– Простыть? Теть Фая, смотрите! Это – моя любимая кукла. Я подарю ее моей сестренке, когда она немножко подрастет.

Она с нетерпением ждала, когда сможет увидеть это маленькое вякающее чудо, но маму все не выписывали. Папа уверял, что все в порядке, но при этом в его глазах стояли слезы, а губы дрожали. А как-то вернувшись со школы, Лина застала тетю Фаю плачущей. В залитой осенним светом квартире стоял гадкий запах валерианы.

– Что случилось? – нерешительно спросила Лина, застыв на пороге и выронив портфель. – Почему вы плачете?

– Ох, деточка...  – уткнувшись в мятый платок, всхлипнула тетя Фая и помотала головой. – Присядь, милая. Господи, дай мне сил!

– Что-то с мамой? Ответьте же! Что-то не так с мамой?

– Твоя мама умерла.

Тетя Фая говорила что-то еще, но Лина остального уже не слышала. По мозгам било все сильнее: умерла, умерла, умерла. Оглушительно громко! Чудовищно больно! Невыносимо жутко!

В памяти на бешеной скорости пронеслось столько отрывочных воспоминаний, которым она бы никогда не придала значения. Большой шелушащийся живот со смешно торчащим пупком, оранжевый халат с не сходящимися пуговицами, растоптанные тапки в зеленый горошек – все это мама! И недожаренная яичница, и кислые щи, и подгоревшие булочки – тоже мама! Она – жизнь!

Несправедливо. Безжалостно. Непостижимо.

– …твою маму Бог забрал к себе на небеса.

– Так пусть вернет ее обратно! – неожиданно заорала Лина, вырвавшись из вязкого омута молчания. – Он не имел права ее забирать! Почему он такой жестокий? Почему отнял ее у меня? Как я буду жить без мамы? Лучше бы он забрал к себе меня!

Она билась в истерике, вырываясь из рук тети Фаи. Та пыталась напоить ее валерианой, пробовала успокоить. Вскоре подошел и дядя Миша, и они уже вдвоем силились привести ее в чувство. К вечеру Лина впала в оцепенение и неподвижно сидела в углу, желая спрятаться от ищущей ее повсюду страшной правды. Больше суток не двигалась с места, не обращая внимания на крутящихся возле нее людей. Когда рядом снова присела конопатая тетя Инна, Лина заметила ее и охрипшим голосом заявила:

– Я хочу к маме! Пусть бог и меня заберет. Тогда мы снова будем вместе. Как мама будет обходиться без меня на небесах?

Тетя Инна заплакала и ушла. Вскоре подошел похожий на пучеглазую, толстую, но добрую жабу дядя Миша.

– Тебе нужно быть сильной, – сжав ее плечи, тихо сказал он. – Прежде чем уйти навсегда, твоя мама наказала тебе позаботиться о сестренке. Твой папа один не справится. Ты нужна ему.

Сестренка...  Она совсем забыла о ней! Новорожденные же очень слабенькие и могут в любой момент заболеть. И тоже умереть! Лине нельзя ослушаться. Мама ей не просит, если с сестренкой что-то случится. Да, нужно стать сильной. Ради беспомощной, как маленький слепой котенок, Светочки.

– Я могу попрощаться с мамой? – повернувшись к дяде Мише, с мольбой посмотрела Лина и, видя, что тот колеблется, поспешно добавила: – Я выдержу! Я буду сильной ради сестренки.

Дядя Миша долго раздумывал, но потом все же кивнул. Тетя Фая, узнав, куда они направляются, отругала соседа. Заверяла, что не нужно травмировать ребенка еще больше. Девочка на всю жизнь запомнит этот момент, а ей это совсем ни к чему. Но дядя Миша заверил, что так будет лучше, и тетя Фая сдалась.

Он держал ее за руку, когда они вошли в квартиру. В глаза бросилась простыня, накинутая на трельяж. В коридоре толпились соседи, но при виде Лины все незаметно перебрались в кухню.

Посреди зала, на обеденном столе, за которым все собирались по праздникам, стоял большущий гроб. Лина замерла у двери, не решаясь подойти ближе. Дядя Миша поставил рядом табурет и отошел в сторонку. Лина долго стояла на пороге, потом сделала несколько шагов и забралась на табурет. В гробу лежала мама. Без привычного живота она выглядела другой: худой и длинной. Лина опасливо протянула руку и коснулась ее холодной щеки. Этот холод потянулся к локтю, дополз до плеча и забрался в сердце.

Нужно быть как никогда сильной! Она обещала дяде Мише!

