Глава 2
- Ты не захотела пойти в кино с друзьями?
- Нет, предпочитаю побыть здесь, с тобой.
- Но ты же сказала им, что пойдешь с отцом. Ты соврала им! Это очень плохо!
- Ты же знаешь, это не в первый раз.
Палома морщится и забавно кривит губу, затем улыбается и целует Мери в щеку, а следом коротко в губы. Потом она ложится на кровать позади нее, берет за руку и ласково гладит.
- Мы превратились в маленьких лгунишек, как в сериале. [прим: речь идет о сериале “Милые обманщицы”, в испанском прокате сериал шел под названием “Маленькие лгунишки”]
- Хм… – замечает Мария, – у тебя и вправду есть определенное сходство с... – на секунду девушка задумывается.
- Лучше ничего не говори! Мне не нравятся сравнения!
- Я собиралась сделать сравнение в хорошем смысле.
- Да?
- Конечно. Ты немного похожа на...
- Нет, нет и нет! Лучше ничего мне не говори! – кричит Палома, поворачивается и накрывает голову подушкой.
- Ты как...
- Нет, пожалуйста, только не говори!
- Ты... так же красива, как Ханна, так же умна, как Спенсер, столь же романтична, как Эмили и так же харизматична, как Ария.
Светловолосая, сжав подушку, садится на матрас рядом с подружкой и пристально смотрит на нее.
- Ты правда считаешь, что я такая?
- Конечно, я и правда так думаю.
- О, это потому, что ты меня очень любишь, верно?
- А разве незаметно?
Еще как заметно! Она влюблена в нее, в эту пятнадцатилетнюю малышку, которая перевернула
всю ее жизнь, став самым лучшим в ее жизни событием. Девушки с жаром обнимаются, смешивая воедино свои чувства, и страстно, но неторопливо, почти как в замедленной съемке, целуются, упиваясь вкусом губ другой.
- Отец не вернется из поездки до следующих выходных, а мама задержится, – сообщает Палома,
слегка касаясь кончиками пальцев нежной кожи Мери.
Мария уже несколько недель не носит очки. Потихоньку она начала привыкать к линзам, и теперь
видит жизнь в другом цвете. Она чувствует себя менее гадким утенком, в первую очередь потому, что смотрит на мир так, как раньше даже не пробовала. Всякий раз, когда они вместе, Паломе удается заставить ее чувствовать себя особенной, единственной. Это чувство ни с чем несравнимо, но в то же время оно порождает в ней страх. Палома столько сделала для нее, что теперь ей боязно, вдруг она надоест Паломе, или та полюбит кого-то, кто лучше ее, или вообще обнаружит, что ей нравятся парни. Вдруг вся эта любовь по той или иной причине испарится за ночь так же внезапно, как и пришла.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ну, что… у нас много времени, чтобы… побыть наедине, – отвечает Палома, поднимаясь. Ни на
секунду не отрывая глаз от Мери и не переставая наблюдать за ней, девушка скрещивает руки перед собой и с непередаваемой чувственностью стягивает с себя футболку. Немного покрутив ее над головой, Палома бросает футболку на пол. При виде подруги Мери так широко открывает глаза, что они становятся похожими на блюдца.
- Но что… что ты хочешь?
- Ш-ш-ш… Мы вместе больше двух месяцев. Ты не думаешь, что пора немного продвинуться
вперед?
- Я… я не знаю.
До этой минуты Мери никогда не видела Палому едва одетой. Они почти никогда не могли побыть
наедине и насладиться моментами близости, тем не менее, по сути, это только отговорка. Мери боится переступить границу, отделяющую поцелуи от чего-то большего. Сама мысль о том, что Палома увидит ее голой, приводит Марию в неописуемый ужас – она того гляди умрет. Она так комплексует по поводу своего тела… А Палома, напротив, прекрасна.
- Нравится? – спрашивает Палома, расстегивая джинсы и демонстрируя подруге самый краешек
красно-белых трусиков. Не снимая джинсы, она вплотную подходит к рыжульке и, наклонившись к ней, жарко целует в губы. Мери едва может дышать – ее несказанно поражает и сама ситуация, и то, что эта малышка во многих случаях так простодушна и бесхитростна, что переходит все границы.
