В руке Лера комкала бумаги — доказательство вероломности её мужа. В них, кроме описания самого ритуала, содержались сведения о некоей волшебнице-полукровке Элеоноре и был, словно нарочно, описан в деталях и ее сон, и заклинание, этот сон спровоцировавшее, а также влившее искру в ее кровь.

Но почему она? Почему не кто-нибудь еще? Как Александр вообще узнал о ее существовании, учитывая, что жили они в разных концах королевства? И что теперь со всем этим делать? Мстить? Открыто обвинить и потребовать развода и после этого быть поджаренной богами? Скрыть свою осведомленность и мелко гадить ему всю оставшуюся жизнь? Что может быть ужаснее?

Стоило подумать об этом, как Лера ощутила прилив такой первобытной ярости, что в глазах потемнело. Не задумываясь о последствиях, она схватила с полки первую попавшуюся вазу — антиквариат, боги знает какой век — и швырнула ее в стену. Брызнули осколки, она потянулась за следующей жертвой. Безжалостно она уничтожила еще три предмета искусства и, почувствовав себя чуточку лучше, печатая шаг, двинулась дальше.

Дальше был коридор — и две картины, которые она сорвала со стены и хорошенько на них потопталась. Она жаждала мести и за невозможностью достать главного виновника, выплескивала гнев на первое, что попадалось на глаза.

Лера звала Александра, но он не появлялся. Наконец, сделав круг по всему дому и наведя в нем свой порядок, она устремилась в лабораторию. По ступеням она практически сбежала, мысленно представляя, как распахивает дверь и кричит в лицо мужу: «Скотина! Ублюдок! Пенек замшелый! К восьмидесяти годам окончательно из ума выжил!» А затем бросается на него и мутузит изо всех сил. Швыряет на пол, пинает, бьет молниями, и все это под аккомпанемент проклятий на его дурную голову.

Однако, достигнув цели — двери в лабораторию — и попробовав эту дверь открыть, Лера была обескуражена — ручка не поворачивалась. Не поворачивалась, и все тут. Тогда она не нашла ничего лучше чем постучать, а когда никто не открыл, и попинать дверь. В результате только палец себе отбила на ноге, да и разозлилась пуще прежнего.

Где же Александр?

Битых двадцать минут Лера атаковала дверь, как штурмовая бригада огнедышащих драконов. В ход шли уже отбитые руки-ноги, заклинания (слабенькие и неубедительные), вопли и проклятия. Увы.

— Да чтоб тебе провалиться к демонам в подземелье! — взвыла Лера, и, развернувшись, понеслась обратно.

Ей вдруг захотелось плакать, и она поддалась своей слабости. По дороге в спальню она жалобно всхлипывала, вдохновенно размазывала по лицу слёзы и сопли, а доковыляв до тумбочки, принялась рыться в ящиках в поисках носового платка. Платок нашелся быстро, но был грязным, и Лере пришлось идти в ванную.

Умывшись, Лера долго рассматривала себя в висящее над раковиной зеркало, пытаясь понять, что же в ней есть — или было — такого, что привлекло внимание Александра десять лет назад. Глупо, конечно, было думать, что он увидел ее в волшебном зеркале и влюбился, но и такой подлости она не ожидала. Да, Александр не способен на теплоту в отношениях… боги, да он вообще не способен на отношения с кем-либо, кроме своих демоновых пробирок! Ему бы в лаборатории плесневеть — вот и все счастье.

Это только в сказках бывает любовь с первого взгляда и навеки, безусловная преданность и море нежности; честность и искренность. Это только в сказках герой готов на всё, чтобы героине было хорошо. В реальном мире героя интересует исключительно собственная выгода. И Лера никогда не считала, что это плохо. Может быть, печально и совсем ей не по вкусу, но привычно и обыденно. Однако Александр перешёл все границы. Просто так взял и разрушил чужую жизнь! Её жизнь!

Когда первый порыв — надавать ему по физиономии тем, что попадется под руку — схлынул, уступив место глухой злости на весь мир, Лера, вышедшая к тому времени из ванной, с размаху плюхнулась на кровать, подперла подбородок кулаком и погрузилась в размышления.

