О глазищи! Как Балтика осенью. Так и утонуть можно.

 Рассказывайте, Сергей Александрович, я хочу знать все, что вы мне сможете поведать.

 Извольте. Я повздорил с некими людьми….

 Фролины?

 Ну… да, Фролины. Анатолий и Федор. Так вот, они решили поразбойничать на дороге. И мне пришлось….

 Вы их убили?

 Нет, только ранил, после заставил их подручных поработать…. В общем, их нет.

 Вы отпустили разбойников? Зря. Они Вас видели и могут узнать. Хотя, если на них кровь Федора и Анатолия, скорее всего, сбегут.

Знаете, Степан Федорович Фролин, страшный противник. Вы были откровенны со мной, в благодарность я расскажу, с кем вы связались.

 Очень внимательно слушаю. Но, может нам сперва, всетаки, выпить кофе?

Опять не то и не там брякнул. Нельзя так даму перебивать. Но, ты глянь, улыбается. Я прощен. И кофе великолепный. Правда, я не люблю со сливками, вернее не любил, теперь люблю и очень. С таких ручек.

Это что со мной деетсято, а? Нука, соберись, не пацан уж давно. Проблем вагон и маленькая тележка, нечего вестись на женские чары.

А вот повестись, очень хочется.

Интересно, все мои мысли на роже написаны? Вон как поглядывает. И уши горят, это что, я краснею? Так разучился вроде еще лет двенадцать тому. Значит, опять научился.

Неловко как. А красиво она улыбается. Ну, я же говорил, улыбка ей идет.

 Простите, ради Бога, но вы такой забавный. Ваше лицо, как раскрытая книга. Вы весьма простодушны, Сергей Александрович. Но лучше не смотрите на меня так, я приношу несчастье. Увы. Улыбки, как не бывало.

Я только головой помотал, а что тут скажешь. А прекрасная (уже прекрасная, ты чего Серый?) хозяйка продолжала, все более взволновано, и все более бледнея.

 Я объясню вам, каков Фролин старший. Он весьма влиятелен в губернии, имеет высоких покровителей в столице. Состояние его значительно, через него проходят поставки в армию. Кроме того, он крупный землевладелец, очень умен и жесток. Тех, кто становится ему поперек пути, он уничтожает. Было несколько странных смертей, но …. Слова давались ей, явно, с трудом. Гнев и брезгливость на лице, при упоминании фамилии Фролина, мелькнули тенью и пропали, оставив все усиливающуюся бледность.

 Ведь меня они тоже почти уничтожили. Чтобы не дать испоганить доброе имя покойного мужа, я выменяла позорящие его документы на закладную и расписку. Петр был несколько…, неосторожен, и бумаги, имеющиеся у Фролина, могли очернить его.

Живой он мог постоять за себя, а вот мертвый…. Я была обязана спасти его память!

 Я понимаю. Вы поступили, как должны были, не будем больше об этом. Вам не очень приятно вспоминать этих людей, так бросьте. Все уже позади. Забудьте. Но что с вами? Вы бледны.

Ядвига, пани дурно! Быстро, нюхательную соль, холодную воду!

Народ забегал. Подскочивший Яцек, бережно перенес хозяйку на диван. Все нормально, парень. Так бывает, если отпускает напряжение, зажатое в себе долгое время. Откат это, ничего, пройдет. А эта тварь, что довела тебя, девочка, до нервного срыва, издохнет. Обещаю.

Анна Казимировна не зря имела репутацию сильной женщины. Показать слабость в присутствии постороннего для аристократов считалось недопустимым, а уж если её прорвало то, наверное, груз оказался просто непосильным.

Буквально за несколько секунд она взяла себя в руки, и смогла, уже ровным, тихим голосом, извиниться за свой срыв, но я видел, что это спокойствие дается ей с трудом.

Я, конечно, не психолог, но увидеть, что человеку надо просто выплакаться у меня ума хватило. Сделав строгое, 'докторское' лицо я проговорил:

 Убедительно прошу вас, немедленно лечь в постель. Вам просто необходимо поспать. Яцек и Ядвига о вас позаботятся, а меня ждут неотложные дела. Потому, всего Вам доброго, я вынужден тотчас откланяться.

Короткий поклон, четкий поворот и в дверь. В коридоре столкнулся со спешащей с какимито склянками Ядвигой, придержал ее за руку.

 Постой. Что хочешь, то и делай, но пани должна выплакаться и поспать. Поняла? В ответ шипение рассерженной кошки.

