Но теперь она знала, что такую дорогую палочку заказали не Сибурны, а хранительница памяти, самая недостойная доверия личность из известных Иоланте.

Ее мать, если принц прав.

– Устрицы дают жемчуг, – произнесла Иола вслух и договорила остаток строки про себя.

Палочка распалась на две половинки. Внутри обнаружился вынимающийся стержень с вмонтированными в него четырьмя одинаковыми комочками размером с горошину и черными как уголь.

Принц тут же вскочил:

– Это вершины от скачкозаменителя![10]

Единственного приспособления, с помощью которого можно преодолеть запрещенную для скачков зону – и, скорее всего, именно оно в июне прошлого года помогло учителю Хейвуду исчезнуть из Цитадели.

– Я пять лет пытался купить такой на черном рынке, – продолжил принц, – и за все это время в продажу не поступил ни один.

Но теперь у Иоланты есть скачкозаменитель, благодаря которому можно сбежать откуда угодно. Один раз.

Тит поднял комочки и протянул Иоланте.

– Вершины требуют близости к путешественнику, и поэтому должны пробыть на тебе хотя бы семьдесят два часа, прежде чем куда-либо тебя перенести. Скорее всего, это уже сделали, когда ты была младенцем, но ты же хочешь убедиться.

Она опустила черные комочки во внутренний карман пиджака и аккуратно его застегнула.

– Но где же цель?

Полностью скачкозаменитель состоит из пяти частей: четырех вершин и цели, которая заблаговременно устанавливается в точке назначения. Иоланта была почти уверена, что цель вряд ли находится в жерле действующего вулкана, но предпочла бы знать, куда перенесется.

– Надеюсь, там, где Атлантиде не под силу ее отыскать, – проворчал принц. – Кстати, ты идешь вперед семимильными шагами. Что собираешься делать, если удастся вычислить местоположение твоего опекуна?

Вопросы о будущем причиняли боль – любое возможное развитие событий на неопределенный срок разлучит Иоланту с Титом.

– Освобожу его и где-нибудь затаюсь.

– Уже придумала, где?

Она покачала головой:

– Времени подумать хватит и потом, когда я на самом деле умудрюсь его освободить.

– Прошу, дай знать, если я могу чем-то помочь, – прошептал Тит. – Для тебя там все так же опасно.

Хотелось взять его лицо в ладони и сказать, что она боится не опасности. Больше нет. Но Иоланта лишь кивнула:

– Спасибо. Мне уже пора – через двадцать минут тренировка.

* * *

Прибыв на площадку, она, к своему удивлению, обнаружила там одетого в форму Кашкари и обменялась с ним рукопожатием.

– Решили присоединиться к команде, сэр?

– Как сказал Уэст, когда они составляли список из двадцати двух игроков, моя фамилия стояла двадцать третьей. То есть, я буду заменять Уинтервейла, пока он не оклемается.

– Удивлен, что ты согласился его оставить. Как он?

– Как раз перед тренировкой немного с ним посидел. Он очнулся на целых полминуты.

– Это уже что-то.

– Несомненно. И вроде как он был в хорошем настроении, только слегка расстроился, не увидев принца.

Прибыли еще несколько игроков, за которыми следовал мужчина, волоча на вид тяжелый черный чемодан. Открыв его, он начал собирать хитроумную штуковину – камеру.

– Что там происходит? – спросила Иоланта. – Это Робертс?

– Да, Робертс. Это его последний год в школе и его уже в третий раз отобрали в расширенный состав, но в окончательный он пока ни разу не попадал. Говорят, он нанял фотографа, чтобы тот в любом случае снял его с такого ракурса, будто Робертса выбрали полноправным членом команды.

Иоланта фыркнула:

– Стоит поаплодировать такой находчивости. Хотя… – Она повернулась к Кашкари. – Случайно не знаешь, войдет ли его фамилия в число одиннадцати счастливчиков?

Насколько ей было известно, Кашкари мог бы присниться пророческий сон.

– Ни малейшего понятия. Никогда не видел снов об играх между Итоном и Хэрроу.

