V Религиозные споры. — Мистер Брук попался. — Саку не убедил сородичей. — Освобождение Брука. — Напа

Тревожные слухи носились среди папуасов рода Какаду.

Говорили, что белые на какой-то большой трескучей лодке забрались в глубь острова, в такие отдаленные места, где их ноги никогда раньше не бывало.

Кое-кто рассказывал, что огромная и тоже трескучая птица пролетела над островом[16]. Может, и на ней летают белые? Тогда не миновать беды!

И еще говорили, что поблизости появился какой-то невиданный зверь, превосходящий размерами самого крупного кенгуру, что зверь этот очень быстро бегает, а на спине у него сидит человек. Это было пострашнее даже трескучей птицы.

Вдобавок ко всему проклятые Мукку снова готовятся к нападению.

Недавно они захватили в плен двоих из рода Какаду.

А посланцев за громом белых все нет и нет. Следует сказать, что Мукку был тем самым родом, из которого происходили Саку и его мать. Сейчас для миссионера оба рода были одинаковы; он боялся только, что они снова начнут давнишнюю распрю.

А от него в эти дни ждали помощи против Мукку. Вождь Мапу перестал уже дожидаться посланцев. Все надежды он теперь возлагал на Саку: пусть помолится своему богу, чтобы сердца Мукку смягчились — и тогда воины Many нападут на них.

Саку тем временем развернул свою деятельность.

— Самый тяжкий грех перед великим духом, — внушал он, — это убийство. Разве вы не хотели бы, чтобы никто никого не убивал, чтобы все люди любили друг друга, как братья, и никому не угрожала бы смерть?

— Конечно, хотели бы, — ответило сразу несколько человек.

— Так и сами не убивайте никого! А если кто-нибудь вас обидит, стерпите, как учит великий учитель Христос.

— А вот недавно Мукку съели одного из наших, — сказал молодой папуас. — Если мы будем терпеть и сидеть сложа руки, то они всех нас съедят.

Саку пришлось начинать проповедь сначала.

Подолгу беседовал он и с Мапу.

— Ты неверно понял меня, — говорил Саку вождю, — если думаешь, что бог может стать на чью-нибудь сторону и позволить одним убивать других. Нет, он ко всем относится одинаково. Моя задача — просить бога смягчить сердца людей. И это относится одинаково и к Мукку, и к Какаду.

После короткого раздумья Мапу сказал:

— Хорошо, молись за тех и за других, лишь бы помог твой бог.

Мапу сообразил, что от этого он ничего не потеряет; только бы Мукку смирились, сложили оружие…

Неожиданно загремел барабан. Люди в деревне засуетились.

— Мукку идут! — послышались голоса.

Мужчины схватились за оружие, а женщины с детьми побежали в лес.

В лесу у папуасов обычно устроены запасные жилища высоко на деревьях — на случай, если придется искать спасения от врагов. Там хранятся запасы еды, оружия, а также камней, чтобы не подпустить врага к деревьям.

Но сегодня случилось нечто необычное: в деревню вели связанного белого человека.

В окружении плотной толпы народа он приближался к ум-камалю, по бокам его гордо шагали те два посланца, которых Мапу отправил за громом. Когда они подошли совсем близко, Саку не мог удержаться от восклицания: перед ним стоял мистер Брук!

Он был с непокрытой головой, с окровавленным лицом, одежда на нем вся изорвана. Глаза горели страхом и злобой.

Его подвели и толкнули под навес ум-камаля. Собравшиеся рассматривали его, словно диковинного зверя, некоторые даже ощупывали и говорили:

— Хорошее будет мясо!

И Брук, по всей вероятности, догадывался, что значат ощупывания и эти слова…

Собрали совет. Посланцы рассказали все, что произошло с ними:

— Мы дали им золото и шкурки птиц. Просили гром. Они нам дали огненной воды. Больше мы ничего не помним. Очнулись одни в лесу. У нас осталось только вот это.

И они показали бутылку с отбитым горлышком. Все стали рассматривать ее, передавать из рук в руки, нюхать. Заметили, что края очень острые — это могло пригодиться в хозяйстве. Пожалуй, это орудие стоит того золота, которое за него отдано и от которого нет никакой пользы.

Но большинство понимало, что посланцев обманули.

— Мы отправились домой, — продолжали рассказывать посланцы, — и через несколько дней увидели на реке трескучую лодку. Стали следить за ней. Оказалось, в ней были те самые белые, которые дали нам огненной воды. И вот одного из них мы поймали.

Чтобы понять, как им удалось, идя пешком, не отстать от моторного катера, взглянем на карту Новой Гвинеи. Мы увидим, что от южного побережья, где находилась станция, расположенная вблизи устья реки Марегед, до верховьев реки Фляй имеются два пути: один — по воде, на восток, вдоль побережья, а затем по реке на запад; другой — сухим путем, прямо на север. В первом случае нужно пройти километров шестьсот — семьсот, во втором — не больше ста двадцати.

Люди недолго толковали о пленнике, всех занимало другое. Белые со своим страшным оружием забрались далеко в глубь острова, значит, они затевают что-то недоброе. Чего еще ждать от них? Наверно, хотят прибрать к рукам все земли вокруг, вместе с жителями. Значит, надо уничтожить опасных врагов — и тех, что в лодке, и этого пленника.

