— Ничего особенного. Пирс его едва слушал. Он даже снова вытащил номер «Крошек с большими сиськами». — Сам скажи мне, городской мальчик.

— Это говорит о том, что во вторую голову кончили двое парней. Каммингс запнулся, осознав смысл только что сказанного. Кончили во вторую голову. У меня есть двое преступников, которые прорезали дыры в черепах двух женщин, а потом…

Он не закончил мысль.

— Ерунда это все, Стью, — упорно продолжал Пирс. — Ну и что с того, что ты знаешь группу крови?

— Я могу проверить записи и посмотреть, кого с такой группой недавно выпустили из тюрьмы или психушки. Это уже что-то.

— Ерунда это, Стью. Херней маешься. А что с тем отпечатком?

— Техник загнала рисунок подошвы в их компьютер для сравнения. У них есть рисунки подошв всей обуви, когда-либо производившейся в стране. Она поняла, что это ботинок, по высоте подошвы. Но такой модели не нашлось.

— Вот видишь? Ерунда.

— Это говорит о том, что ботинок сделан вручную. А значит все гораздо проще. Выйдем на кого-нибудь из местных башмачников, а через него — на убийцу.

Пирс снова поднял глаза, изображая Большого Босса.

— Тебе, что, больше заняться нечем? Все дистилляторы на участке МакКалли нашел? Этим ты должен заниматься, а не изображать из себя гребаного Дика Трейси, расследуя убийство пары оборвашек.

— Я же гребаный коп. — ругнулся в ответ Каммингс. — Моя работа — расследовать преступления.

— Твоя работа, Стью, — арестовывать дистилляторы…

— И это подводит меня к следующему вопросу. — Каммингс сел и вздохнул. Пирс, несмотря на невысокий «ай кью», был его начальником. Поэтому перебарщивать было нельзя.

— Ты мне что-то недоговариваешь, Джей Эл, — сказал он.

— В смысле? — спросил Пирс, не отрывая глаз от журнала с сиськами.

Каммингс мельком взглянул на журнал. Блондинка брызгала молоком в широко раскрытый рот рыжеволосой девки. Отведя взгляд в сторону, он прочистил горло.

— Что такое «головач»?

Пирс снова захлопнул журнал.

— Черт, мужик, забудь.

— Нет. Я хочу знать. Именно это ты сказал, когда пришел факс по девчонке Рейдов. Ты назвал это «головач». Что тут происходит, черт возьми?

Пирс сплюнул табачный сок себе в кофейную чашку, потом потер переносицу, словно пытаясь успокоить мигрень.

— А не можешь просто оставить это дерьмо в покое?

— Нет. Что такое «головач»?

Пирс положил руки на стол, откинулся назад и вздохнул.

— Это что-то вроде местного обычая, о чем люди не любят говорить. Ничего особенного.

Каммингс в ужасе уставился на него.

— Джей Эл, у нас есть как минимум двое мужчин, которые вскрывают женщинам головы кольцевой пилой и трахают их в мозг. И это «ничего особенного»?

Пирс замялся, морщась, словно его мучали газы.

— Будь ты родом из этих мест, ты понял бы, что я имею в виду. Это кровная месть, мальчик.

— Кровная месть?

— Да. Кровная месть.

Пирс выплюнул комок табака и сунул в рот новую порцию «Рэд Мэна».

— Если хочешь знать, городской мальчик, я расскажу тебе. У всех разная культура, понимаешь? Везде так. Сербы ненавидят боснийцев, жиды ненавидят арабов, япошки ненавидят нас.

Каммингс нахмурился.

— Какое это имеет…

— И здесь так же, — подчеркнуто медленно продолжал говорить Пирс. — Все друг друга ненавидят, по разным причинам. Неважно почему, просто так тут повелось.

— Ладно, — сказал Каммингс. — Кровная месть. Хорошо. Хэтфилды и МакКои.

— Верно, Стью. Только в этих краях это Кроллзы и Уолтерсы, Ли и Кетчамы, Клеггсы и МакКронксы. Как-то так. Такое повсюду, Стью. Просто в разных местах по-разному. Кто-то гадит тебе, а ты гадишь ему в два раза больше, понимаешь? Доходит до того, что ты не можешь уже переплюнуть другого. Сечешь?

— Нет, — сказал Каммингс. — Ответь на вопрос. Что такое «головач»?

Пирс снова сплюнул, вздохнул, а потом выложил все начистоту.

