— Да что вы, дорогой мой, откуда? — Это голос Левченко.

— Достаньте мне шерстяную кофточку, да я вам всю Маринкину инструментальную кладовую переверну, — вмешался другой женский голос.

Миленко узнала ночную дежурную лаборатории Челканову. В лагере Её звали просто Чёлка. Это была беловолосая, молодая женщина из воровок.

— Ну ладно, докалякаемся с блондиночкой, — проговорил мужчина. — А по части… — Он хмыкнул, — Нам всё равно, Аллочка, хлеб или пироги. Давай лучше пироги.

— Ох эти мне мужчины, — игриво перебила Его староста. — Нелегко найти жемчужную раковину в такой луже. Разве из уважения к вам. Должна прийти одна, познакомлю. О, это настоящее воплощение Украины — и чёрная бровь, и свежесть садов. Чёлка работает в ночь постоянно. А остальные… Ну да вы, горняки, народ неотразимый.

Миленко растерялась. Повернулась бежать и в спешке задела какую-то тумбочку. Та упала, детали со звоном рассыпались по полу.

— А, это ты, Миленко? — распахнула дверь Левченко. — Ну, заходи, заходи! — Она быстро подошла к девушке, обняла за плечи и ввела в весовую.

Здесь сидело двое мужчин и Чёлка. Возле аналитических весов стояла бутылка с вином, мензурки, открытая банка американской колбасы, нарезанная ломтиками ветчина. Молодой парень сидел на высоком стуле и поправлял воротник вышитой украинской рубашки. Второй, уже в годах, что-то шептал Чёлке, поглаживая Её белые как лён волосы.

От женихов не было отбоя. Под разными предлогами они приезжали за сотни километров, привозили подарки и начинали ухаживать-опекать. Но приезжали преимущественно люди с уголовным прошлым, бесцеремонные и нахальные. Миленко это знала и потому испуганно жалась к стене.

— Мени треба анализы, — пролепетала она, стыдливо закрывая рот уголком платка.

Парень разлил по мензуркам вино и оглядел девушку оценивающим взглядом.

— Не будь деревней, дорогуша, садись. — Левченко придвинула стул и зашептала Ей в самое ухо: — Этот красивый молодой человек давно ищет возможности познакомиться с тобой. Да не красней, ты, Ей-богу, не институтка…

— Зовсим не можно…

— Ты в лагере, милая, без поддержки пропадёшь. А то подвернётся какой-нибудь прохвост.

Парень расставил мензурки. Левченко выпила и смотрела выжидательно. Миленко смутилась. Пить страшно, и отказаться опасно. Староста уговаривала. В это время в дверях появилась Лаврова. Лицо Её казалось спокойным, но глаза сухо блестели. Чёлка залпом выпила и, поперхнувшись, закрыла руками лицо. Мужчины смутились. Левченко радостно заулыбалась и подбежала к Марине.

— Мариночка, как хорошо. Пройди, садись. Как кстати, как кстати. Нам давно время поладить. Чего делить-то? Да и один в поле не воин, ни тылов, ни дружеской поддержки. — Она обернулась и представила: — Познакомьтесь, это Марина — гроза и гордость лагеря.

Пожилой мужчина быстро наполнил мензурку и подошёл к Марине.

— Выпей, — принялась уговаривать Левченко. — Найдём тебе жениха, сразу утихомиришься и спасибо скажешь.

— Уж не этого ли губошлёпа в женихи мне определила? — спросила Марина, бесцеремонно оглядывая парня. — Женишок, значит? Та-аак?..

— Ну, Мариночка! Пожалуй, ты напрасно? — забегали глаза у Аллы Васильевны.

— А может быть, этого? — не обращая внимания на Левченко, продолжала Марина, насмешливо глядя на пожилого. Тот растерянно стоял с мензуркой и нелепо притоптывал. — А ты, дедушка, выше ножку, выше. Будет совсем мило. Да брюхо подбери, потеряешь! — Она жёлчно захохотала. — Мухи вы зелёные. Паразиты!

— Ну-ну, ты полегче на поворотах! — вздрогнул пожилой и, покосившись на окно, поставил мензурку. — Не забывайся! А не то знаешь…

— Марш отсюда, червЯки! И дорогу забудьте! — Марина схватила за руку Миленко и угрожающе блеснула глазами. — Ты, староста, эту девчонку забудь. А со мной не играй, я сама умею купить и продать. — Не выпуская руки девушки, она вышла.

Молодой парень заторопился.

