Который тоже внимательно прислушивался, сосредоточенно хмурясь.

Земля не дрожала, значит, объекты двигались по воздуху, что подразумевало наличие магов – у немагических аэростатов и хлипких дирижаблей не было шансов выстоять в столь сильную песчаную бурю.

Юноша зашипел. Впервые на его лице проскользнул страх.

– Бронированные фаэтоны.

Сердце ушло в пятки. Он прав, в шуме проскальзывал металлический лязг. Только у Атлантиды имелись такие воздушные экипажи. «А тебе ни за что нельзя попадаться в руки Атлантиды».

Почему, девушка не помнила, сознавала лишь, что это крайне важно. Иначе все будет потеряно.

Шум бьющихся о металл крупинок уменьшился, а потом и вовсе исчез. Буря не утихла – просто атланты, как и она сама недавно, отгоняли песок подальше.

– Пусти меня под купол, – потребовала девушка.

Она окажется тут совершенно беззащитной, если бронированные фаэтоны решат пролить дождь смерти: ей по силам лишь принудить воздух к движению, но не очистить его.

– Нет.

Взывать к благородству незнакомца не стоило и пытаться.

– Хочешь, чтобы я подсказала им, где ты? – спросила девушка, подхватывая с песка питательные батончики, лекарства и бурдюки с водой. – Как мне кажется, ты сейчас не особо можешь двигаться.

Юноша оскалился:

– Твоя доброта воистину впечатляет.

– А твоя признательность пристыдит любого. Пусти меня или приготовься встречать атлантов.

Ее поразила собственная безжалостность. Всегда ли она умела так жестко торговаться, или это лишь ответ на чужое хладнокровие?

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. – Но я не позволю тебе войти без соглашения о непричинении вреда. Выдави каплю крови на купол.

Магия крови? Девушка вздрогнула.[3] Соглашение о непричинении вреда, конечно, не столь ужасно, как клятва кровью, но подобная магия все равно могущественна и опасна, и требует предельной осторожности.

– Только если и ты сделаешь то же самое.

– Ты первая.

Она достала из сумки замеченный ранее компактный набор инструментов, острой иглой уколола палец и прикоснулась к куполу.

«Будто трогаешь макушку огромной медузы – прохладно, мягко, но упруго».

Юноша скривился. Ей подумалось, от отвращения, а оказалось – от боли, ведь пришлось пошевелиться, чтобы вынуть карманный нож из пиджака. Еще одна капля крови полетела к щиту, который моментально ее поглотил, словно иссохшая почва воду.

В следующий миг рука девушки по локоть погрузилась в купол. Она испуганно отпрянула.

– Поспеши!

Она протиснулась внутрь, ощущая, как невидимый барьер липнет к коже. Затем уселась рядом с юношей и велела песку подняться и укрыть купол, не успокоившись, пока под ним не воцарилась кромешная тьма.

Тридцать секунд спустя раздался глухой звук приземлившегося неподалеку бронированного фаэтона.

Похоже, атланты точно знали, где их искать.

Англия

Через два часа после побега незваной гостьи из Цитадели Тит вошел в парадные двери своего пансиона в Итоне. Гостиная миссис Долиш – сплошь набивной ситец и вышитые цветочки – была, как всегда, опрятна и благовидна. Но стены сотрясались от топота и счастливых воплей тридцати пяти учеников, что сновали вверх-вниз по лестнице и приветствовали друзей, которых не видели с конца летнего семестра.

Горьковато-сладкое чувство ширилось в груди – в этом доме Тит провел самые счастливые часы своей жизни. И сейчас так и слышал хвастливые речи Фэрфакс и видел радостно-самоуверенное выражение на ее лице.

Он бросился бежать, расталкивая шумную компанию младших мальчиков, заполонивших гостиную, и перепрыгивая через три ступеньки за раз. На лестничной площадке второго этажа толпились старшие ученики – но Фэрфакс среди них не было.

Мелькнула мысль и их отпихнуть с дороги, но тут один из ребят, Лиандр Уинтервейл, обернулся и, заметив Тита, поприветствовал его крепким ударом по спине:

– Принц, уже слышал новость? Фэрфакс в числе двадцати двух. Как и я, естественно.

