– Я видел, – сказала Иоланта.

На сей раз Кашкари посмотрел на нее внимательнее:

– Каким он выглядел?

– Раздосадованным, но явно не убитым горем.

Иоланта ждала, что Уинтервейл вернется через день. Когда прошло два, а он так и не показался, она забеспокоилась. Однако Тит заверил, что Уинтервейлу порой приходится и на неделю отлучаться, когда его матери нужно.

– Но он ведь должен вскоре появиться? – чуть помрачнев, спросил Кашкари.

– Не удивлюсь, если он завтра приедет прямо сюда. Ты же знаешь Уинтервейла, по своей воле он такое не пропускает, – влез Сазерленд. – Но вернемся к собственным делам, джентльмены. Как насчет того, чтобы спуститься на пляж, развести костер и рассказывать в темноте истории о призраках?

Купер разве что не взвизгнул:

– Обожаю истории о призраках!

Тит покосился на него. Он всегда смотрел на Купера как на спаниеля, каким-то образом ухитряющегося общаться на человеческом языке, но сейчас, кажется, начинал проявлять к нему немного благосклонности.

Однако заговорил он как великий принц, кого дела простых смертных совершенно не волнуют:

– Простолюдины со своим энтузиазмом! А где же обещанный коньяк?

Когда они направились на пляж, уже вечерело. Ветер с моря стал сильнее и громче. Над головами кружили чайки, пытаясь в тающем свете ухватить последний кусочек ужина.

Иоланта, собирая плавняк, не удержалась и тряхнула головой: величайший стихийный маг поколения, которому нельзя щелкнуть пальцами и вызвать столб пламени! К тому времени, как они развели костер и жир с колбасок начал капать в огонь, совсем стемнело, появились первые звезды, словно булавочные точки на чернильном небе.

Повествования о призраках начались с посещения Купером заколдованной хижины, а продолжились рассказами о том, как дядя Сазерленда побывал на особенно жутком спиритическом сеансе, и как настойчивый дух преследовал прадеда Кашкари, пока тот не отстроил заново дом, сожженный во время фестиваля огней. Вкладом Иоланты стала байка, вычитанная в газете. Тит, удивив ее – и, вероятно, всех остальных, – поведал леденящую кровь историю про некроманта, собравшего армию мертвецов.

Когда все страшилки были рассказаны, а все принесенные с собой колбаски зажарены и съедены, Сазерленд вытащил еще бутылку коньяка. Иоланта и принц только подносили ее к губам, но не пили – во что угодно с сильным вкусом можно подмешать сыворотку правды или другое опасное зелье. Все остальные прикладывались с большим или меньшим усердием. В частности, Кашкари поразил Иоланту, отхлебывая без стеснения – она полагала, что он если и пьет спиртное, то очень умеренно.

Все притихли, и так и молчали. Ребята смотрели на огонь. Иоланта наблюдала за игрой света и тени на их лицах, уделяя особое внимание Кашкари. Тит тоже сосредоточился на нем.

Что-то с Мохандасом было не то.

– Не знаю, что буду делать, – вдруг ни с того ни с сего начал Купер. – Отец ждет не дождется, когда я начну работать в его адвокатской конторе. А я, кажется, никогда не смогу сказать ему, что право меня совершенно не интересует.

Иоланту неожиданный поворот беседы ошеломил.

– А чем ты хочешь заниматься?

– В том-то и дело. Понятия не имею. Не могу же я пойти к родителю и заявить: «Извини, папочка, не знаю, что мне нравится, но твое дело точно ненавижу». – Он схватил протянутую бутылку. – Тебе, Сазерленд, по крайней мере можно не выбирать профессию. Тебя ждет графство.

Сазерленд фыркнул:

– Ты его видел, это графство? Еще немного, и одни руины останутся. Мне придется жениться на первой же согласной наследнице, и, скорее всего, следующие лет пятьдесят мы с ней будем друг друга ненавидеть.

Теперь все с ожиданием смотрели на Иоланту. Она начала понимать: спиртное было сывороткой правды немагов – разве что они принимали его добровольно и делились под его влиянием тем, что не могли заставить себя произнести трезвыми.

