— Почему он прислал именно тебя?

— Думаю, ты знаешь ответ.

— Ну ладно, допустим. Как твоя уязвлённая совесть?

Он поморщился.

— Тяжело, но мы с ней справляемся. Кроме того способность Вадима к блокировке магии будет мне очень-очень полезна, — тут его лицо приобрело хищное и мстительно выражение. — Раз уж он сам вызвался вступить в армию под моим командованием.

— Спуску ему не дашь?

— Можешь не сомневаться.

— Вот скажи мне — почему Юджин должен был делать это? Да ещё и в одиночку?

— «Это» в смысле держать Облачный Город? — Я кивнула. — Он сильный маг, сильнейший в своём поколении, так уж вышло, что он по совместительству будущий правитель.

— Он тоже сейчас рыдает? — спросила я сквозь слёзы, которые никак не желали прекращаться.

— Нет, в Ордене учат контролировать… даже не сами эмоции, а то, что маг демонстрирует окружающим. Внутри у них творится тот же раздрай, что и у тебя сейчас. В этом есть какая-то печальная ирония, — он вдруг разоткровенничался. — Самый сильный маг поколения единственный, кто не может вступить в Орден. Юджин — их главное разочарование.

Кристалл-фонограф, принесённый Серджиусом, работал плохо, видимо его сбивали мои бушующие эмоции. После единственного нелепого разговора с Юджином, которого я еле-еле слышала и не поняла до конца ни одного предложения, я снова уснула.

То, что это сон, я поняла сразу. В первую очередь потому, что наша с Юджином свадьба происходила в районном отделении ЗАГСа. Наверное, в этом следует винить мою не до конца развитую фантазию, которая не смогла придумать ничего более оригинального: вроде свадьбы во время прыжка с парашютом или на пляже. Во всяком случае мы были счастливы, и остальное не имело значение. Моё белое платье со шлейфом, который мог бы соперничать с теми, что хранятся в гардеробе Кайлы, выглядело отлично. Гости были веселы и довольны. Я немного волновалась, опасаясь, что нечто пойдёт не по плану. После обязательной программы в виде Воробьевых Гор и памятника Неизвестному солдату, мы поехали на Чистые пруды, которые несмотря на хорошую погоду, были мрачноваты в своей интеллигентной кленовой меланхолии.

Со светлой, чистой радостью, подобной которой я никогда не испытывала в жизни, я смотрела на тонкие ободки колец у нас на пальцах, на горящий взгляд Юджина, на белую розу в его петлице и булавку для галстука с вороном. «Ты никогда не будешь одна», — сказал он и крепко сжал мою ладонь — ещё чуть-чуть и было бы больно.

Как вдруг вся свадебная процессия, которой я, надо сказать и раньше не замечала, пропала. Я крутилась, как заведённый волчок, но никого не было. Пруды отражали солнечный свет, скамейки ждали уставших путников, мимо неслись машины.

Серджиус полусидел, полулежал, как узник в карцере, который после пыток не имеет сил, чтобы сесть. Его руки были испачканы кровью, он постоянно касался лица, оставляя и на нём багряные разводы. Тут он увидел меня. Это рабское выражение лица вызывало отвращение, как будто он стал менее человеком, чем раньше. По его красному лицу текли слёзы, глаза вылезали из орбит. «Убей меня! Я тебя умоляю, дай мне умереть!»

— Ты видела сон обо мне, — бестактно сказал настоящий Серджиус, всё ещё дежуривший у моей кровати. Он не оторвался от книги, чтобы посмотреть на меня, но каким-то образом знал, что я проснулась.

Я по-прежнему чувствовала жуткую слабости и желание рыдать навзрыд, которое в этот раз мне удалось худо-бедно побороть.

— Думала, что ты будешь сидеть у постели Юджина и держать его за руку.

— Он попросил меня посидеть у твоей постели, насчёт рук никаких указаний не поступало, — отметил он с тенью улыбки на лице.

— Будешь уговаривать меня остаться?

— Зачем, если ты уже приняла решение?

— Но Юджин прислал тебя именно за этим.

— Юджин прислал меня потому, что он волнуется за твоё самочувствие, остальное для него не так важно.

На этом мы закончили прощупывать друг друга, и общение пошло куда лучше, мне почти расхотелось плакать.