– Тогда какие сны тебе снятся, кроме того, о поступлении в Итон? И сбываются ли они?

– Однажды в детстве мне приснился торт к моему седьмому дню рождения. Заметь, в нашей традиции не принято печь торты. В нашей семье на день рождения обычно едят индийские сладости. Но на день рождения мне действительно подали торт со свечами, совсем как во сне.

Раньше Иоланта с восторгом отнеслась бы к подобному дару, но теперь ее отношение к пророкам и видениям стало предосудительным. Смысл жизни в способности делать собственный выбор. Если заранее обо всем знать – особенно если следовать этим видениям, совсем как Кашкари, который поступил в Итон, потому что увидел его во сне – это чересчур ограничивает и идет вразрез с идеей свободной воли.

– Но ты хотел на день рождения торт?

– Тогда я не слишком думал, хотел я его или нет. К тому времени сбылся только один из моих снов – что бывшая одноклассница моей бабушки приедет к нам погостить. Поэтому меня больше интересовало, пророческий ли сон или нет.

– А ты никогда не думал, что хотел бы жить по-другому? Не уезжать из семьи, не поступать в Итон?

– Конечно, думал.

– И ты не жалеешь, что встал на этот путь? Сны ведь не позволяют тебе иного выбора?

– Очень по-западному считать видения о будущем вечной правдой, высеченной во мраморе и неизменной. Мы скорее расцениваем видение как предложение, одну из множества возможностей. Съев кусочек торта, я попросил еще и ладду – обожаю эти твердые сладкие шарики! – и получил целую тарелку. А когда дело дошло до Итона, я никогда не рассматривал сны как вериги. Вопрос всегда был в том, хочу ли я ввязаться в эту авантюру, и в конце концов я решил, что хочу.

– Значит, бывали сны, которые ты не принимал как руководство к действию?

– Ну, был один такой, на который я в качестве эксперимента более-менее решил не обращать внимания, потому что он показался мне одновременно глупым и совершенно незначительным. За последние два года я видел его несколько раз. Будто бы я и еще несколько парней ночью собрались в комнате у принца, и я закатываю рукава на курте, вылезаю из окна и спускаюсь по водосточной трубе.

Иоланта вздрогнула.

– Я надеваю курту только перед тем как лечь спать, то есть дело во сне происходило уже после отбоя. Просто мне показалось, что это на меня не похоже: ради забавы вылезать из окна посреди ночи. Но когда это произошло уже на самом деле, выяснилось, что Трампер и Хогг кидались в наше окно камнями, и я решил, что очень даже стоит за ними погнаться.

И этим он раскрыл себя как «скорпиона», о котором говорила Оракул Тихих вод, того, у кого Иоланте надлежало искать помощи.

– А я в твоем сне был?

– Ты говорил как раз перед тем, как я полез в окно. Не вспомню, что именно ты сказал, но да, ты там был.

– Джентльмены, мне очень неловко прерывать вашу захватывающую беседу, но пора начинать тренировку, – уведомил подошедший Уэст.

О да, беседа действительно получилась захватывающая. Иоланта даже не заметила, как капитан приближается. Все обменялись рукопожатиями.

– Сегодня у нас уйма зрителей.

Уэст бросил взгляд на десятки мальчиков, собравшихся у края игровой площадки.

– Это еще ничего, подожди до конца летнего семестра.

– Купер и Роджерс вон там, – показала Иоланта Кашкари.

Купер помахал. Она манерно послала им воздушный поцелуй. Оба парня согнулись от смеха, словно ничего забавнее не видели за всю жизнь.

– А принц не придет посмотреть на твою игру? – поинтересовался Уэст.

– Крикет привлекает его куда меньше средневековой французской грамматики, – вздохнула Иоланта.

– Правда?

Голос Уэста не изменился, но Иоланта почуяла разочарование капитана – он плотнее стиснул зубы и прижал к себе биту.

Что Уэсту за печаль, если Тит не придет на тренировку?

Неужели он шпион Атлантиды?

Эта мысль настолько заняла ум Иоланты, что только спустя минут двадцать после начала тренировки до нее наконец-то дошел смысл слов Кашкари.