Воздух благоухал жимолостью и хвойным ароматом кедрового леса, растянувшегося на окружающих холмах. Стоял прекрасный летний день, когда ветерок избавляет от излишней жары, но все же достаточно тепло, чтобы насладиться прохладным напитком.

На террасе в тени виноградных лоз красовались как раз вот такие напитки вместе с разными видами мороженого. Иоланта попробовала нечто напоминающее дынанасовое и с изумлением поняла, что это то самое, каким она не лакомилась уже несколько лет. Это мороженое продавалось в кондитерской миссис Хиндерстоун на Университетской аллее, всего в нескольких минутах ходьбы от Консерватории магических наук и искусств, где Иоланта жила вместе с учителем Хейвудом.

Послышались шаги. Повернувшись, она увидела Тита. Он вышел из виллы и замер на ступеньках, ведущих на террасу. Иоланта покраснела; Тит казался таким же смущенным, какой она себя чувствовала.

После долгого молчания, он оперся рукой на перила лестницы и прокашлялся:

– И как тебе мороженое?

– Очень вкусно, – обрела дара речи Иола. – Я пробовала дынанасовое лишь у миссис Хиндерстоун в Деламере.

– Летом в Деламере я приказал Далберту принести мне на выбор несколько сортов мороженого миссис Хиндерстоун, о которой ты как-то упоминала.

Иоланта всего раз вспомнила кондитерскую, когда они с Титом обсуждали что-то совсем другое.

– Тебе понравилось?

– Понравилось, особенно светничное, но дынанасовое тоже неплохое.

– Учитель Хейвуд всегда брал себе светничное, а я предпочитала дынанасовое.

– Я надеялся, что твое любимое окажется среди выбранных мной, – прошептал Тит.

По его рассказам, в Горниле не так уж сложно изменять детали: нужно лишь записать их на полях. Ему ведь не пришлось тайком возвращаться в Державу и доставать мороженое наперекор всему. Но все же Иола ощутила трепет и стеснение в груди.

Тит хотел, чтобы все было идеально.

И так бы и произошло.

Так бы и произошло.

Не услышав ответа, он снова кашлянул:

– Я как раз собирался уходить. Приятного аппетита.

С этими словами Тит пропал, оставив ее одну в том месте, где они должны были быть вдвоем.

Иоланта пришла сюда, потому что не смогла сдержать любопытства. Несмотря ни на что, желала увидеть, что же приготовил для нее Тит – точнее, для них обоих. Но зачем он вернулся? Он-то знал, что здесь сотворил.

Похоже, не только Иоле хотелось, чтобы того водоворота никогда не было. Принца, как и ее, тянуло в летнюю резиденцию, несмотря на боль от разочарования.

Иола вытерла глаза тыльной стороной руки.

Как же разлюбить, чтобы при этом не расклеиться?

* * *

Читальный зал главной библиотеки в учебных стансах Горнила был огромен. Он казался бесконечным: полки все тянулись и тянулись, соединяясь в одной точке где-то вдали.

Иоланта подошла к пустующему справочному столу у двери и сказала:

– Хочу найти все, что есть на Горацио Хейвуда за последние сорок лет.

Позади стола на полке появились стопки: собрание студенческих газет, где он выступал и репортером, и редактором; журналы с его учеными статьями; диссертация, которую он написал, чтобы получить степень магистра Консерватории.

Иоланта взялась за диссертацию. В детстве она уже пыталась прочесть хранившуюся у них дома копию, но ничего тогда не поняла. Теперь же по мере пролистывания страниц ее глаза округлялись. Иола знала, что учитель специализировался в архивной магии, посвященной сохранению заклинаний и обычаев, больше не используемых повсеместно, но не представляла, что его диссертация касалась магии памяти.

В своем научном труде Хейвуд описал развитие этого вида магии и подробно остановился на тонкостях заклинаний, находившихся на пике своей популярности.[9] Воспоминания можно было стереть с точностью до часа, при желании – до минуты. А то и затронуть только определенные события. Хорошо погуляли, но картину испортил пьяный поцелуй? Один взмах палочки – и этого поцелуя как ни бывало, а о пирушке осталась целая вереница приятных воспоминаний.

