Волною Сены прошлое листая,

Заплакал Бог, роняя дождь из глаз,

Когда кричали: Да она святая!

Святым угодникам нет места на земле,

Бог это знал, и я, конечно, тоже –

Не сталью в битве, шеей не в петле –

Смерть для святых, она страшней и строже.

Слеталось черной тучей воронье,

И кто-то первый сплюнул яд безумья –

Теперь толпа испуганно в ее

Лицо, как камень, бросила – Колдунья!

Тянулись к горлу лапами измен,

Вцепившись в крылья грязными ногтями,

И предал, и не спас ее Компьен,

Задрав мосты звенящими цепями…

И ничего уже не избежать –

Палач рубаху пропитает серой.

Как страшно в девятнадцать умирать,

Хоть Жанной дАрк, хоть Орлеанской девой…

И рябью Сена вздыбится от слез,

От крика, как от первого ожога,

Сценарий казни пишется всерьез

Для всех святых – от Ангела до Бога!

Мне тоже ничего не изменить –

Дождаться, когда в воду сбросят пепел,

Спасти его тепло и сохранить

На памяти, как легок он и светел.

И жаль, что в пламя не ворваться королем –

Любимая, не бойся! Мы вдвоем…

************************************************

Летний ливень

Летний ливень, звенящая дрожь –

Белостенное водопаденье…

Ты стоишь, и вдыхаешь, и пьешь

Этот дождь своего вдохновенья.

Воздух слеп… Воздух в ливень одет,

Он как дробная, влажная нота –

Бьется в ткань золотых эполет,

И темнеет на них позолота…

И бледнеет обрызганность щек,

И курносость задиристо вздета…

А в пятнадцати метрах щелчок –

Палец взводит курок пистолета…

Вечер пальцами тронет виски,

По губам проведет, по улыбке…

Как же больно душе от тоски,

Как тревожно, промокшей до нитки.

Да стреляй же, в конце-то концов!

Так нелепо, наверное, это –

Погибать из-за нескольких слов,

Потерявшихся в памяти где-то…

А ведь он, в самом деле, взбешен –

Голубые глаза на пределе…

И влюблен - значит, ты не прощен…

Значит, выстрелит, в самом деле…

Надо первым… как холоден ствол –

Тело сковано, ливнем зажато…

Замирает… и снова пошел,

Целясь выше – по створу заката.

Выстрел выплюнул пулю в дожди –

Есть секунда забыть и обняться…

Что ты делаешь – подожди!

Будет повод серьезней стреляться!

В безоружного… в эти стихи?

Хладнокровно, вальяжно и “смело” –

И не дрогнула подлость руки…

И отбросило выстрелом тело…

…А ты знаешь, придется нести

Память - крест затяжными дождями.

В ливень Лермонтову: Прости!,

Помертвевшими вмиг губами.

************************************************

К портрету Камиллы Ивашовой (Le Dantue).

Все, казалось, забыто,

все, казалось, прошло,

И испито любви

нашей горькой вино,

Пожелтелые письма

как ворох улик,

Уничтожил огня

беспощадный язык,

И любовь, словно тайну,

сокрыли сердца,

Там, где раньше горел

огонек – темнота,

Там, где прежде душа

вырывалась на свет,

Ни тепла, ни огня –

ничего уже нет.

И смиренный я думал

в угоду судьбе,

Что не вспомню уже

никогда о тебе,

Мне казалось, захлопнулась

в прошлое дверь…

Но нашел я в пыли

чердака акварель.

Это был незнакомки

чудесный портрет,

Он в забвении пыльном

лежал много лет,

Он дремал в темноте,

ожидая свой час,

Чтоб поведать кому-то

печальный рассказ:

О любви, что должна бы

сто раз умереть,

Но боролась, жила,

продолжала гореть,

И о людях, достойных

высокой любви,

Тех, кого в казематах

сломить не смогли…

На портрете лица

благородный овал –

Там, в Сибири, Бестужев

ее рисовал,

Там, где вьюга свои

не уступит права…

Только мне показалось –

рисовали тебя!