— Чёрт вас тут разберёт. Ещё вляпаешься. Психопатки какие-то. Ну я пошёл. Если что будет, скажете кому надо. — Воровато оглядевшись, он быстро побежал к проходной.

Левченко подошла к окну, прислушалась.

— Ты чего расстилалась перед Маринкой — как дурёха, — накинулась на нее Чёлка. — Ей давно, стерве, мину подложить надо. Кубышка твоя не без Её рук уплыла. Шайхула не только у тебя крутился. — Она подскочила к старосте и схватила Её за руку. — Молчишь? Да и верно, кому пожалуешься?

— Ничего больше не хочу, устала. Всё, что ни делаю, — прахом! Потеряна жизнь. — Левченко вздохнула. — Сегодня староста, а завтра?

— А ты сегодня живи. Урвала — твоё, — сочувственно проговорила Чёлка. — Да уж ладно, ты только не мешай. Я что-нибудь придумаю сама.

Больше десяти дней тянулась командировка Самсонова. С транспортом оказалось куда сложней, чем он думал, а надо было завозить груз на отдалённые участки. Дальстрой передал часть машин Чукотке. Открывались новые предприятия ниже Среднекана, и теперь по зимней дороге туда везли оборудование для рудников. Появились прииски на Индигирке — и протяжённость основной трассы перевалила за тысячу километров.

Пришлось Ехать в Берелёх к начальнику автобазы и договариваться о цистернах под горючее. На обратном пути он заехал в Нексикан к Колосову. Смеркалось. За заводским забором теснились крыши цехов. Вахтёр пропустил Валерия в производственную зону. Там он увидел толпу женщин. Они окружили девушку в телогрейке.

— Зараза! Воровка! Тварь!

К девушке протолкалась молодая женщина с выбившимися из-под платка льняными волосами. Заглушая других, она пронзительно закричала:

— Попалась, паскуда! У своих воровать? Весь цех без выработки решила оставить? Хватит, повыкобенивалась!

Девушка покорно сложила на груди руки. На Её лице застыла растерянная улыбка. Только круто изломанные резкие брови вздрагивали и странно блестели глаза.

Самсонов подошёл ближе.

— Да мы тебя сначала сами распишем, а потом в цех потащим, — визжала беловолосая. — Вот я тебя за всех! — она рванула из-под полы обрезок металлической трубы.

Девушка словно очнулась.

— Ну украла, скажем, а что? Значит, бить собираешься? Да ведь ты, шавка, и ударить побоишься, разве поцарапаешь! А я вот нет! — рывком она выхватила у блондинки трубу и ринулась на женщин. Те с визгом бросились по сторонам, освобождая Ей дорогу.

Девушка спокойно отошла на несколько шагов и швырнула трубу в снег. Блондинка не успокоилась. Подняв с земли кусок железа, она, крадучись, бросилась за девушкой.

Не отдавая себе отчёта, Самсонов схватил беловолосую за руку.

— А ведь подленько, сестричка! Эта малышка куда храбрее вас, — проговорил он взволнованно.

Девушка, остановившись, оглянулась.

— Ещё один рыцарь, да какой могучий. Только напрасно ввязываешься, миленький. Тут девки такие, что не моргнув оторвут всё. — И скрылась за дверью цеха.

Самсонов чувствовал, как пылает Его лицо. На черта он влез в эту кашу? Хулиганка, и Ещё воровка. Он ругал себя. Но девушка произвела на него сильное впечатление. Раздумывая, побрёл Самсонов в контору мастерских.

Нашёл он Колосова удручённым и расстроенным. При свете настольной лампы лицо Его казалось совсем бледным. Юра вяло поздоровался.

— Одна беда за другой, — заговорил он, помогая Самсонову снять шубу. — Пропали два человека — Шайхула и Копчёный. Да ты их, наверное, помнишь по Югу?

— Убежали?

— Нет. Бежать не имело смысла, тем более зимой. У одного осталось восемь, у второго год. Оперотдел провёл расследование и решил, что парни погибли. А под снегом разве найдёшь. Жаль ребят, давно знаю.

Самсонов прошёл и сел. Пружины дивана застонали. Юрий Ещё что-то рассказывал о пропавших парнях, но Валерий не слушал, он всё думал о лихой девушке.

Во дворе мастерских вспыхнули наружные фонари. Тени от столбов тусклыми дорожками легли на снег. Самсонов закурил и рассказал о происшествии на дворе, свидетелем которого невольно оказался.