизнь, движение это жизнь, повторял он про себя, пусть у меня будет металлическое тело, пусть я буду не таким как все, но я буду двигаться, а значит жить.

И вот наступил день операции. С утра пришёл Терников с адвокатом и три раза настойчиво спросил, не передумал ли Александр. Адвокат зафиксировал всё это на видео и тут же опечатал кристалл памяти. Потом последовал «разговор» об имуществе. Адвокат вновь зафиксировал все «пожелания» клиента, записал на видео, на пластбумагу и всё это сложив в металлизированный конверт, опечатал. Поблагодарив за то, что клиент воспользовался услугами его компании, адвокат удалился, а вместо него в палату вошёл священник. Длиннобородый, в чёрной сутане с большим крестом на груди, он повёл рукой и Терников отошёл от кровати Александра.

— Веруешь ли ты, сын мой? — глубоким и басовитым голосом, словно где-то в груди перекатывались камни, спросил священник. Александр моргнул один раз. Конечно, он верил, его отец в воспитании особое место отводил вере.

— …Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь! — священник, которого звали отцом Димитрием, отпустил грехи, прочитал несколько молитв о здравии и, побрызгав из переносной купельки водой на Александра, ушёл. Следом ушёл Терников. Через несколько минут Александру захотелось спать. «Наверное, устал я, раз спать хочется», — подумал он уже сквозь дрёму.

Александру снился какой-то странный сон. Он то проваливался в черноту, то временами видел над собой склонённые головы в глухих белых капюшонах и прозрачных дыхательных масках. Они что-то говорили, говорили, говорили…. Потом сон обрывался забвением и всё повторялось. Сколько длилось это тёмное забытье, Александр не взялся бы сказать, но что был какой-то отрезок времени, он знал точно. Может это и была операция? По сути, человек не должен воспринимать саму операцию. Момент самой операции, как правило, бывает, стёрт из памяти наркозом. Но…. Но Александр ощущал что-то и не мог объяснить самому себе что это. В редкие моменты полусознательного состояния он принимал за сон, и где-то внутри мелькала мысль, что сегодня будет операция, которая решит его проблему с телом.

Странный сон, очень странный.

Его никто не будил, он проснулся сам, открыл глаза и несколько минут смотрел в потолок. Потом до него дошло, что с потолком что-то не так, вместо свеветло-бежевого был просто белый с буклированным рельефом. Александр смотрел в потолок и думал, почему так? Может, ему показалось, что раньше потолок был другого цвета?

— Добрый день, мистер Лакруа. — прозвучал женский голос откуда-то слева. Александр моргнул один раз. В поле зрения появилось женское лицо, и это была не сиделка. — Как Вы себя чувствуете?

Александр моргнул ещё раз.

— Сейчас я позову доктора Мережко. — Женщина отошла от кровати, а Александр запоздало моргнул. — Он ждет, когда Вы проснётесь.

— Давай-давай! Ускорься! — Ганс держа в левой руке спортивный комм, правой размахивал, подгоняя Александра. Тот круг за кругом наматывал по выстеленной резиной круговой беговой дорожке. — У тебя результат сейчас на три секунды лучше чем позавчера! Ещё круг и всё!

Ганс, бывший спортсмен-фристайлер, побывавший в аварии и потерявший обе ноги, был приглашён доктором Мережко для занятий с новым пациентом. За последние пять лет Ганс поставил на ноги не одного безногого пациента профессора, которому приживили протезы, но этот был особенным. Уже второй месяц он никак не мог научиться нормально бегать. Бег пациента был похож на спортивную ходьбу.

— Нормально, — Ганс улыбнулся, похлопывая по плечу Александра, — завтра будет лучше чем вчера! Пойдём искупаемся!

— Пойдём, — голос Александра был спокойным, будто он и не занимался последний час физическими упражнениями.

Наблюдавшие за этой картиной Мережко и Терников, стояли на балконе особняка, во дворе которого находился мини-стадион.

— Как он? — спросил Терников, который приехал только что с материка.

— Медленно, но уверенно, — Мережко потёр ладонью серебристую щетину на щеке. — Восстановление всех функций идёт очень медленно. Обезьяна привыкла к новому телу намного быстрее.

— Для обезьяны не было аварии и травматического шока. Она просто закрыла глаза и открыла, ощутив себя в новом теле. У неё всё на инстинктах.

— Ты прав, Коля. Ты прав. — Мережко кивнул несколько раз глядя в спины удаляющимся Гансу и Александру. — Он сейчас как младенец, который заново учится ходить, бегать, плавать…

— Вы думали над моим предложением, учитель? — Терников прищурился.

— Я думаю, Коля, думаю. И чем больше думаю, тем меньше мне это предложение нравится.

— Вас никто не торопит, учитель… Это важно, и для вас и для меня.

Вечером Александр явился в рабочий кабинет Мережко. Каждый вечер он приходил сюда, а профессор, подсоединив к гнезду импланта, за ухом, шунт от терминала, снимал данные. Как всегда Мережко кивал, что-то бормотал себе под нос, нет-нет постукивал по клавишам терминала. Сегодня он был не в настроении, тест проходил почти в полной тишине. В двери мягко провернулась ручка, появилась щель в которую бочком протиснулась маленькая обезьянка. Прикрыв за собой дверь, она опустившись на четвереньки, медленно пошла к кушетке, на которой лежал Александр.

Оперевшись ручками о кушетку, обезьянка привстала, пытаясь заглянуть в лицо Александру.

— О, Рик, ты пришёл, — тихо прошептал Александр. — Подожди немного, сейчас профессор закончит и мы с тобой пойдём.

— Да я уже в принципе закончил, — Мережко встал и подойдя к Александру, медленно вынул шунт. — Идите. И ещё, найдите Клэр и Роба и заприте обоих в клетки. Что-то разгулялись питомцы. Тем более, что Рик завтра отправляется к своему хозяину.

— Хорошо профессор, — Александр подтянул обезьянку за руку, та вскарабкалась ему на плечо. Рик, питомец одного торговца, однажды попал в переделку и быть бы ему калекой, а скорее всего хозяин усыпил бы его, но на удачу доктор Мережко взялся за «лечение» обезьянки. Конечно же торговец ничего не знал о том, что от его обезьянки остался только мозг и позвоночник, а остальное всё искусственное, ему было сказано, что животному вживлены некоторые импланты и протезы. Александр с жалостью расставался с Риком.

Клэр они нашли на крыльце парадного входа. Змея, которой профессор Мережко дал имя Клэр, грелась на каменном периле, следуя своим инстинктам. Роб, пятнадцатисантиметровый паук приполз сам. Сам же залез в клетку и затаился в углу. В отличие от змеи, паук был полностью искусственным существом. Его изготовление было в своё время вершиной достижений профессора Мережко. Хоть и не будучи наполовину живым, паук представлял собой механоида высшего класса. Это обуславливалось наличием микрочипа заменявшего ему мозг и синтетические составляющие организма, в точности воспроизводившие строение арахнида.

Александр и Рик вышли из особняка и отправились к большому дереву в углу сада. Ветви дерева, названия которого никто не знал, начинали расти уже в метре от земли, и по ним спокойно можно было добраться до макушки. Лазая по ветвям и подражая Рику, Александр развивал координацию движений. Такую тренировку он придумал сам, заметив однажды как ловко снуёт в ветвях обезьяна.