Ты капитану все доложи. А мы за меньшей ватагой вдогон. Лесовики вперед, глядите куда бежать. Что встали? Пошли!
Прапорщик уже весь в погоне. Азартен чертяка, не зря все деньги в карты просаживает. Но пока дрова вроде не ломает.
Настигаем гадов, настигаем.
Выстрел. Клуб дыма впереди, визг пули над головой, мусор и ободранная с дерева кора за шиворотом.
Настигли….
Чуть не рявкнул: Ложись! инстинкт сработал. Хорошо, что споткнулся и прикусил язык.
Не стрелять! это прапорщик. Палить только лесовикам, остальные заряжают. Слыхали, лешие, палите только в цель! Не мазать мне, бей супостата без жалости.
Выстрел. И еще. Теперь ответный.
Еще два с нашей стороны. Дым мешает смотреть, кислый привкус на губах. Не вижу цели. Опять ответный. Еще наш выстрел. Впереди вскрик.
Тихо, дым рассеивается.
Горский, бери астраханцев и проверь.
Идем с двумя бывшими гренадерами, проверяем. Пуля в стволе, штык перед собой, в животе холод и бурчание. Страшно.
На пулю я еще не нарывался. Совсем другие ощущения, чем когда идешь на клинок. Там страх перекрывается бешенством и яростью, там сталь на сталь. А тут противопоставить свинцовому шарику нечего. А как тогда под бомбежками себя люди чувствовали? Во где ужас, наверное. Как таракан под тапком. Бррр. Это не от страха, это от холода. Что тепло? Тогда от волнения.
Ваше благородие! Мертвый тать! Две пули в нем засели. Хриплый голос гренадера слева.
Ага, лежит голубчик, бритый каторжанин. Две раны, обе смертельные. Как после первой еще стрельнуть смог?
Задержать хотел, каналья! Рядом они, ребята. Еще немного и догоним. Давайте ребятушки, не выдайте. Вперед! Вперед! прапорщик похож на терьера у лисьей норы, рвется в погоню.
Вашбродь! это Алесь Их четверо, двое нясут чегото тяжелое. Меняются все время. След видный, не уйдут, вашбродь.
Мягкий белорусский выговор вроде успокаивает прапора.
В линию, рассыпались! Проверить затравку! Шагом, пошли!
Еще минут тридцать погони.
Природа сегодня за нас, дорогу разбойничкам перегородил овраг, а мы уже рядом. Как там у Киплинга? Они приняли бой.
Кабанов чуть не кинул нас в штыки, но его вовремя зацепило пулей. Целили в офицера, и почти достали. Могли и грохнуть, но я успел сбить с ног, увидев вспышку затравки. Хотя пулей в голову по касательной все же прапор получил. Ну и вырубился. Контузия.
Штыки я отменил, мне понравилось, как мы обезвредили первую засаду. Повторяем трюк со стрельбой в три ружья. Я с винтовкой страховал.
Через пятнадцать минут выбили всех, поднять руки никто не захотел. Последний, уже раненый, даже в атаку кинулся. Этого снял я, винтовка не подвела, но отдача конечно…. Синяк на плече обеспечен. У нас слегка задело в плечо Бронислава, больше потерь не было.
Перезарядился, велел лешим поглядывать. Наверное, это погоняло за ними так и закрепится. И пошел проверять. Сам.
Во идиот, да? Нет. Просто я хочу перебороть этот холод в животе, задавить его раз и навсегда. Через страх надо переступать, да еще попинав его при этом, иначе никак.
Прохожу мимо первого. Моя пулька угодила ему в голову. Ага, все шестнадцать с половиной мм. Готов. Дальше.
Огибаю бугорок, за которым скрывались бандиты. Все мертвы, двое сжимают в руках ружья. А вот и третий лежит, обхватив одной рукой небольшой, но видно очень тяжелый сундучок и накрыв его своим телом. Спихиваю труп, чтобы рассмотреть что там.
Тихий стон. Еще не труп, но почти.
Мужик отходит. Кровь изо рта струйкой стекает на подбородок и шею. Глаза уже не видят света, но губы чтото шепчут. Другая рука сжимает мешочекладанку на груди.
Внезапно голос умирающего крепнет:
Wys #322;a #322;em z Moskwy do r #243; #380;nych dobre … woz #243;w w bramie Ka #322;udze do Mozhaisk. Poszed #322;em z Mozhaisk starej drodze do Smole #324;ska, i sta #322;…. (Я отправил из Москвы с разным добром… подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, остановился…. (польск.))