Иоланта неохотно вышла из Горнила. Несколько раз в день миссис Долиш и миссис Хэнкок пересчитывали мальчиков, проверяя, все ли на месте. Такие события назывались «перекличками».

Принц все еще сидел в лаборатории, перелистывая материнский дневник. Заметив Тита с его единственной истинной любовью, Иоланта почувствовала, как сердце будто сжали в кулаке.

Он поднял голову:

– Нашла что-то полезное?

Пришлось приложить все усилия, чтобы говорить как обычно.

– Учитель Хейвуд написал диссертацию по магии памяти, той самой, которую на нем использовала хранительница.

– Значит, его опыт обернули против него?

– Вероятно.

Тит помолчал минутку.

– Хочешь узнать, есть ли у тебя провалы в памяти?

– У меня? – изумилась Иоланта.

Тит направил палочку на себя:

– Quid non memini?

«Чего я не помню?»

В воздухе появилась прямая линия, с отметками на равных интервалах, словно на мерной ленте. Взмахом палочки он подвинул к Иоланте временную шкалу, разделенную на годы, месяцы, недели и дни. Примерно на три пятых она была белой, остальное же – красным.

Иола никогда ничего подобного не видела. Даже в диссертации учителя Хейвуда.

– Это состояние твоих воспоминаний?

– Да.

– Что случилось, когда тебе было одиннадцать?

Скорее, за три дня до этого. Именно тогда линия вдруг стала красной.

– Я узнал, что умру молодым. И решил избавиться от подробностей пророчества, чтобы постоянно не переживать из-за них.

Иоланта чуть не выпалила, мол, он не умрет молодым, если... Однако теперь судьба Тита зависела от Уинтервейла, того самого, что не умел сохранять хладнокровие в стрессовой ситуации.

Вместо этого она сказала:

– А разве не вредно вот так надолго подавлять воспоминания?

– Зависит от того, как это делать. Видишь эти точки? – Черные точки висели над временной шкалой. Первая совпадала с изменением цвета линии, а остальные отмечали интервалы по три месяца. – Они показывают, как часто определенное воспоминание проявляется в моем разуме. Цвет и форма точек демонстрируют, что каждый раз стирали одно и то же воспоминание, и больше ничего не трогали.

– Боишься, что тебе подменят воспоминания?

– Это почти невозможно без моего полного согласия. Наследники дома Элберона защищены слишком многими наследственными чарами, их нельзя сделать невольными марионетками в чужих руках. Но сам я могу такое сотворить. Шкала показывает, что меня не убедили исправить мои собственные воспоминания, а потом об этом забыть. – Тит убрал линию. – Хочешь посмотреть, в каком состоянии твои?

– Думаешь, мне изменили память?

– А ты так не думаешь? – удивился он. – Твой опекун – настоящий мастер. Второй специалист – хранительница памяти. Тебя защищали как страшную тайну. Ты не вышла бы из рук этих двоих без последствий.

Долгое время Иоланта не догадывалась, что может контролировать воздух, но считала такую неосведомленность результатом превратного заклятья. Неужели дело в магии памяти?

– Покажи мне.

Тит направил на нее палочку. Иоланта ахнула: если воспоминания принца были простой линией, то ее собственные – настоящей фреской. Почти вся ее память за семнадцать лет подверглась изменениям. Первые несколько месяцев остались белыми, а потом показались все цвета радуги – некоторые в нескольких оттенках. Над шкалой висели не только точки, но и треугольники, квадратики и пятиугольники, все вплоть до двенадцатиугольников. И если у принца точка, означающая стертое воспоминание была одного размера, то на шкале Иоланты с каждым разом фигуры росли.

«Ее разум ей не принадлежит», – так учитель Хейвуд говорил о старенькой матери одного из своих коллег. Иоланта и не думала, что это относится и к ней самой, но… Ее память пестрела дырами.