 Wiem, co robi #263;. Nie pouczaj kobiet #281; uspokoi #263; inne kobiety…. ( Знаю, что делать.Не учи женщину успокаивать другую женщину….) Так служанки не отвечают, скорее наперсницы или подруги.

Действительно, чего это я? В конце концов, тут и без меня справятся. Пора мне за порог, да в путь.

 Гаврила! Мы уезжаем. Подавай коляску.

Пока возница готовит транспорт, покурю, успокоюсь. Видно волнение хозяйки передалось и мне.

День уже начал клониться к вечеру. Ага…, смеркалось…, почти по Задорнову. Чуть больше тридцати дней уже, в этом времени. Приживаюсь потихоньку, а вот курю так же, как в современности, мной утраченной, где попало и когда попало. Да еще и цыганскую носогреечку шкиперского образца. Моветонс.

Да, гори они, эти условности! У меня странностью больше, странностью меньше роли не играет.

Коляска подкатила, Гаврила посматривает вопросительно. В чем дело? Оглядываюсь. Яцек, стоит за спиной. Подошел бесшумно. Вот ведь, Чингачгук местного розлива, я и не заметил, когда.

Морда лица насуплена, подбирает слова:

 Пани просяць, блага….

 Говори, как удобно.

Зыркнул, как лазерным прицелом выцелил, дальше продолжил на польском:

 Пани просит остаться. Если пан не возражает. Хочет продолжить завтра прерванный разговор.

 Хорошо, просьба пани закон для шляхтича.

Еще раз прицелился в меня своими буркалами, и предложил пройти в дом, вернее в гостевой флигель. Не любит меня Яцек за чтото, это точно.

Гаврила передал вожжи подошедшему конюху, сам подхватил саквояж и баул и отправился за мной.

 Возница в людской поспит. Это Яцек пробурчал.

 Гаврила мой управляющий, и будет при мне, понял? Выполняй, что пани поручила и знай свое место. Не серди меня, Яцек, не надо. Просто делай свое дело и молчи. Я начал заводиться.

Бодигард стал еще мрачнее, но замолк. Передал нас в руки знакомому ливрейному слуге и испарился.

Меня устроили в весьма уютной комнате, Гаврилу рядом, в небольшой скромной каморке. Из окна я смог видеть красивый летний пейзаж и удаляющегося галопом всадника в гайдуцкой одежде.

Ужин подали в комнату, а там и ночь. Прилег отдохнуть, но за стенкой, слышал, как Гаврила возится, приводя мой гардероб в порядок.

Выспался замечательно. Спал бы и дальше, да был разбужен своим спутником. И он сумел меня удивить, прямо с утра.

Гаврила преобразился. Дорожную одежду сменила добротная темнокоричневая оксамитовая (бархатная) куртка, украшенная шнурами. Такие же не броские, но добротные шерстяные шаровары, заправленные в надраенные до зеркального блеска сапоги. Видимо, парадная одежда хранилась в коляске, в сундучке под сидением. Раньше я ее не видел. Волосы и бородка аккуратно расчесаны и подстрижены. Спина прямая, чисто дворецкий, вот прям сейчас, скажет овсянка сэр.

Ай да Гаврила! Каких еще талантов я о нем не знаю, хм?

Мне он, торжественно, подал модный сюртук, перчатки, трость.

Фу ты, ну ты это, к какому торжеству он меня готовит. У нас завтрак, или королевский прием?

Вышли к завтраку. Стол отменно сервирован, в английском стиле, правда, овсянки нет. За столом место мне и хозяйке, у дверей Яцек и Гаврила навытяжку, Ядвига приглядывает за двумя слугами, подающими на стол.

Сервис на высшем уровне.

Подошел к ручке, проводил хозяйку к столу, уселся сам. Стали подавать. Неловкость кудато испарилась. Просто завтракал, ведя беседу о погоде с милой хозяюшкой. Лепота.

Анна Казимировна была очаровательна. Улыбка вернулась на ее уста, хотя напряжение в глазах время от времени мелькало. Казалось, она чегото ждала. К вчерашней теме наша беседа не возвращалась, а вращалась вокруг нашего будущего соседства, выкупа Горок, рассказов о похождениях нашего общего знакомого господина (или пана?) Буевича.

Честно говоря, эта чехарда с обращениями слегка напрягает. Поди угадай, как называть дворян из старых шляхетских родов в той или иной ситуации. Официально, конечно 'господа'. Но в приватной обстановке, они, попрежнему, именовали себя на польский манер.