что погибший пилот был знаменитым советским асом, неоднократно награжденный
Золотой Звездой Героя Советского Союза. Следует отдать ему должное – он был
отличным летчиком.”
Ханс-Ульрих Рудель, пилот пикирующего бомбардировщика Ю-87 (штука).
Мы зевнули, проклятье! Это были “иваны”,
Справа Днестр, за ним танки вышли в прорыв,
Сверху яркое Солнце, а снизу – туманы,
И навстречу – шестерка, вираж заложив…
А мы строй развалили, повиснув над целью,
Понадеялись – “наши”, махнули крылом,
Заблажил пулеметчик, залязгал турелью…
Поздно! Первая “штука” рванула огнем.
Не успеть, не увидеть – кто выжил, кто спасся,
“Юнкерс” коршуном к низу, сквозь узкий овраг,
Под изогнутой плоскостью молнией трасса –
Значит, дышит в затылок пропеллером Лагг!
Значит, времени нет, ухожу коридором,
Бомбы – к черту, задача его обмануть –
Он быстрей, он проскочит с ревущим мотором,
И тогда я ударю в распятую грудь!
Но повис, как бульдог, растопырил закрылки,
Сбросил скорость на “нет”, и короткими бьет,
Он завалит меня, уже с этой попытки,
И молчит бортстрелок – разбит пулемет.
Так, похоже, он мастер – играем в “пятнашки”,
Разворот, полубочка, и снова – к земле,
Я цепляю винтом полевые ромашки,
И послушен рычаг управления мне.
Он легко повторяет любые маневры,
Высота 10 метров, и ниже нельзя!
Я ослеп из-за пота, и вырваны нервы,
И скулит мне в наушники кто-то: “Земля!!!”
Я уже паникую – нарвался на аса,
Хорошо, остальные остались вверху!
Стала ближе и яростней белая трасса,
И опять, только чудом, я вскользь ухожу…
Вот он рядом, чуть справа, раскрашенным коком,
Острым диском пропеллера, тонким крылом,
И в стекле фонаря, в этом профиле строгом,
Улыбнулась мне Смерть побелевшим лицом!
А вот это – конец, вижу – не оторваться,
Ну, еще полминуты, собраться, понять…
Так нелепо… Как жаль - не успеть попрощаться,
И смириться – не ЖИТЬ! не ЛЮБИТЬ! не ЛЕТАТЬ!
А потом он отстал ослепительным взрывом,
Зацепив чем-то землю, ударом глухим…
Я вернулся живым и, с каким-то надрывом
Пил всю ночь до утра, и беседовал с ним…
PS. Я долго искал, но так и не смог точно узнать имя погибшего летчика.
Примерно в это же время погиб дважды Герой Советского Союза капитан
Карпов. Полковник Рудель, по всей видимости, считал, что тем асом был
именно он. Но Карпов сражался не на этом фронте. В бою с Руделем погиб
совсем другой летчик. У него не было высоких наград, иначе бы его имя
упомянули в сводках потерь. Но он был АСОМ. Ему не хватило совсем чуть-чуть,
чтобы “завалить” лучшего пилота Люфтваффе…
*************************************************
1945. Берлин.
Лязгнул люк…
Осторожно Тишину изучая,
Копоть узкой полоской скользнула сквозь щель,
И расплавленным Солнцем глаза застилая,
Сладким запахом в ноздри ударил Апрель.
Еще теплая сталь под ладонью шершавой -
Изгибаясь змеей, заскользил по броне,
Пыль, безмолвно вальсируя осыпью ржавой,
Расстилала постель на сожженной земле…
Справа жмется всем телом к руинам пехота,
Слева в доме пожар, там теперь никого,
Значит – чисто…
а то помирать неохота,
Если тут до Победы километр всего!
Не за тем я к Берлину шел четыре столетья,
Стольких близких теряя, их жизнью живя,
Эта “тридцать четверка” у меня уже третья,
Два ранения, “Гвардия” и ордена…
Так, посмотрим в чем дело…?
- Ну, вот же зараза!
Есть - достал таки “фаустник” правый каток…
- Старшина, лезь сюда! Остальным – в оба глаза!
- Ну, что скажешь, механик?
– Покурим, Сашок…
Тут крути- не крути, командир - передышка.
Здесь работы на день! Вот такие дела…
На, курни… и без нас, говорю – немцу крышка!
… Тишина-то какая! Может, наша взяла?
- Сань, чего самоходку не с первого раза?
Она сколько попала! Хорошо – рикошет…
- Ну а ты, почему тормознул без приказа?
Чтобы целиться лучше? Струхнул, что ли, дед?
- Это брось, лейтенант, у меня же три “Славы”!
Я, считай, отбоялся на Курской дуге,
Впрочем… помнишь - “Пантера” у самой Варшавы
Нас достала? А я, уж… Спасибо тебе.
Грохнул выстрел. Упали…
– Ты глянь, снайпер – сука!
Вон он, метров за двести, бликует в окне…
Нет, ну ты посмотри, ведь какая подлюка –
Огрызается, мать твою!
… Саня… ты где?!
Башня плавно качнулась в смертельном движеньи,
В панораме прицела - оконный проем.
Громом плюнуло дуло по створу мишени,
Раскололо этаж… Полыхнуло огнем…
А потом был бросок страшным, быстрым приливом,
Полусогнуто скалясь, пехота пошла…
И неслось в эти спины по-волчьи, с надрывом –
Сашка! Сашенька... Ну-у, почему не М-Е-Н-Я!
Плакал старый танкист, и от боли немея,
Прижимая к груди синь распахнутых глаз,
Отпускал в тишину ароматов Апреля
За полдня до Победы…
А может – за час…*
* Штурм столицы третьего рейха 16 апреля - 2 мая.
***********************************************************************
Памяти поколения Булата Окуджавы
На Солнце ярко, а в подъезде – мрак,
Дверь на пружине неохотна и туга,
Еще труднее было сделать шаг,
Чтобы решиться и прийти сюда.
Войти, и сразу мятых папирос
Нащупать пачку – “застолбить” успех.
А если дома? … И немой вопрос?
И не найти ответа, как на грех.
Ладонью гладить долгий путь перилл,
Еще одна площадка и окно –
А если спросит, что я здесь забыл?
Подумаешь, сходили раз в кино!
Ну, нес портфель…. Ну, били раза два,
Читал стихи, а больше все молчал,
Да мы знакомы, в сущности, едва…
И ведь ни разу не поцеловал.
Зато смотрел на тонкий силуэт
Не меньше года! … Меньше – с Сентября,
И рисовал словами твой портрет,
И рифмами придумывал тебя.
Как я тонул в озерах синих глаз,
И как краснел, касаясь рукавом…
А может лучше так – письмо сейчас,
А все сказать, когда вернусь… потом?
На спичках коротко – я так тебя люблю!
И места больше на коробке нет,
А надо – что вернусь, и что найду
Пусть через год… пусть через много лет!
Щелчок замка… выходишь… Это ты?
Отброшу папиросу и шагну –
А знаешь,… я принес тебе цветы…
А знаешь,… мне сегодня – на войну…
***********************************************
Эта девочка
Эта девочка с узким,
уставшим лицом,
повзрослевшая взглядом
в тяжелых ресницах,
крепко сжав кулачок
с обручальным кольцом,
повторяла чуть слышно:
ничего не случится!