Рука судорожно рванула шнурок ладанки срывая его с шеи и швыряя прочь. Тело выгнулось и опало. Все.
Странный мужик, похож на благородного, вон бачки, руки без мозолей хоть и с черными грязными ногтями. Лицо, бритое прежде, сейчас заросло недельной щетиной. А вот одет мужчина в сермягу. Тут бы больше сюртук подошел.
Махнул солдатам, чтоб подходили. Сам, подняв ладанку и кинув ее в патронную сумку, попытался поднять сундучок. Ого! Если предположить, что не свинец, то это много.
Приподнял крышку. Мда не свинец. Хоть бы капральство золотую лихорадку не подхватило. Хотя, вон и Кабанова под руки ведут, теперь это его забота.
Быстро оклемался. Были бы мозги, было бы хуже. Ну, это я так, отходняк пошел. Он вообще ничего, смелый малый. И насчет его заботы, тоже не прав.
Действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, пока не подошли, набросил на сундучок каторжанскую хламиду, выдернув ее изпод мертвеца с ружьем. Потом усадил на этот импровизированный табурет прапорщика и стал оказывать ему первую помощь, одновременно отдавая распоряжения.
Приказал оттащить трупы, сложить их в ряд. Алеся, вот уж истинный следопыт, вместе с астраханцами отправил навстречу подмоге, чтоб не блудили. Велел не трепаться там лишнего. Остальным приказал отдыхать.
Вздохнул о горячей воде, но мои солдатики утешили:
Щас будет, господин унтерофицер.
И сделали. Двое запалили костерок, а один умелец, содрав немного бересты, соорудил небольшой кузовок и в нем вскипятил воду. Саперская смекалка сразу видна.
Обработал рану на голове прапорщика горячей водой.
Кабанову было плохо. Бег после пьянки, а потом и контузия никого еще не укрепляли. Пришлось его уложить у того же сундучка и наказать не двигаться, после подошел к своим солдатам.
Слушай сюда, братцы. Что разбойнички несли, небось догадались. Но то такой кусок, что простому человеку не прожевать, не проглотить. Большие деньги большие заботы. Тут только за то, что видели, можно живота лишиться. Забудьте и молчите. Упадет что нам хорошо. Тут я стараться буду. Всетаки славно воевали. Не упадет не страшно, остались с тем, что имеем. Будем считать, что от пули откупились.
А мы и не видели ничего. Голос от костерка.
Так, а я о чем? Глаза не видят сердце не болит. Так как?
Добро, господин унтерофицер, мы и сами не без понятия.
До наступления темноты оставалось совсем недолго, когда прибыла подмога во главе с капитаном Вениамином Андреевичем Васильевым. Банду добивала, по слезной просьбе командира четвертой роты именно четвертая, усиленная двумя взводами нашей третьей. Она прибыла почти сразу вслед нам. В губернии такого массового побега еще не было. По крайней мере, давно не было. Солдаты за своих побитых товарищей мстили. Пленных не брали.
Разрешите доложить, господин капитан! Вытянулся перед ротным. Тот кивнул.
При преследовании разбойных людей, дважды вступали в бой. Сперва на засаду попали, там один всего был, а после остальных у оврага прижали. Еще четверо. Легко ранен один солдат. Прапорщик Кабанов контужен, просит подойти к нему, дозвольте проводить.
Махнув рукой сопровождающим, чтобы остались, капитан отправился к лежащему. Подошли.
Да он спит?! Горский, ты что это…?
Прошу простить, но речь идет о золоте. Не решился при всех…. Скучающее выражение лица капитана не изменилось, лишь бровь вопросительно приподнялась.
Много, одному едва поднять. Еще раз прошу простить, если что сделал неправильно, прапорщик без сознания был.
Во нервы, даже скучающее выражение с лица не исчезло. Постоял, чуть подумал, шевеля левой бровью. Этакий Фауст в раздумье.
Солдаты знают?
Догадываются, ваше благородие. Но глазами не видели.
Без чинов, Горский. Сейчас я всех уведу, а ты с прапорщиком, и…. Есть пара абсолютно надежных людей?
На пару могу положиться. Молодые, мира еще не видели.
Значит ты с прапорщиком и двумя солдатами, ждешь здесь. Утром будут телеги, заберут тела и прапорщика. В телегу с раненым все и сложите. Надо будет сопроводить его до дома губернатора, где героюпрапорщику окажут помощь.