9

Юра

Она раздражала меня с первого взгляда, начиная с нелепой прямой чёлки, заканчивая дурацкой привычкой касаться кончиком языка розовой десны, откуда недавно выпал передний зуб.

Мне нужно было быть милым к моей приёмной семье, и хотел, только мои эмоции напоминали неотёсанные брёвна, но я учился, был послушным, хорошим мальчиком. В тот день нянчиться с ребёнком знакомых моих новых папы и мамы мне совсем не хотелось. А когда её подтолкнули ко мне, сопроводив это фразой о том, что я теперь её не то старший брат, не то жених, я едва мог контролировать мышцы лица.

— Погуляйте, хорошо?

Взрослым не терпелось ненадолго сбагрить нас и провести немного времени, потягивая сигареты за своими недетскими разговорами. Позволил Наде взять меня за руку и отвести к мосткам. То, что она с благоговением называла озером, оказалось затянутым изумрудно-зелёной тиной болотом. Моя внезапно обретённая сестрёнка сбежала по ступенькам вниз и разогнала гревшихся на деревянном настиле лягушек. Со смешными шлепками они попрыгали в воду оставив после себя дырки в зелёном ковре.

Надя обернулась у самого края, и я тогда впервые испугался за неё. Я выставил руку, чтобы поймать, но она устояла сама и задорно рассмеялась. Засмотрелся. Даже несмотря на свой выпавший зуб, она, как назло, вдруг стала симпатичнее. В волосах блестело июльское солнце, мерцало золотом на прядях, замирало огоньками на длинных ресница и сыпалось с них искрами.

Так и стоял с вытянутой рукой, слушал её смех, отдалённое кваканье лягушек и стрекот кузнечиков. Она внезапно стала моим летом, моей первой любовью и самой жгучей ревностью.

Она тоже долго смотрела на меня, а потом разжала ладошку, в лежащей внутри конфетой. Для меня… За столом я стеснялся попросить одну, не мог взять сладость из стеклянной вазы сам, а когда предлагали, то вежливо отказывался. Я всё ещё чувствовал себя чужим. Этаким псом переростком, которого взяли не то из жалости, не то от собственного отчаяния, и только с Надей я не думал от таких глупостях. Принял подарок, прижал к груди, где застряло невысказанное спасибо.

Новый шаткий мир треснул, когда в нашу идиллию вдруг ворвались местные мальчишки. Надя радостно махала им, звала. Под их ногами проминались доски, а от воды расходились волны. Опрометчиво забытое чувство ненужности вернулось, я пятился к лестнице и с каким-то опустошением смотрел, как эта беззубая девчонка достаёт ещё конфет из карманов и раздаривает их другим. Всего за несколько секунд я приватизировал её доброту, решил, что она принадлежит только мне, а это оказалось простой вежливостью. Нельзя быть доброй ко всем, всё что ты делаешь обесценивается для того, кто посмел посчитать себя особенным. Я разозлился, решил отомстить, стать к тебе равнодушным и холодным. Тогда я ещё не догадывался, что в этом был мой страшный просчёт, потому что это глупой детской обидкой я лишь сильнее выделил тебя из всего мира. Ты была младше и умнее. Быстро поняла это, и стала тянуться ко мне с новой силой, искала моей дружбы и внимания, потому что они были нужны мне больше, чем тебе.

А я отталкивал тебя, пока однажды не сотворил непоправимое. Своими руками я погасил искры на твоих ресницах, забрал твой свет и доброту навсегда.

Тогда зима была особенно холодной и долгой, Надя, и для меня она всё никак не заканчивается… Теперь я жду, чтобы ты пришла и спасла меня из старого непрекращающегося кошмара.

Юра

— Хочешь мандаринку? — Надя быстрее меня управилась со своим салатом и теперь чистила кожуру. Она сделала надрез ногтем и теперь пыталась сделать на оранжевом боку узор.

— Не люблю, — признался своей гостье и вернулся к маринаду.

Она замерла, отделив первую дольку, и уставилась на меня, как на сумасшедшего.

— Как можно не любить их? Это же… Это же, — она прибавила голосу торжественности: — Мандарины!

— Ну вот так вот, — пожал плечами и пытался откинуть со лба челку, которая лезла в глаза.

Я не просто не люблю мандарины, меня тошнит от их запаха, цвета, щекочущего вкуса и аромата Нового года, который всегда ассоциируется с ними.

— А зачем мы их столько купили, — Надя кивнула на пакет.

— Это ты набрала, значит, любишь. Да и потом, какой же Новый год без мандаринов?

— Да уж, я этот встретила без них, — она помрачнела, глядя на одинокую дольку на своей ладони. — Точно не хочешь?

