Нам, избалованными доступностью к музыке и стихам в любой момент, через радио, теле и прочие трансляции, не понять трепетного отношения к песням, исполняемым просто людьми, просто для себя и друзей. Мы, проходя по разброшенной мелочи попсы, просто забываем о сокровище, оставленном нам в наследство. О богатстве души, выраженной через язык, песни, стихи, тупо заменяя их ритмом, да и то не родным. А потом орем, "Нация гибнет, корни теряем." Если теряем такую душу, то грош нам цена. А если нам помогают ее потерять, а мы не сопротивляемся , то даже гроша не стоим. Хотя…. Высоцкий, Цой, Окуджава, Тальков, ведь рядом с нами жили, одним воздухом дышали.

Взял и я гитару в руки. Пусть для солдат будет солдатская песня, четкость марша всегда мила уху старых вояк.

Отшумели песни нашего полка,

Отгремели звонкие копыта,

Пулями пробито днище котелка,

Маркитанка юная убита.

Нас осталось мало

Мы да наша боль.

Нас немного и врагов немного,

Живы мы покуда

А погибнем коль,

А погибнем райская дорога.

Руки на прикладе, голова в тоске,

А душа уже взлетела вроде…

Для чего мы пишем

Кровью на песке

Наши письма не нужны природе.

Спите себе братцы, все начнется вновь,

Новые родятся командиры,

Новые солдаты будут получать

Вечные казенные мундиры.

Спите себе братцы, все начнется вновь,

Все в природе может повториться

И слова и пули, и любовь и кровь

Времени не будет помириться.

Эк, их пробрало. Лысенький Котович морщит лоб, смаргивая слезу, а седовласый Буевич сжал кулаки и закаменел. Олег Степанович тоже не остался безучастным, покачивая головой в такт словам.

Прозвучал последний аккорд. Молчание. Долгое. Потом Станислав Леонардович медленно налил две чарки, одну взял сам, вторую протянул Андрею Яковлевичу. Глядя друг другу в глаза не чокаясь выпили. Кого помянули ротмистры? То лишь они знали. Может друзей оставленных в Альпийских ущельях, может женщину, которую любили оба, может свою боевую юность.

Дай Вам Бог добрых внуков, старые кавалеристы, чтобы продолжался род честных людей. А большего Вам и не надо.

Назавтра я уехал.

ГЛАВА 5

Опыта общения с женщинами в этом времени у меня было не много сестры Авиловы, добрейшая Вероника Андреевна, да местные молодки. Теперь же предстояла встреча с настоящей аристократкой, в недавнем прошлом вращавшейся в высшем обществе СанктПетербурга, по слухам, умной и волевой женщиной.

Коляска въехала в кованые ворота и остановилась у крыльца усадьбы. Дом, будто из пьесы 'Дворянское гнездо', красив и добротен, недавней постройки. У двери ливрейный слуга, открывает передо мной двери, пропуская в просторный зал. Достал из кармана сюртука карточку, загнул уголок ( загнутый уголок являлся знаком, что карточка передана лично, а не через посыльного) и положил на поднос, который уже держал в руке встретивший меня ливрейник.

 К Анне Казимировне, по рекомендации господина Буевича, Горский Сергей Александрович. Может ли принять?

Слуга удалился, а я остался в зале, прохаживаясь по зеркальному паркету и рассматривая обтянутые светлозеленой материей стены, белые мраморные колонны, бронзовые подсвечники. Картины. Пройдясь два круга по залу, я дождался возвращения слуги.

 Пани примет. Прошу в гостиную, я провожу, ваша милость.

Вышколенный тут обслуживающий персонал. Да и обстановка, весьма и весьма. Все в тон, вкус у хозяйки на высоте. Что должно сиять сияет, что должно блестеть блестит. Вычищено, выкрашено, вымыто и натерто. Чувствуется крепкая хозяйская рука поддерживающая порядок, сродни порядку на военных парусниках.

В гостиной мне был предложен дополнительный сервис в виде напитков разной степени алкогольного содержания. Пока решил воздержаться, чтобы не выказать свою неловкость.