Не сразу до Тита дошел смысл слов Уинтервейла: тот говорил о крикете. В начале осеннего семестра выбирали двадцати двух мальчиков, делили на две группы, и весь год они играли друг против друга. А в летнем семестре лучшие одиннадцать игроков становились школьной командой и защищали честь Итона в сражениях с Хэрроу и Винчестером.

– А… сам-то Фэрфакс в курсе?

Уинтервейл усмехнулся:

– С тех пор, как узнал, не устает хвастаться.

В груди разлилось облегчение, голова закружилась. «Она здесь. Она смогла вернуться».

– И где он?

– Пошел с Купером на Хай-стрит.

Тит подавил разочарование:

– Это еще зачем?

– Конечно же, за всякой снедью для завтрашнего чая, а то нам нечего будет есть. – Уинтервейл будто и не заметил бушующих внутри него эмоций. – И кстати, Кашкари не сможет к нам присоединиться еще несколько дней. Миссис Долиш получила от него телеграмму. Пароход попал в шторм в Индийском океане, и он только сегодня добрался до Порт-Саида.

Целых четыре года Тит почти не обращал внимания на Кашкари – ученика-индийца, с которым они пили дневной чай, – ведь тот был прежде всего другом Уинтервейла. Но несколько месяцев назад Кашкари, сам того не ведая, сыграл решающую роль в спасении Тита от Атлантиды.

– Порт-Саид, – повторил он. – Следовательно, оттуда ему нужно добраться до порта Триеста, затем пересечь Альпы и проехать через Париж, прежде чем попасть сюда.

Всех летних каникул с трудом хватало, чтобы добраться из Англии в Индию и обратно. Кашкари повезло, если удалось хоть неделю провести с семьей в Хайдарабаде.

– Ты еще про Английский канал забыл. Вот где самый ужас! – Уинтервейл вздрогнул. – В первый год нашего изгнания отец захотел, чтобы семья получила опыт немагической жизни. Так мы пересекли Английский канал на пароходе, и я едва не вытошнил все свои кишки. С тех пор я зауважал немагов – ну, за те трудности и невзгоды, что они выносят.

Ему ничего не стоило сболтнуть подобное рядом с полудюжиной мальчишек. Слова «осмотрительность» и «предосторожность» для Уинтервейла значения не имели. Хорошо еще не заявлял в открытую, мол, я маг, но все равно, как и всегда, выпаливал первое, что приходит в голову.

Собственно, в этой искренности и беспечности крылась часть его обаяния.

– В любом случае, – продолжал Уинтервейл, – Кашкари не…

Его слова заглушили дружные крики «Фэрфакс!» и «Мы знаем, что ты один из двадцати двух, Фэрфакс!».

Тит крепко сжал перила и медленно, очень медленно обернулся. Но сквозь балюстраду удалось разглядеть лишь толпу младших учеников в коротких, до талии, пиджаках.

Тит спустился на ступеньку. Еще на одну. Затем на две. Пока наконец не увидел Фэрфакс в форме старшего ученика – накрахмаленной белой рубашке и черном пиджаке с фалдами, – которая шутя бранила мальчика, едва достававшего ей до плеча:

– Ну что за вопросы, Филпотт? Конечно, я войду в число лучших одиннадцати игроков. На самом деле, Уэст только глянет на меня и задрожит от страха, потому как я собираюсь вырвать звание капитана из его рук.

Беспечное выражение ее глаз, уверенность голоса и врожденная мягкость, с которой Фэрфакс взъерошила волосы Филпотта… Острая радость захлестнула Тита.

– Фэрфакс, ты никогда не думал о смирении?

Она вскинула голову и несколько долгих секунд не отрывала от него взгляда:

– Обязательно подумаю, как только вы, ваше высочество, научитесь вести себя в обществе.

Ее ответ сопровождался улыбкой, не той широкой ухмылкой, которой Фэрфакс ослепляла младших учеников, а легким поднятием уголков губ. И Тит тут же почувствовал ее облегчение, а следом и усталость.

Сердце сжалось. Но в тот же миг она вновь просияла и ткнула в плечо одного из старших мальчишек:

– Купер, хватит стоять истуканом! Поприветствуй Его Великолепие.