Подняла на меня нежный взгляд, как тогда на мостках. Только вместо конфеты вызывающий дрожь во всем моём теле фрукт. Не могу отказать. Не хочу отказывать, снова мечтаю ощутить себя хоть на мгновение кем-то особенным в её жизни. Не одним из, не названым братом, не женихом в шутку. Мне нужно это! Особое место в твоём сердце, особый взгляд. Только мой.

— Ну, если ты сама меня покормишь. Руки грязные, — показал ей перепачканные ладони, а затем наклонился, борясь с паникой. Сам же хотел исцелиться, почему так сильно боюсь простых мандаринов? Всё уже давно в прошлом. Та ночь, разрывающий лёгкие воздух и стонущий под ногами снег. Как же быстро бежал, Надя. Как же я боялся не успеть. А потом всё повторилось с трамваем. Я чуть с ума не сошёл второй раз. Если такое возможно…

Она перехватила дольку двумя пальцами и, не сводя с меня глаз, потянулась навстречу, коснулась моих губ. Мгновения. Тягучие, как карамель, обволакивающие мой страх, покрывающие его мелкими кристалликами сахара. Сладко… Зажмурился, когда сок растёкся по языку. Дышал ровнее, боролся. Но всё равно смог один, прижал к себе её, стараясь не запачкать грязными ладонями. Передавал ей свою дрожь, а она не отстранялась, и так же старалась не касаться меня липкими пальцами.

— Ты расскажешь мне, что с тобой стряслось, Юра? Почему я совсем тебя не помню, и почему ты так не любишь этот праздник.

— Не сегодня, — прошептал ей в макушку. Выторговал у вселенной ещё время для объятий. Молчали, дышали вместе.

— Хорошо, но тебе придётся ответить мне.

— Для этого я здесь, Надя. А теперь давай поставим курицу в духовку и вымоем уже руки?

Притащил ноут на кухню, запустили запись программ с тридцать-первого и сидели рядом на шатких табуретках, касались друг друга специально и невзначай. Смущались, когда на экране кто-то целовался. Вспомнили про презервативы после курантов и выпитого шампанского. Ржали, пока надували их, а после долго плевались в ванной из-за мерзкой смазки на языке и чистили зубы. Не самая моя лучшая идея, признаю. Даже диван не могли разложить без приключений, чуть не выломали механизм.

— Ты его когда раскладывал в последний раз? — Надя проверяла на прочность скрипящую конструкцию, пока я доставал постельное бельё из комода.

— Курсе на втором или третьем. Чёрт, не помню. Когда у меня девушка была, а потом стало без надобности, знаешь, когда места много, то засыпать и просыпаться одному паршиво.

— Тоскуешь по ней? — осторожно спросила, словно обидеть меня вопросом боялась.

— По кому? — даже растерялся. По маме?

— По девушке, которая тебя бросила. НуЭ ты говорил, что это на Новый год произошло. В этом причина твоей не любви к празднику?

Хах. Скорее наоборот. Из-за моей не любви она и ушла. К празднику и к ней. Тяжело выносить человека, который на самом деле забит тараканами по самую крышечку.

— Нет. Там всё без драматизма закончилось. Она нашла нормального парня, а я был рад за неё.

— А чем ты не нормальный?

— Ты мне скажи, у тебя был сегодня шанс понаблюдать меня в естественной среде, — протянул ей уголок простыни, и мы вместе принялись стелить её на диван.

— Дай-ка подумать. Всем.

— Ну, вот она и сбежала.

— Но ненормальным ты был днём, а вот сейчас ты кажешься мне вполне реальным, а не мифическим блаженным архангелом спасителем.

— Ты просто напилась. Кажется тебе всякое. Я всё тот же добрячок Юра Чудов. Утром он вернётся налаживать твою жизнь. Кто спит у стенки?

Она шустро подняла руку, как на уроке.

— Тогда надевай свою пижамку, или в чём ты обычно спишь, и давай спать. Завтра у нас с тобой долгий день.

— Очередное выступление?

Мне показалось, или в её глазах появился энтузиазм.

— Увидишь, у меня много всего припасено для тебя, Надя.

Вспыхнула. Как же мне нравится её смущение. Оно точно только мне принадлежит. И там у Кирилла в квартире, она для меня так тяжело дышала, на мой поцелуй отвечала. И сейчас только моя, на моём диване, в моей квартире, под одним…

— Я не поняла, у тебя только одно одеяло.

— Ага, зато подушки две. Живём.

— Почему-то мне начинает казаться, что ты всё-всё спланировал. Маньяк. Второй раз меня в койку затащил.

— Возможно. Но заметь, сейчас ты в одежде, — отшутился.

Нет. Ни Кирилла, ни грёбанный трамвай я не планировал. Оба эти катаклизма нагрянули слишком внезапно и заставили меня выползти из скорлупы, иначе я бы всю жизнь спал один на диване и таскался за тобой по утрам. Сначала на учёбу, потом на работу. Ты права. Я одержимый. Убежишь?