— «Головач» — это худшее, что смогли придумать местные деревенщины. Это что-то вроде «закона гор». Если кто-то причиняет тебе сильный вред, в виде отмщения ты вправе сделать худшую из всех мыслимых вещей. То есть «головач». Люди не любят говорить об этом, но их можно понять. То, что здесь творится поколениями, выматывает тебя подчистую.

Каммингс закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Джей Эл, ты говоришь, что в этом все дело? В кровной мести жителей холмов? Прорезать дыры в головах женщин и…

— Верно, мальчик. Только не ной, ты же сам спросил. Тут кто кого переплюнет, как я уже сказал. Кто-то режет тебе шины, ты сжигаешь его амбар. Потом он насилует твою сестру, а ты убиваешь его сына. А потом, когда уже не знаешь, как его переплюнуть… устраиваешь «головач», или «мозготрах». Ловишь жену или дочь того парня, собираешь своих сыновей и трахаешь ее в башку. Как-то так. Я вырос в этих краях, поэтому знаю. Здесь самое страшное, что ты можешь сделать с кем-то, это устроить «головач» кому-нибудь из его родни.

Каммингс уставился на Пирса. Его рот пытался сформировать слова, но тщетно.

— Вот, что такое «головач», Стью, — произнес наконец, Пирс. — Здесь люди сами о себе заботятся, поэтому нет никакой нужды выкидывать деньги налогоплательщиков на всякие экспертизы. Просто немного странно, что преступник оставляет тела там, где их все могут увидеть. Обычно их оставляют на участке того урода, который причинил им вред.

Каммингс продолжал таращить на него глаза. Это какое-то безумие. «Головачи», — думал он. «Мозготрах». Боже… Мой…

И это был настоящий «мозготрах».

В течение следующих семи недель появились сообщения как минимум о дюжине новых «64-ых». Такие же повреждения, такие же результаты вскрытия. Одни жертвы были опознаны, другие — нет. Но не это важно. А важно то, что во всех случаях в головах тел было найдено обильное количество спермы групп А положительной и Б положительной. А еще в двух случаях были обнаружены отпечатки ботинок с идентичным рисунком подошвы.

Некогда добропорядочный страж порядка Каммингс продолжал заниматься этими преступлениями.

А еще продолжал получать «грязные» деньги, работая на наркодилера Датча.

Это разделение в понимании человеческого предназначения не омрачало его. Обстоятельства тех непрекращающихся убийств с трудом укладывались ему в голову, и продолжать это дело он считал своим профессиональным долгом. Что касается Датча, ну… это было совсем другое дело. Всего раз в неделю. Спаз посылал ему сигнал на «мотороловский» пейджер, и Каммингс был тут как тут. Все-таки ему нужно думать о больной жене, а наркоту — «Пи-Си-Пи», марихуану, кокаин, в основном кокаин — будут все равно продавать и распространять. Возможно, спецагент Стюарт Каммингс и не надеялся остановить поток нелегальных наркотиков.

Но он мог бы раскрыть эти убийства, не так ли? Это был его долг.

Он подавал в полицию штата бесчисленные заявки на сканирования вещдоков и на проверки записей. Он знал, что это займет время, но Стюарт Каммингс был терпеливым человеком. А, как говорится, терпение — добродетель. Поэтому он ждал. И между тем мотался на своей полицейской машине без опознавательных знаков, со Спазом в качестве проводника, по разным «точкам». Его багажник был загружен дозированными опасными субстанциями, в основном белым порошком разных видов. Он разгружал это дерьмо, другими словами, и брал свои деньги, чтобы держаться на плаву в этом шатком мире и обеспечивать жену бесчисленными лекарственными препаратами. А попутно активно занимался расследованием тех «расселских убийств», как он их называл.

Медленно, но верно он получал зацепки, но еще быстрее ухудшалось состояние Кэт. Она уже даже не пыталась встать с постели до полудня, после чего ехала к врачу, потом за лекарствами, к местному фармацевту, и ей становилось все хуже и хуже. Острая скоротечная пневмония с симптомами сезонного эмоционального расстройства и острой гипогликемии, — на таком диагнозе продолжал настаивать доктор. Но любовь Кэт к Каммингсу не угасала. Он видел это по ее глазам, чувствовал по ее ауре. И Каммингс знал, что недалек тот день, когда она поправится, и их совместная жизнь снова станет такой, о которой они мечтали. А мечтали они о том, о чем обычно мечтают пары. В конце концов, Каммингс ей обещал гурьбу детей, белую ограду, гараж на две машины, и колли во дворе. Он даст ей все это, как только она выздоровеет.