Стоявшая с протянутой рукой Черноснежка сузила глаза и, судя по её виду, напряжённо концентрировалась.

На кончике клинка загорелся жёлтый огонёк. Оверрей. Он начал слабо пульсировать, постепенно накрывая около двадцати сантиметров клинка.

Харуюки внимательно следил за ним, а в голове его начали появляться сомнения.

Он… тёплый. Свет, покрывающий клинок, казался таким нежным, приглушенным и тёплым, что Харуюки не мог поверить в то, что он призывался для разрушения.

Но в то же время, каким бы мягким и слабым ни был свет, совершенно очевидно, что Черноснежка вкладывает в него все свои силы. Её стройное тело мелко дрожало, и она едва стояла на ногах.

А затем она тихо произнесла:

— Харуюки… руку.

Не успев даже засомневаться в смысле её слов, Харуюки, словно зачарованный, протянул правую руку. Он поднёс её к кончику вытянутого клинка Черноснежки и осторожно коснулся него.

Будь техника Черноснежки боевой, в этот самый момент её Оверрайд бы просто отрубил ему пальцы, и никакая металлическая броня его бы не спасла.

Но этого не произошло. Произошло… инкарнировалось нечто гораздо более невероятное.

Чёрная сталь клинка… медленно растаяла.

Четыре спереди. Один снизу. Клинок разделился на пять тонких цилиндров, в щели между которыми тут же начал просачиваться свет. Это…

Пальцы руки.

Этот тихий Оверрей производил лишь одно беззвучное, почти незаметное превращение.

Сначала Харуюки рефлекторно подумал, что Черноснежка зачем-то намеренно занижала мощь этой техники. Но он тут же осознал, что именно происходило, и насколько эта «прикладная техника» превосходила по своему эффекту любую боевую технику.

Ни один бёрст линкер не может освоить Инкарнацию, идущую вразрез со своими склонностями.

Красная Королева Нико говорила ему, что это одна из основ Системы Инкарнации.

По одному внешнему виду Чёрной Королевы Блэк Лотос, по одним только клинкам, заменяющим её конечности, становилось ясно, что она — воплощение разрубания. Перерубания всего, что касалось её. Отторжения. Воплощение одинокого чёрного лотоса, никого к себе не подпускавшего. Даже её собственный «ребёнок», Харуюки, многого не знал о ней. Как бы близки ни были друг к другу их глаза, Харуюки никогда не видел того, что она прячет в глубине своей души.

Но он никогда не задумывался об этом. Он воспринимал это как одну из граней красоты Черноснежки.

Но в этот самый момент Черноснежка на его глазах отторгала свою собственную сущность. Она своим воображением опровергала свой собственный тезис о том, что «у неё нет рук, которые она могла бы протянуть кому-то».

Это не просто Инкарнация, это её манифест. Что она, как лидер Нега Небьюласа, представала перед ним в новом свете. С открытой рукой и открытым сердцем. Готовая заключать настоящие узы не только в Ускоренном Мире, но и в реальном…

— Сем… пай… — прошептал Харуюки, и ощутил, как что-то кольнуло в его сердце.

Он понял, что на самом деле ничего не знал о ней. Что называл её «прекрасной одиночкой», глядя на неё лишь снаружи, и ничего не понимая.

Мир перед глазами исказился. Из глаз под зеркальной поверхностью шлема потекли слезы, и Харуюки осторожно обвил свои собственные пальцы вокруг её.

Серебро встретилось с чернотой, и на мгновение Харуюки ощутил тепло. А в следующее мгновение…

Послышался тихий звук, похожий на звон мириад колокольчиков, и «правая рука» Черноснежки рассыпалась.

— А!.. — обронил Харуюки.

Одновременно с этим Черноснежка лишилась сил и начала клониться назад. Харуюки рефлекторно подхватил её.

Лишившаяся правой руки по локоть Черноснежка прижала остатки руки к груди, словно пытаясь стерпеть боль. Хотя, судя по её неровному дыханию, ей действительно было больно. Наконец, она подняла голову и мягко прошептала:

— Семнадцать секунд… я неплохо обновила свой старый рекорд. Уверена… это благодаря тому, что ты был со мной.

Выходит, она уже много раз уничтожала свою собственную руку этой прикладной Инкарнационной техникой.