Ничего полезного надумать не удалось. Она лишь взвинтила себя до невероятной степени, и от того, что ее злость не находила выхода, готова была покусать тумбочку. Еще раз просмотрев бумаги и убедившись, что ничего не напутала, она до поры, до времени отправила их туда же, где хранила секретные послания. Чтобы занять себя хоть чем-то помимо горьких мыслей, она извлекла на свет божий палку со звездочкой и задумчиво повертела в руках.

Чего бы такого пожелать? Лера, разумеется, не имела намерений свои желания озвучивать сомнительной продукции сомнительного завода, но почему бы не помечтать о прекрасном? Пусть у Александра вырастут уши как у слона… или пусть его унесет за Грань, откуда он не чает выбраться, и развоплотит под ее чутким руководством… пусть он сдохнет и переродится… ну, хоть лягушкой (сложный заход, но Лера рассуждала так — заклинание всегда можно снять, а вот против нового воплощения не попрешь, будет Александр всю жизнь квакать и жирные бородавки почесывать перепончатой лапкой), пусть…

Поразвлёкшись таким образом, Лера отложила палку и разом посерьезнела. Впереди ее ждало испытание, и не самое простое, и она просто не знала, что со всем навалившимся делать. В ней все восставало против добровольной помощи тому, кто так ее подставил; опять же — в последней записке сказано, что ее принесут в жертву, а пожить хотелось. И, словно этого мало, ей предстояло убить живое существо, намеренно (это в том случае, если её муж не соврал насчет убийства, а сейчас Лера сомневалась во всех его словах). Пусть не самое вежливое, далеко не благородное и сочувствия в принципе не заслуживающее, но, когда она представляла, как втыкает кинжал в Александра, внутри всё переворачивалось. Даже несмотря на его подлые делишки.

Тут, вспомнив одну вещь, Лера полезла под матрас и произвела очередную рокировку — вернула на место палку и вытащила последнюю записку. Именно в ней она должна была указать место проведения ритуала.

Увы, писать было нечем. Ни ручки, ни карандаша, ни фломастеров на худой конец. Но это и неудивительно — обычно Лера не затрудняла себя написанием чего-либо, ибо еще в школе умыкнула у учительницы волшебное перо, которое, к сожалению, осталось дома. Как же быть здесь? Сотворить ответ? Но кто даст гарантию, что письмо не вспыхнет от прикосновения чужого волшебства? Быстренько сбегать на первый этаж, в кабинет Александра, разжиться ручкой? План хорош, но если ее застукают?..

В итоге Лера воспользовалась собственной помадой, надеясь изо всех сил, что на том конце провода не слишком удивятся столь оригинальному решению. Писать пришлось детскими большими печатными буквами. Помада, конечно, пострадала, но пострадала за правое дело.

Не успела Лера завинтить тюбик и убрать его в ящик тумбочки, как бумага сама свернулась в трубочку и испарилась.

«Пошло дело, — с замиранием сердца и тревожным ожиданием подумала Лера. — Вот только куда?»

Александр мог объявиться в любой момент, и не факт, что неизвестный корреспондент успеет до того отправить ей подробные инструкции. Да и все одно Лера не слишком ему доверяла — необходимо все взвесить, проанализировать, продумать. Пороть горячку в подобных случаях смертельно опасно. И пусть ее муж оказался трижды скотиной, никто не дает гарантии, что тайный доброжелатель окажется лучше. Хорошо, если не хуже. Лере катастрофически не хватало времени, не хватало информации. Нервное напряжение, в котором она пребывала последнее время, начинало сказываться. Она ходила из угла в угол, что-то бормотала себе под нос — то ругала Александра, то поносила на чем свет стоит своего корреспондента, который уж если влез в ее жизнь со своими разоблачениями, так почему не может ускориться и прояснить ситуацию? Почему отделывается детскими записками с маловразумительными намеками? Что вообще за дурацкая манера напускать туману, когда можно нормально объяснить, что к чему? Кому нужен этот бесплатный цирк?

Очень тяжко было в который раз ощущать себя беспомощной, зависимой от воли других, жертвой обстоятельств и самовлюбленных волшебников. И когда Лера уже готова была завыть, вцепившись себе в волосы, от убийственной неопределенности, началось интересное.