- Постой, остановись, – шепчет Мери, отодвигаясь и поправляя волосы. – Не дай бог, твоя мама
вернется раньше времени.
- Она и через час не вернется, я же тебе сказала.
- А вдруг?
- Тогда мы расскажем ей о нас!
- Ты спятила! Как это мы расскажем ей о нас?
- Ну когда-нибудь мы должны признаться в том, что мы – лесбиянки, – отвечает Палома, нервно
почесывая подбородок. – Я хочу иметь возможность любить тебя где угодно.
- Я тоже хочу, но не так явно.
- Разумеется, не так! Ты же знаешь, как у меня с родителями! – с досадой восклицает Палома,
снова садясь на кровать рядом с Марией. – Твои-то посговорчивей, и у тебя не будет столько проблем, сколько будет у меня.
В этом Палома права – ее родители очень строги и традиционны, и Мери знает, что начнется
жуткая ругань, когда их дочь признается им в своей гомосексуальности.
- Даже не знаю, что тебе сказать, Палома, – очень серьезно говорит Мери.
- Скажи, что ты думаешь. Я хочу услышать только то, что ты чувствуешь, и больше ничего.
- Ты и сама знаешь. Я каждый день повторяю, что люблю тебя…
- Но, если ты меня так любишь, то в чем дело? Почему ты испугалась, когда я сняла футболку и
расстегнула джинсы?
- Я не испугалась.
- Еще как испугалась. Думаешь, я не поняла?
- Ошибаешься.
- Тогда что с тобой? Тебе не нравится мое тело?
- Знаешь… мне не нравится… мое, – запинаясь, выдавливает Мери и отводит глаза, устремив свой
взгляд на одну из стен комнаты.
- Да что такое ты несешь?! У тебя очень красивое тело! – яростно возражает Палома.
- Откуда ты знаешь? Ты же не видела меня голой… – отвечает Мери, не глядя подруге в глаза.
- И что с того? Я и в одежде тебя разглядела.
- Это не одно и то же.
- Да брось! Мне не нравится, что ты так думаешь!.. Ну-ка, посмотри на меня, красавица, –
приказывает с улыбкой Палома. – Ну же, рыжулька, посмотри на меня.
Мария нерешительно мнется, но, в конце концов, уступает и смотрит на девушку. Та совсем
неожиданно для Мери поднимает руки к спине, расстегивает лифчик – и вот он уже висит у нее на руке.
- Что ты делаешь? – ужасается Мери.
- Видишь? Они у меня такие маленькие! – с нервным смешком восклицает Палома – Я не
дотягиваю даже до девяноста.
- Прикройся, пожалуйста!
- И что же? Я совершенно не боюсь показывать их тебе. И знаешь, почему? Да потому что я тебе
доверяю… и люблю тебя.
От подобной неприкрытой демонстрации Мери заливается краской; девушка не знает, что ей
делать – она загипнотизирована красотой обнаженного тела подружки.
- Я тоже тебя люблю, но…
- Никаких но. Не бойся, снимай футболку.
- Я н-не… я не могу.
- Да ничего такого, правда. Не бойся, доверься мне.
Для Марии тянутся несколько секунд колебаний, сомнений и смущения. Она хочет снять футболку,
но стыд не позволяет. Почему она смущается? Это же ее девушка! Человек, с которым она делится всем, которого сильно любит. Почему она не может раздеться? Ну почему?..
Мария не успевает толком ни задать себе вопросы, ни дать ответы – ничего не дожидаясь, Палома
стремительно шагает к ней, хватает за футболку и тянет ее вверх. Мгновенно сообразив, что происходит, Мери старается помешать Паломе стянуть с себя одежду, но эта девчонка сильнее, чем она думала, и добивается того, что пупок Мери уже выставлен наружу.
- Перестань, прошу тебя.
- Это же ради тебя. Я только хочу помочь тебе…
- Так ты мне не поможешь.
- Помогу. Я помогу тебе преодолеть страх. Это ради тебя, любимая… – сказав это, Палома крепко
хватается за вырез футболки и делает рывок, такой сильный, что ткань рвется.
Мери понимает, что сверху ткань треснула, футболка порвалась, и теперь ее белый лифчик на виду.