– Я, наверное, недолго задержусь в школе. Родители решили, что после кругосветного путешествия купят ранчо на американском Западе, а именно, в Вайоминге. И чувствую, они захотят, чтобы я поехал к ним, помогать.

Так они с Титом договорились объяснять, если придется, вероятное внезапное исчезновение Фэрфакса из школы.

– Я тоже не задержусь, – сказал Тит. – Дома враги на мой трон нацелились.

Его слова вызвали дружный вздох; громче всех, естественно, охнул Купер.

– Но переворота же не будет? – неуверенным голосом спросил он.

– Кто знает? – пожал плечами Тит. – За моей спиной плетутся всяческие интриги. Но не волнуйся, Купер. Что принадлежит мне, моим и останется.

Купер покачнулся. Иоланте даже показалось, что он может свалиться под влиянием одновременно коньяка и волнения – редко Тит обращался к нему не с приказом освободить помещение.

Но тут Купер выпрямился, и мальчики обернулись к Кашкари, который знаком попросил передать ему бутыль:

– Если бы этот разговор состоялся до того, как я поехал домой на каникулы, я бы поднял руки и сказал: «Извините, ребята, мне, если честно, не на что жаловаться». – Он глотнул коньяка. – Но потом я приехал домой как раз вовремя, чтобы отпраздновать помолвку брата. Как оказалось, мой брат собирается жениться на девушке моей мечты.

Иоланта поразилась. Даже не самим откровениям Кашкари, а тому, что он поделился чем-то настолько личным. Конечно, она знала его всего несколько месяцев, но ничто в нем ни в малейшей степени не предполагало, что он из тех, кто раскрывает душу.

– Боже мой, – пробормотал Купер, – мне так жаль.

– Ты выразил мои чувства. – Кашкари мрачно улыбнулся и снова поднял бутыль: – За жизнь, которая рано или поздно даст тебе в зубы.

* * *

Летняя вилла Королевы Времен Года стояла на узком полуострове, врезавшемся в глубокое, питаемое ледниками озеро. Солнце только что показалось над окружавшими озеро пиками; вода была почти того же цвета, как и роскошный плющ, увивавший стены кремового дома.

Тит стоял на террасе с видом на озеро под увитой лозами колоннадой, с которой свисали гроздья янтарных цветов.

Все здесь выглядело прекрасно и рано утром, и при свете луны. Ни одно место не могло быть достаточно совершенным для Фэрфакс, но это – почти совершенно.

«И жили они долго и счастливо».

Из Горнила он вышел в более обыденную обстановку лаборатории. После того, как они с Фэрфакс, подпихивая и подталкивая, довели сильно опьяневших ребят обратно в дом, Тит отправился работать. Мальчики вряд ли проспятся раньше полудня, а он хотел поскорее закончить сооружение нового входа.

Мало ли что случится завтра. Особенно с ним.

Тит зевнул. Было уже почти девять утра. Он вышел из лаборатории в заброшенный хлев в Кенте. И оттуда быстро перескочил в свою комнату в Бейкрест-хаус.

Фэрфакс сидела там, ждала его, перелистывая страницы снятой с полки книги – из почтения к его положению, Титу выделили лучшую комнату в доме, с отдельной ванной, широким балконом, выходящим в сторону моря, и двумя полками книг в кожаных переплетах.

– Готов? – спросила она, имея в виду новый вход в лабораторию.

– Почти. Нужно выждать еще примерно сутки, и останется последний этап.

– Я скучаю по Горнилу, – вздохнула Фэрфакс. – С тех пор, как я была в нем, уже три месяца прошло.

После четвертого июня Тит держал свою копию Горнила в лаборатории, чтобы Атлантида не смогла ее конфисковать. В монастыре среди Лабиринтных гор хранилась еще одна копия, но летом ни одному из них не удалось там побывать.

– Осталось недолго.

– Много цветов разбросал? Небось, несколько мешков? – поддразнила Фэрфакс.

Бочек.

– Не скажу.

– Ладно, я же не ради декора туда собираюсь, – ухмыльнулась она. – Ложись спать. У тебя усталый вид.

Тит упал спиной на кровать:

– Старею. Раньше, бывало, не спал ночами и от этого только лучше выглядел.

– Зеркала тебе лгали. – Фэрфакс накрыла его одеялом.