Все папуасы, жившие на побережье, давно уже находились под пятой у белых; свободными оставались лишь те, что жили вдали от моря. И вот теперь белые добираются до них! Да еще обманом забрали у посланцев золото. Череп белого принесет счастье, славу и могущество роду Какаду. Мукку до сих пор не имеют черепа белого человека.

Некоторые даже решили, что успеху благоприятствовало присутствие Саку, что великий дух сделал белых слабыми и покорными, не способными сопротивляться. А об Мукку и говорить нечего — их уже можно считать уничтоженными.

Одним словом, дела рода Какаду шли как нельзя лучше.

Саку сидел на совете, слушал, и сердце у него разрывалось от отчаяния.

— Нет, братья, — начал он, — мы не должны убивать этого человека. Бог нам этого не простит. Даже в битве надо щадить врага. Бог покарает нас: он пошлет белых, они разорят селение.

— Значит, твой бог заступается только за белых? Ты ведь сам говорил, что для него все одинаковы, — возразили ему.

— Он стоит на стороне тех, кто не творит зла, кто любит людей, кто никому не причиняет вреда. А кто его не слушается, того он наказывает, — старался растолковать Саку.

— Постой! — перебил Мапу. — А разве белые не творят зла? Разве они не отняли у наших соседей землю? Разве они явились сюда не за тем, чтобы и у нас отобрать ее? Разве они не обманули наших посланцев? Разве они не убивают наших?

— Кто сотворил грех, того бог сам будет судить и карать, а не мы, — отвечал Саку.

— Так почему же ты сам только что сказал: придут белые и накажут нас, если мы убьем этого человека?! — возражал Мапу. — Почему они не хотят ждать, пока бог сам рассудит?

Саку еще раз с огорчением убедился, как трудно просветить этих темных людей. Они видят и понимают лишь то, что прямо касается их повседневной жизни, а о спасении души они неспособны даже помыслить.

Он замолчал и стал придумывать, как помочь Бруку.

Пленника повели в хижину, где ему предстояло провести свою последнюю ночь. И вот на пути в нее он увидел Саку. Брук остановился, страшно побледнел, хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова.

Саку сделал вид, будто, не замечая его, читает библию. Папуасы привыкли видеть его постоянно с книгой в руках и считали, что именно в ней заключена та чудодейственная сила, которую привез Саку от белых.

Как только Брук подошел ближе, Саку, не отрывая глаз от книги, тихо сказал по-английски:

— Мистер Брук! Не обращайте на меня внимания. Я надеюсь сегодня ночью освободить вас.

Лицо Брука осветилось надеждой. Глядя в этот момент на него, каждый мог бы подумать, что это милейший и добрейший человек на свете.

Его втолкнули в хижину, и поставили стражем того самого франта, что выбелил себе голову известью. Поставили его лишь на всякий случай, потому что Брук был связан так крепко, что о побеге не мог и думать. Кроме того, на ночь его осмотрели и связали еще раз, так что он и шевельнуться не мог.

Саку все сидел и ломал голову над тем, что предпринять. Подкрасться незаметно и развязать Брука было невозможно: в тишине ночи слышен каждый шорох. С часовым тоже ничего не сделаешь. Оставался только один, очень ненадежный способ.

Не дожидаясь наступления глубокой ночи, Саку, словно прогуливаясь, подошел к часовому.

— Ты один будешь стоять всю ночь? — спросил у него Саку.

— Нет. В полночь меня сменят, — отвечал тот.

В это время Саку незаметно бросил в дверь хижины нож.

— Смотри же, стереги хорошенько! — сказал Саку и пошел прочь от хижины.

Брук видел, как подходил Саку, знал, с каким намерением тот подошел, но как он ему поможет, пока не догадывался. А вдруг ничего не удастся? При этой мысли у него по спине пробегала дрожь.

И вдруг рядом с ним упал нож. Брук мгновенно все понял. Но до освобождения было еще далеко. Прежде всего, как воспользоваться ножом, если Брук связан по рукам и ногам и лежит, как колода? Во-вторых, нельзя ничего делать, пока вблизи торчит часовой: каждое движение будет ему слышно. А ведь, может быть, придется работать всю ночь.

Тогда Брук нарочно начал крутиться, стонать и громко ругаться. Страж сперва удивился, подошел, посмотрел на него. Брук заворочался и застонал сильнее. Папуас, наконец, перестал обращать внимание. Он понимал, что человек перед смертью не может быть спокоен.

Тогда Брук взялся за дело. Сперва он попытался лечь на нож и разрезать веревки на руках, но нож лежал плашмя, и все усилия были тщетны. Тогда он взял нож в зубы и после долгих усилий сумел разрезать веревку на плече. Но как высвободить связанные назад руки?

Ему пришла мысль воткнуть нож зубами в щель стены. Это долго не удавалось: каждый раз нож падал или держался только до первого прикосновения к нему. Щеки и губы Брука покрылись порезами, из них сочилась кровь.

А время шло и шло. Скоро сменят часового. Новый захочет посмотреть, хорошо ли связан пленник…

И Брук снова принялся за работу, от которой зависела его жизнь.