Наконец, веревки упали! Брук зажал в руке нож и перевел дух. Однако нужно было спешить.

Он пополз к двери. Улучив момент, когда папуас повернулся к нему спиной, бросился вперед — и несчастный успел только глухо застонать…

Через полчаса грохот барабана поднял на ноги всю деревню. Только Саку оставался спокоен: это означало, что Брук был на свободе.

И вдруг миссионер узнал, что часовой убит. Значит, он, Саку, слуга божий, убил его! Он, старавшийся, чтобы все обошлось без кровопролития!

Но тогда пролилась бы кровь другого человека… Что оставалось делать? Кто виноват в случившемся?

На эти вопросы он не мог получить ответов у господа бога. И где-то в глубине души зародилось первое сомнение: зачем бог допускает зло, если может пресечь его?

Двадцать вооруженных мужчин бросились в погоню за беглецом. Папуасы рассудили, что за такое короткое время он не мог далеко убежать, — тем более ночью, в незнакомой местности.

…Посмотрим теперь, каким образом Брук оказался в руках папуасов.

Переночевав на островке, путники стали собираться в дорогу. Тут часовой-сипай обнаружил, что у него исчезло ружье. Стал искать, но напрасно. Сказать об этом он побоялся, так как проступок был серьезным и наказание могло последовать тяжелое. Видимо, при переноске на катер вещей кто-нибудь прихватил и его ружье. А так как ружей в экспедиции было достаточно, он взял себе другое и вскоре позабыл о случившемся.

Течение реки становилось все сильнее. Встречалось много камней, и катер наскочил на один из них. Пришлось остановиться исправлять повреждение.

Пока были заняты ремонтом, Бруку вздумалось побродить по берегу. Он даже не захватил с собою ружья. Пройдя несколько шагов, он вспугнул кенгуру, который быстро поскакал от него. Но тут он заметил, что за старым кенгуру бежит маленький кенгуренок. Он был так потешен, так неумело и неловко подпрыгивал, что Бруку захотелось поймать его. Это оказалось не так трудно, и все же незаметно для себя Брук довольно далеко отошел от берега.

В тот момент, когда он нагнулся, чтобы схватить кенгуренка, сзади на него набросились двое папуасов, заткнули рот и потащили в лес.

Брук отбивался что есть силы, но был безжалостно избит; все лицо покрылось кровоподтеками и синяками.

Сначала его волокли по земле, но через несколько сот метров поставили на ноги, скрутили руки за спиной и с помощью тумаков заставили идти вперед. Он попробовал было закричать, но получил оглушающий удар в лицо и потерял два зуба.

А ремонт катера к этому времени был закончен. Приготовились к отплытию и тут только хватились, что нет Брука. Стали кричать, звать его — никакого ответа. Вышли на берег, поискали вблизи — все напрасно. Тогда несколько раз выстрелили в воздух, но и на выстрелы, кроме эха, никто не откликнулся.

Брук слышал выстрелы, знал, что его ищут, но был бессилен что-либо предпринять.

Несколько человек, держа ружья наготове, обшарили весь берег, но нашли только примятую в одном месте траву. Поняли, что Брук отбивался от неведомых врагов.

— Ясно, — с грустью сказал Скотт, — несчастного Брука схватили папуасы. Удивительно, что такой опытный человек попался так нелепо! Мы должны найти его. И не только спасти, но и как следует проучить дикарей, чтобы им и в голову не приходило нападать на белых.

Вместо отплытия стали готовиться к карательной экспедиции.

Решили на катере, для его обороны, оставить пулемет и с ним механика Гуда и одного сипая. Им также поручили охрану Чунг Ли. Все остальные двинулись в поход. Нечего и говорить, что все были вооружены с головы до ног. Даже ручные гранаты захватили с собой.

Найти и выручить Брука можно было, только двигаясь по следам. В таких местах, где нога человека ступает не чаще одного раза в несколько лет, опытному глазу ничего не стоит найти свежий след по примятой траве, сломанной веточке и другим подобным признакам. Такой опытный глаз был у Файлу. Он шел впереди, как собака-ищейка и, казалось, не только высматривал, но и вынюхивал след. А след часто отклонялся в сторону, порой вовсе терялся, из-за чего отряд двигался медленно. Ночевать пришлось в лесу. Никто и не подозревал, что деревня находилась совсем близко, километрах в пяти от стоянки отряда.

Из предосторожности огня не раскладывали. Никто не спал, все с нетерпением ждали рассвета.

В это время навстречу им пробирался Брук, а вслед за ним двигалась погоня.

Папуасы, рассыпавшись цепью и охватив значительную полосу леса, осторожно крались вперед. Время от времени они подавали друг другу сигналы, подражая голосам ночных птиц.

Брук слышал эти голоса то с одной, то с другой стороны, то впереди себя, и не обращал на них внимания, не догадываясь, кто их издает.

Но Файлу сообразил, в чем дело.

— Сагиб[17],— тихо шепнул он Скотту. — Эти птички мне кажутся подозрительными. Они кричат, как будто нарочно рассаженные по одной линии. Позади нас их почему-то не слышно. Надо быть настороже.