Когда я смогла встать, первым делом попросила отвести меня к Юджину. Он тогда ещё ходить не мог.

Юджин сидел в кресле, на его коленях были разложены бумаги, но он смотрел в окно.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось участвовать в этом. Ты не должна была, — сказал он, разворачиваясь ко мне всем корпусом.

— Мне очень хотелось помочь, — беспомощно сказала я.

— И ты помогла. Даже не представляешь себе насколько сильно.

Меня снова начали душить слёзы. Осознание того, что Юджин испытывает сильное облегчение, видя меня, и не менее сильную благодарность, подарило мне крылья. Я хотела взлететь.

С того дня я проводила в комнате Юджина долгие часы. Вставать он уже мог, но ходил плохо. Мы превращали кресло в удобный диванчик, и часами могли проваляться скрутившись клубком. Мы смотрели в панорамные окна на бескрайние зелёные просторы, которые спустя пару недель перейдут во владения Юджина, слушали музыку, смотрели фильмы на кристаллических проигрывателях. Он рассказывал о жизни во Дворце, я тоже пыталась вспомнить какие-нибудь забавные случаи из детства. Обнимались, целовались, естественно — всё, как положено. У нас случился внезапный медовый месяц до свадьбы.

— Расскажи о своём первом настоящем бое, — попросила я, обхватив рукой золотой браслет на его руке, такие давались лишь побывавшим в битве.

— О, это был ужасный позор, — Юджин легко рассмеялся, так, как будто выпустил напряжение, скопившееся в его груди за век. — Но это был позор не только для меня, иначе бы Серджиус с Иоландой разболтали всё до последней подробности. Мне, значит, было пятнадцать, Серджиусу — шестнадцать, Ио — семнадцать. Битва была пустяковая, горцы стали напирать с северо-запада, наша помощь была не нужна, но дядя Рихард решил, что пора. Это решение, кстати, тогда прибавило ему полголовы седых волос, а ему-то и тридцати не было по тем временам. Итак, началось. Мы, перепуганные, не знаем, что делать. Иоланда перепутала все заклинания, которые только можно было перепутать. Серджиус вырубил себя своим же заклинанием, и провалялся в канаве всю битву. А на меня начал напирать один горец, уж не знаю, преувеличиваю я или нет, но тогда он казался мне нечеловеческих размеров лохматой громадиной. Он оттеснял меня к лесу, теснил-теснил, но тут я его и пырнул мечом в бок. Рана, думаю, не смертельная была, но долго бежать за мной он не смог. В итоге я оказался один в лесу. Дядя, узнав о том, что наследник пропал, едва умом не двинулся. Я пришёл во Дворец на вторые сутки сам, патруль меня не нашёл. Грязный, голодный, насупленный… Вот времена были, ни за что бы не хотел повторить.

Я тоже рассмеялась. Они трое казались мне такими серьёзными, недосягаемыми, узнать об их мелких неудачах, детских причудах, помогало воспринимать их обычными людьми, просто обличенными чуть большей властью.

— Когда ты понял, что влюбился? — я спросила напрямую, с Юджином мне не хотелось юлить и увиливать, строить из себя кого-то, кем я не являюсь, хотя раньше я только так и жила. — Мне очень нужно это знать. Для моих личных, эгоистичных целей.

— В первый день, — ответил он, закрывая лицо руками. — Ты была смертельно оскорблена тем, что я не хочу на тебе жениться. И это при том, что я видел тебя впервые в жизни. Что за чокнутая, подумал я. Но уже вечером всё не мог выкинуть из головы выражение твоего лица, когда я сказал, что не хочу жениться, и понял, что улыбаюсь как дурак.

Он отнял руки от лица и посмотрел на меня сияющим взглядом своих синих-синих глаз, и я поцеловала его сама. Наши губы раскрылись, соприкасаясь, по телу разлилось тепло, как от рюмки вишнёвки. Рукой я взъерошила его причёску, он оглаживал мою спину, талию, как будто боялся спуститься чуть ниже.

— Откровенность за откровенность, — сказал Юджин, когда мы разорвали поцелуй, чтобы отдышаться. — Расскажи, что первое ты подумала, когда тебе сказали про возможность выйти замуж за принца.