– Зачем ты умерла?! – уже спустя несколько минут, задыхаясь от плача, орала Лина. – Ты обещала, что мы всегда будем вместе! Ты не сдержала обещания! Ты меня обманула! Ты меня бросила!

– Линочка, деточка...  – пыталась забрать ее тетя Фая.

– Почему ты молчишь?! – вырываясь из рук соседки, продолжала кричать в сторону гроба Лина. – Ма-а-а-ама-а-а-а!

Она потеряла сознание. Резко дернулась от обжегшего нос уксуса, который держала в дрожащей руке тетя Фая. Вокруг толпились черные фигуры, среди которых был и папа. Он тоже выглядел чужим с этой лохматой щетиной, с опухшими глазами.

Хотелось заснуть и проспать целую вечность!

…Но уже скоро ей было не до сна. Папа привез домой маленький горланящий сверток и взвалил все заботы о нем на соседей. Тетя Фая приходила кормить и пеленать, а в обеденный перерыв забегала тетя Инна и забирала в стирку грязные пеленки. Дядя Миша ходил за покупками, а дед Архип сидел сычом: присматривал за ребенком, когда все оказывались заняты. Лина прибегала со школы и дважды в день делала влажную уборку, напуганная страшным рассказом тети Фаи о зловредных микробах. Заставляла отца без конца мыть руки и разуваться в прихожей. Всем приходившим соседям выдавала марлевые маски, чтобы те, не дай бог, не наградили младенца заразой.

Приходилось по сто раз вскакивать среди ночи и убаюкивать сморщенную красную обезьянку, подогревать в бутылочке молоко, менять примитивные ватные подгузники. В промежутках делать домашнее задание, иногда готовить обед, заниматься стиркой. Первое время папа терпел, а потом все чаще начал орать на плачущую обезьянку. С каждым днем она все больше действовала ему на нервы. Его воротило, когда она отрыгивала лишнее. Его воротило, когда она обделывалась. Его воротило, когда приходилось ее мыть. Его воротило, когда она плакала.

Очень скоро Лина поняла, что папу воротит от самой Светки. Потому болящий животик, лечение кишечного расстройства, режущийся зубик, простуда, последствия прививок взвалила на себя старшая сестра. Соседи помогали, как могли, но и у них были свои заботы. И Лина, по возможности, старалась справляться сама, пока не заработала грыжу. И все равно лишь изредка, когда уже не хватало сил, ревела в подушку и упрекала маму за то, что та взвалила на нее такой непосильный груз ответственности.

– Папа! Папа! Ты слышал? Она сказала: «баба»! – решила поделиться радостью Лина, но отец ничего не ответил.

Он по-прежнему смотрел на Светку с неприязнью. Если та лезла к нему на колени, тут же сажал ее в манеж. Если хватала его за волосы, нервно дергал головой и требовал так больше не делать. Но она ведь еще маленькая и ничего не понимает!

– Пап! Смотри скорее! Она сама идет! Я ее почти не держу!

Папа равнодушно кивнул и отправился подогревать ужин. Достижения младшенькой его никогда не интересовали. На первый рисунок, который Лина собиралась повесить на стену, он поставил мокрый графин. От первого: «папа» впервые за полгода напился. Когда же Светка немного подросла, спешно сплавил ее в ясли.

По выходным Лина гуляла с сестрой. Возила ее в коляске, ходила следом и подбирала брошенные игрушки, выдирала из рук стиснутых в смертельной хватке соседских кошек. Незнакомые люди с подозрением поглядывали на них и часто спрашивали, что за девочку Лина катает на санках или возит в коляске. Вначале Лина удивленно пожимала плечами, когда никто не верил, что маленькая обезьянка – ее сестра. Светка незаметно менялась и уже ничуть не походила ни на отца, ни на мать. Голубоглазая, светловолосая, с острым носиком и широким подбородком. Со смуглой, чернявой Линой у нее не было ничего общего.

Попытки завоевать любовь маленькой бестии оборачивались слезами. У подаренной, любимой куклы Лины уже на следующий день не было головы. Купленный медвежонок был похоронен в песочнице. Приготовленное какао – вылито на пол, а тарелка с молочной лапшой – перевернута на стол. Все, что любила Лина, терпеть не могла Светка. Или делала вид. Если ей говорили – белое, то она спорила до умопомрачения, что это – черное. Лина заплетала ей косички, а Светка следом сдирала банты. В детсаду колотила всех мальчишек, дергала девчонок за волосы и воровала чужие игрушки. Нравоучительные беседы со старшей сестрой только ухудшили положение: Светка начала делать все назло. Папа несколько раз порывался отшлепать непокорное создание, но Лина всегда защищала сестру, вовремя оказываясь рядом.