Это сходство двух женщин

из разных эпох,

Как любви ускользающей

в прошлое вздох,

Грустный взгляд, словно чувствует

близость конца,

Словно Смерть дотянулась

крылом до лица.

Будто кто-то одним

мановеньем руки

Переплел, не подумав,

две разных судьбы,

Будто кто-то нарочно,

насмешкою злой

Бессердечно сравнил

Ивашову с тобой.

Та же линия плеч,

те же губы, глаза…

Но она за любимым

на каторгу шла,

И в ее юном сердце

хватило любви,

Чтоб, не то, что согреть,

а от смерти спасти.

Сквозь метель, сквозь угрозы,

насмешки и зло,

Где на трактах

разнузданное офицерье,

Где почти босиком

среди ночи одна,

Но любви огонек

загасить не дала.

Где среди неотесанных

стен как в гробу –

Разделить пополам,

и еду, и беду,

Где бездонная топь,

кандалы и тайга,

Заковали четырнадцатое

декабря…

Та же линия плеч,

те же губы, глаза,

Но она не похожа

совсем на тебя,

Это ты - неудачная

копия той,

Что ушла навсегда,

не вернувшись… тобой.

*******************************************

Памяти Ники Турбиной

Не надо громко…

Ники больше нет.

Не перепишешь набело ни строчки.

Смешную вечность - двадцать восемь лет

Разбил асфальт на мелкие кусочки.

Той ночью правда падала звезда;

Цеплялись пальцы слабо и устало…

Она как аистёнок из гнезда

Шагнула в небо,…

и опять упала.

А лев венецианско-золотой,

С оторванною гипсовою лапой,

Качал своей хозяйке головой

Из прошлого…

и плакал над утратой.

…Ценою в жизнь стал воздуха глоток –

Ей, маленькой, ночами было страшно,

А в голове под чей-то шепоток

Выстраивался стих пятиэтажно…

И вырывались птицами слова,

Выравнивая сиплое дыханье…

За то, что гениальна и жива

Ей выписан был счёт на испытанья.

Красавица, принцесса поэтесс…

А счастье упорхнуло как синичка,

И рухнул замок, и стал чёрным лес,

Где ты – никто…

где ты - алкоголичка.

А шепоток всё глуше и грустней –

Уходит дар поэта и пророка,

И звон стакана – колокол по ней,

Кричащей и сгорающей до срока.

Ей не хотелось, сдавшись, умереть,

Она пыталась вырваться из круга…

Её б, замёрзшую,

кому-нибудь согреть,

Ей бы найти любимого и друга.

Но Одиночество застыло у дверей –

Пускает тех, кто под руку с бедою,

Прожить всю жизнь одной среди людей

Ей было предначертано Судьбою…

…А подоконник короток и стыл,

Сидеть бы так в преддверии рассвета,

И бросить пить, и чтоб никто не пил,

И сочинять, и сочинять всё лето!

…Скользнула вниз… неловко… по прямой…

Пять этажей… и чей-то всплеск руками…

Вы помните о Нике Турбиной?

Поговорите с ней… её стихами.

*****************************************************

Михаилу Евдокимову.

Шоссе скользнуло в ноги киноплёнкой,

На кадре жизни надорвался край…

А на спидометре под стрелкой тонкой-тонкой

Трёхзначный код для перехода в рай.

И в поворот – откройте шире двери!

Пройти насквозь, не взяв жену и дочь,

И с ними, задыхаясь от потери

Заплачет та, чья кожа словно ночь.

Последняя… любимая? Отрада?

Скривятся чьи-то губы: просто блажь…

И выгнется петлёю автострада,

И выскользнет, вогнав его в вираж.

Всё кончится у самой кромки леса,

Среди алтайских сосен и осин…

Была ли темнокожая принцесса?