– Мы с ним уже больше года не общались. Даже почти два года. – Она склонила голову набок. – Кроме того, это же он меня бросил. С чего ему болтаться рядом?

– Может, понял, какой он идиот.

Эва чуть грустно улыбнулась:

– Как ни лестно слышать, уверяю: для Майкла это было приятное избавление. Ну да ладно. А почему ты спрашиваешь?

«Как бы получше сформулировать?»

Джордан заметил, как замкнута стала Эва, обнаружив слежку прошлой ночью. Как разнервничалась из-за проколотой шины. Все явно говорило о том, что кто-то ее пугает.

Хотя напуганной Эву вряд ли назовешь. Скорее нервной. Сердитой. Явно на грани, но осторожной.

И может, это эго разыгралось, но Джордан также подозревал, что именно из-за неприятных обстоятельств она и продолжает его отталкивать.

– Я не слепой, Эва. – Прямиком к делу. Лучше так во всем разобраться, раз уж она солгала насчет шины. – И не дурак. Кто-то доставляет тебе неприятности. Почему и какого именно рода, не знаю, но опасно же, когда за тобой повсюду ездят, режут шины и бог знает что еще делают, о чем я не в курсе. Это называется преследованием – и раз уж ты меня в нем едва не обвинила вчера ночью, то сама все прекрасно понимаешь, – и есть законы его запрещающие. Если у тебя проблемы, я с радостью помогу. Раздобыть судебный запрет – пара пустяков, только скажи, кто тебя достает.

Эва застыла, поставила бокал и прищурилась:

– Надо же, какой ты проницательный.

– Эва…

Она подняла руку:

– Не надо. Не дави на меня. Ты высказался – позволь и мне озвучить свое мнение. Я не собираюсь оскорблять твои интеллектуальные способности утверждая, мол, ты все выдумал.

– Хорошо.

Она упрямо вздернула подбородок.

– Прежде всего, хочу, чтобы ты знал: я ценю твое беспокойство и искреннее желание помочь. Ты хороший человек.

– Почему мне не нравится начало?

– Ты хороший человек, который пытается сделать хорошее дело. И несмотря на некоторые… трудности, с которыми мне пришлось столкнуться в последнее время, уверяю, с ними я могу справиться сама.

– Эва. Ты знаешь, сколько женщин утверждают подобное? А потом их любимые заходят слишком далеко, набивают им фингалы, ломают ребра. И дамы иногда решают, что говорить «нет» бесполезно, и достают оружие.

– Так, это уже сексизм…

– Это не сексизм, а реальность. Я прокурор, Эва, и вижу это почти каждый день.

Она склонила голову:

– Верю. Но мой случай не из их числа. Просто поверь и не дави. Ты мне нравишься, Джордан. Правда. И я понимаю, что как хороший человек ты привык решать проблемы и искать выход, потому что только так можешь помочь. Но я вполне в силах сама о себе позаботиться. Если столкнусь с чем-то по-настоящему серьезным, обещаю – первому я позвоню тебе. Однако до того мне придется попросить тебя сделать шаг назад. Если не можешь – тогда нет смысла продолжать.

Джордан посмотрел на сидящую перед ним женщину со стальным взглядом. И подумал обо всех тех, известных ему, которые тоже считали, что сами со всем справятся. Женщинах, чьи убийства он расследовал, потому что они тоже не думали, будто их муж, бывший или сосед рискнет причинить им реальный вред. Ну поднимет парень руку по пьяни, ну выследит пару раз, ну заглянет в окно ночью – ничего страшного.

Вот только не со всем они могли сами разобраться.

А признаться в этом, попросить помощи, рассказать, что запуганы и что их бьют, не получалось. Либо слишком стеснялись, либо вообще рассматривали как слабость.

И неизбежно в итоге их жизнь становилась причиной появления очередной папки с делом на столе Джордана.

– Я преподаю самооборону.

– Что?

– Не помню, говорил ли тебе раньше, но я преподаю в Молодежной христианской организации основы самообороны для женщин.

– Очень… благородно с твоей стороны. – Эва с опаской глянула на него поверх бокала. – Это сейчас намек такой был?

– Как ты поступишь, если мужчина – больше и сильнее тебя – проведет, к примеру, удушающий захват?