— Семпай… — отозвался Харуюки дрожащим голосом, не в силах сдержать нахлынувшие чувства.

Ведомый ими, он крепко прижал её аватар к себе и произнёс:

— Семпай… спасибо. Кажется, я понял. Чтобы освоить Инкарнацию второго уровня… нужно встретиться лицом к лицу уже не со своим аватаром, а с самим собой. Нужно осознать, чего я боюсь, чего желаю, и что воображаю не только в Ускоренном Мире, но и в реальном. Вот, в чём суть.

— Именно так, — послышался почти беззвучный ответ в его ушах, но ему казалось, что её голос наполняет весь уровень. — Тем, кто пользуется негативной Инкарнацией, это не нужно. Ярость, ненависть и отчаяние неотделимы от наших тел. Но чтобы породить положительную Инкарнацию, нам необходимо пойти против наших душевных травм. Нам нужно пойти против их воплощения в Ускоренном Мире — нашего собственного дуэльного аватара, и против самих себя в реальном мире. Нужно принять их и превратить в надежду… и это крайне тяжело. Провалиться в дыру в своём сердце несложно, но подниматься наверх… я столько времени пробыла бёрст линкером, но не смогла научиться даже превращать свой клинок в пальцы. Но…

Она ненадолго прервалась, и глаза, находящиеся так близко от Харуюки, внимательно вгляделись в него.

— Но у тебя должно получиться. Ведь ты смог осознать, что есть воображение, самостоятельно.

В любой другой ситуации Харуюки ответил бы «мне это не по силам» или «да ладно, я?». Но сейчас, в этот самый момент, он смог одолеть в себе малодушие и кивнуть. Их маски соприкоснулись, и Харуюки прошептал:

— Да, я… я постараюсь. Пожалуй, к сегодняшней «операции по спасению из Имперского Замка» я не успею… но однажды обязательно разыщу его. Свой «образ надежды».

— Ага. Я тоже буду стараться. К следующему разу постараюсь довести длину техники до тридцати секунд, чтобы ты всё-таки успел пожать мне руку, — прошептала она, и уже эти слова смогли проникнуть в голову Харуюки так глубоко, что почти лишили его дара речи.

— Э, э-э, ну, — он глупо заморгал и с трудом выдавил, — Н-ну да… рукой, наверное, и в меню заходить проще.

Вдруг в фиолетовых глазах перед ним сверкнула нездоровая искра, и послышался ледяной голос:

— Это точно… без руки мне тяжело будет залезть в меню и объявить ничью. Убить тебя, что ли?

К счастью, она всё же смогла принять предложение ничьи Харуюки левой рукой.

Покинув дуэльное поле и вернувшись в реальный мир, Харуюки несколько секунд просто смотрел в потолок. Затем он вдруг вспомнил, что лежал на койке в медкабинете, а сбоку к нему прижималась Черноснежка, словно в романтической комедии…

— Харуюки.

Он ощутил её дыхание на левом ухе и оторопел, а затем осторожно скосил взгляд.

Но увиденное заставило его мгновенно забыть о своём страхе и выпучить глаза.

Черноснежка, продолжая лежать на боку, внимательно осматривала свою правую руку. Её бледные, словно жемчужины, ногти, блестели в свете ламп. Чёрные глаза моргнули, а затем сфокусировались на Харуюки.

— Ты помнишь, Харуюки? В тот день, когда я впервые прочла тебе лекцию по Брейн Бёрсту… я протянула руку и спросила: «Тебе действительно кажется, что два метра виртуального пространства — это так далеко?»

Конечно, он помнил.

Когда это случилось, Харуюки отвёл взгляд от её руки, и мысленно ответил: «Далеко».

Он кивнул. На лице Черноснежки появилась печальная улыбка, и она продолжила:

— Ты знаешь… для меня те два метра были действительно далёкими. Я так… так давно не протягивала никому свою руку. Я всегда боялась притрагиваться к другим людям. Возможно… я никогда искренне не держалась за руки даже с теми легионерами, с которыми была связана самыми крепкими узами: Фуко, Утай, Карен и Графом. Но, с того дня, когда я встретилась с тобой в комнате для виртуального сквоша… даже нет, с того дня, когда я увидела в локальной сети того маленького поросёнка с опущенной головой, бегущего куда-то…