Передали всем, чтобы сидели тихо и держали ружья наготове.

Вот неведомая птица крикнула совсем близко, мелькнула тень. Ее заметил и Брук, уже приблизившийся к отряду. И тут только он понял, что его окружают дикари. Затрепетав от ужаса, он прижался к земле и замер.

Тень метнулась в ту сторону, откуда послышался шорох. И тогда в темноте сверкнуло несколько огоньков и раздалось с десяток выстрелов.

Лес сразу ожил: со всех сторон понеслись вопли, визг, треск сучьев. Воспрянувший Брук тоже громко закричал от радости. И весь отряд с удивлением увидел его рядом с убитым дикарем.

Несколько минут Брук от радостного возбуждения не мог прийти в себя. По лицу его текли слезы. Потом он стал рассказывать, что с ним произошло. Им постепенно овладевала злоба: теперь он требовал немедленной расправы с этими людоедами.

Но Скотта не надо было упрашивать. Он сам считал жестокую расправу необходимой не столько из-за Брука, сколько ради поддержания престижа Британской империи. Он также полагал, что, если папуасы на всю жизнь запомнят о расправе, научатся бояться и уважать белых властителей, — это пойдет им же на пользу.

Теперь не надо было ждать утра, так как Брук знал дорогу.

Снова в тишине ночи загремел барабан — долго и тревожно. Видимо, возвещал он о чем-то еще более важном, чем прежде.

Не прошло и нескольких минут, как все Какаду уже знали, что на них идут белые, что одного воина они уже убили и остальным грозит опасность.

Не теряя времени, женщины с детьми побежали прятаться в лесных хижинах, а вооруженные мужчины, которых набралось около шестидесяти, приготовились к сражению. От разведчиков они уже знали, что белых не более десятка.

Мапу, однако, все еще надеялся не только одолеть белых, но и забрать всех их в плен. Ведь это были те самые люди, которые научили Саку любить всех, никого не убивать и даже подставлять левую щеку, когда ударяют по правой. Если Саку так думает и так поступает, значит, о тех, кто его научил, и говорить нечего.

Вождь подошел к Саку, который сидел неподвижно, погруженный в глубокое и тягостное раздумье.

— Скажи, Саку, — притронулся к его плечу Мапу. — Эти белые тоже поклоняются тому великому духу, про которого ты говорил?

— Да, — неохотно ответил Саку.

— Значит, они ничего дурного нам не сделают? — снова спросил Мапу.

— Не каждый из них выполняет веления божии, — упавшим голосом проговорил Саку, — злой дух старается отвратить человека от бога.

— А как можно бороться с этим злым духом?

— Молиться, чтобы бог отогнал его.

— А ты можешь это сделать? Можешь помолиться, чтобы бог отогнал от них злого духа? — не отступался от своего Мапу.

— Мы всегда должны это делать. Я сам пойду навстречу белым, — сказал Саку, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Спустя некоторое время деревня замерла. Женщины с детьми ушли в лес, а мужчины притаились за строениями.

Чуть стало светать, показался карательный отряд. Белые шли шеренгой с ружьями наготове.

Вот из-за укрытия показалась человеческая фигура. Туман не позволял как следует рассмотреть ее.

— Папуас! — крикнул кто-то в отряде белых, и сразу же прогремели два выстрела.

Но человек не стал прятаться, а направился прямо к ним.

— Идет прямо к нам! — раздался удивленный голос Кандараки. — Не стреляйте!

— Нечего на них смотреть! — закричал Брук. — Дайте ружье, я с удовольствием всажу пулю в лоб этому людоеду.

— Действительно, что за переговоры могут быть с ними? — сказал Скотт. — Наша задача наказать их.

И несколько сипаев снова прицелились в папуаса.

— Стойте! Стойте! — вдруг воскликнул боцман. — Да это же наш черномазый миссионер.

Ружья опустились.

— Так и есть, — в замешательстве проговорил Брук. — Мне бы следовало догадаться, что это мог быть только наш святоша-дикарь. Кто же другой полез бы под пули? Вот была бы история, если бы я сам убил своего избавителя!

Саку подошел к ним.

— Братья во Христе! — торжественно произнес он. — Я хочу верить, что вы идете не за тем, чтобы причинить зло этим темным людям.

— Верно, — ответил ему Скотт, — мы идем, чтобы наказать их.

— Но за что вы собираетесь их наказывать?

— Они осмелились напасть на нас и даже чуть не съели одного из наших. И мы накажем их так, чтобы больше не только никому из них, но и их детям не пришло в голову поднимать на нас руку.

— Но ведь никто из вас не пострадал, а у них уже убито двое, — доказывал Саку.

— Это произошло случайно, и к тому же с вашей помощью, да еще потому, что мы подоспели вовремя, — возразил Скотт. — Но их намерения преступны и требуют наказания.

— Вы же сами учили меня, что бог велит прощать людям их грехи, — раздраженно сказал Саку.

— Прежде всего, не мы вас этому учили, а миссионеры. К тому же, вы должны знать, что на земле существует суд и закон, призванные карать за преступления, — строго отпарировал Скотт и шагнул вперед. За ним двинулся и весь отряд.