– До или после того, как я надеру ему задницу за то, что пытается учить меня жить?

– Я не учу тебя жить, а говорю серьезно. Давай. – Джордан забрал у нее бокал, поставил его на стол и поднялся. – Покажи. Что ты сделаешь?

Раздираемая раздражением и весельем – «Черт, ну какое там веселье? Да я просто вне себя!», – Эва отодвинула стул.

– Джордан, какая необходимость…

– Уважь меня.

Она чуть не закатила глаза. Пока он не схватил ее, не развернул и не сжал ей горло.

– Как ты поступишь?

– Выблюю вегетарианскую лазанью прямо на твои красивые туфли.

– Эва. – Джордан совсем чуть-чуть усилил хватку. – Как ты поступишь?

Он такой большой. И руки точно теплая сталь. Эва ухватилась за них и резко дернула вниз. Шагнула в сторону, вывернула бедро и, перенеся вес на него, наклонилась, увлекая Джордана за собой.

– Очень хорошо, – отозвался он сзади и сверху. – Начало правильное. Только потренироваться надо.

– Я уже сказала, кончай меня опекать.

– Я не опекаю, я о тебе волнуюсь. Ударь меня в колено.

– Что?

Жар его тела так отвлекал. По идее Эва должна была чувствовать тревогу или страх – ну или то же самое раздражение. Но уж точно не возбуждение.

– Локтем. Ударь меня локтем в колено. Ой. Ладно, получилось. Видишь, я ослабил хватку?

Эва изогнула шею и посмотрела Джордану в глаза из положения вверх тормашками.

– Доволен?

– Не особо. Но… – Эва снова врезала ему, и Джордан поморщился. – У тебя чертовски острые локти.

– Я ходила на курсы в колледже. – Оба выпрямились, и он потер ушибленное колено. – Немного потеряла хватку, но не собираюсь просто лежать и ждать, если кто-то вздумает на меня напасть.

– Эва, я не о том…

Она подняла руку в знак примирения:

– Знаю. И понимаю, что ты по природе защитник. Но лучше бы ты меня уважал.

– Думаешь, я тебя не уважаю?

Джордан сжал губы, и Эва коснулась его руки:

– Как человека – безусловно, уважаешь. Считай я иначе – ты не сидел бы здесь, даже несмотря на взятку лазаньей. Но как женщину, способную оценить степень опасности… боюсь, тут у тебя замашки шелти. Ты сам выбрал, где мне должно находиться, и стараешься меня туда загнать.

Какое-то время Джордан просто молча смотрел на нее, затем наконец пожал плечами:

– Ладно. Прости, если оказался назойливым.

Вечер был слишком хорош, чтобы заканчивать его ссорой.

– Ничего. – Эва изобразила улыбку. – Зато я смогла переварить часть этой лазаньи. Кстати, прекрасной. Мои комплименты твоей маме. – И, обойдя стол, принялась собирать посуду. – Раз ты готовил, мою я.

– Ты моешь, я вытираю. – Джордану поневоле пришлось сменить тему. Надо просто выяснить все окольными путями. К черту прямолинейность. – Тогда быстрее смогу снова тебя обнять. Если, конечно, пообещаешь держать локти при себе.

И добродушно улыбнулся, когда Эва на него посмотрела.

– А ты всегда ждешь платы за еду?

– Всегда. – Джордан пристроил свою тарелку рядом с той, что уже стояла в раковине. – Но я за равноправие. В следующий раз ты можешь приготовить ужин и рассчитывать на плату с моей стороны.

Эва взяла губку и моющее средство.

– Это так ты себе представляешь равноправие?

– Ага. – Джордан расстегнул манжеты и закатал рукава рубашки. – Как говорится, вот ты и доигралась. – Он повернул ручку у старенького радио возле раковины. – Никогда не слышала про айпод?

– Да что ты понимаешь. – Эва выдвинула ящик и достала док-станцию и провода. – Это же ретро. Есть какая-то прелесть в том, чтобы держать на кухне старомодное радио. Люблю ностальгию.

– Ностальгию, – повторил Джордан, а Элвис сообщил своим бархатным голосом, что влюблен. – Ну что ж, по крайней мере, Король прав.