Ждать пришлось недолго, минут через десять в гостиную вошла статная, молодая женщина, в черном платье. Темные волосы уложены в сложную прическу, темно серые глаза смотрят несколько настороженно, но и с известной долей любопытства. Лицо строгое и бледное, хотя ему больше подошла бы улыбка. Сопровождали её здоровенный гайдук и пригожая девушка в темном платье, но их я не заметил, во все глаза уставившись на хозяйку. Хороша, просто чудо как хороша. Перед такой склонить голову огромное удовольствие.

Величественно кивнув в ответном приветствии, женщина заговорила:

 Как здоровье любезнейшего Станислава Леонардовича? Благополучен ли? Помню его, как доброго знакомого моего деда. Чудесный человек.

 Здоров, передает вам свои наилучшие пожелания. Человек он действительно славный. Но позвольте представиться. Горский Сергей Александрович, надеюсь, в будущем ваш сосед.

 Весьма рада, протянула руку для поцелуя, Анна Казимировна.

Кожа под моими губами была нежна и бархатиста, словно лепесток цветка, и пахла травами и свежестью.

 Также рад знакомству.

Хозяйка предложила сесть.

А я сразу начал переводить разговор в деловое русло. Аллах его ведает, какие у них правила при визитах, да и робею я перед этой пани, лучше сразу к делу. Хм, давно не робел перед женщиной, к чему бы?

 Анна Казимировна, в своем недавнем путешествии, мне, абсолютно случайно, попали бумаги, принадлежащие, по всей вероятности вам. Позвольте вернуть их владелице. Прошу, протягиваю папку.

Взяла, стала просматривать. На лице не отразилось ни единой эмоции. Только слегка порозовела кожа.

 Ядвига, приготовь нам кофе. Сергей Александрович, Вы ведь употребляете этот напиток?

 Да, и с удовольствием.

 Хорошо, приготовь Ядвига. повернувшись к гайдуку Jacek, poczekaj do drzwi. (Яцек, подожди у двери. (польск))

Девушка и гайдук вышли из комнаты, но верзила остался дежурить у открытой двери, слышать нас он уже не мог. Госпожа (или пани?) Сорокина продолжала изучать листочки.

 Вы действительно приехали ко мне по рекомендации пана Станислава? Ведь эти бумаги…. Как они попали к вам, и чего вы хотите?

 Не беспокойтесь, Анна Казимировна. Мне ничего не нужно, кроме как вернуть принадлежащее вам, поверьте мне. Вы не единственная, кому возвращены такие документы. Если потребуете, я расскажу все, но стоит ли…? Заверяю, пан Станислав не имеет к бумагам никакого касательства, кроме помощи в возврате к владельцам их средств. Отчего он сам не приехал к вам, я не знаю.

Про себя подумал: "Знаю, знаю, старый хитрец, или, вернее, хитрецы. Хотели порадовать девчонку визитом, ведь местные к ней не ездят, а комуто ведь, надо быть первым. А с меня и взятки гладки. Вот интриганы."

 Если я их сейчас сожгу, вы не будете возражать? Вопросительно и несколько недоверчиво приподняла бровь.

Вместо ответа, я вытащил зажигалку и чиркнул колесиком.

"Серееежа! Ты когда думать начнешь? Какой прокол. Теперь держи лицо. Этикета он боялся, а зажигалку вытащить не испугался. Согласись ты болван." Мелькнуло в голове. Это запоздало взвыл внутренний голос. Ну, чего уж. Буду держать, тем более, что Анна (ого, уже Анна, придержи коней, парень), казалось, не обратила на это внимания, просто поднеся к огоньку краешки листов.

Бумага разгоралась, женщина порывисто встала, сделала несколько шагов к камину и швырнула туда огненный комок. Я тоже вскочил.

От двери раздался рык. Здоровенный охранник, явно, собирался меня прорвать на кусочки. Понимаю, бодигард не врубился в ситуацию, но мне от этого не легче, если дорвется до моего тела и начнет разбирать на запчасти.

 Jacek, czekaj! (Яцек, стой!)

Подействовало, дрессура на пять. Остановился. Фух.

Не, амбал конкретный, а двигается как зверюга, стремительно и грациозно. Судя по тому, что хозяйка говорит с ним на польском, тоже дедов подарочек.

Наконец, все заняли прежние позиции. Гайдук у двери, хозяйка и я в креслах. Анна Казимировна теребила кончик черной шали, потом, придя к какомуто решению, требовательно взглянула на меня.