–  Да что же это такое? – громогласно негодовала одна из арестанток, занявших в приемной все скамьи. – В городе творится невесть что, а они чем заняты? Пока на улице люди падают замертво, сраженные недугом, жуткие чудища разгуливают повсюду, а взбесившиеся кустарники пожирают дома вместе с хозяевами, служители закона занимаются арестом простых граждан! Я – добропорядочная мать четверых детей! Как они смеют меня задерживать? Да, я взяла без спроса светильню в их участке! А они горят дольше! У меня дети после всего этого кошмара не могут спать в темноте! Вместо того чтобы спасать город от небесной кары, тут занимаются невесть чем!

Арестантка, наконец, умолкла. Стало так тихо, что можно было расслышать, как скребется в зарешеченное оконце зеленый вьюн, опутавший за пару часов половину здания. Поначалу бурчавшие стражники сдирали живые путы со стен, но вскоре плюнули на это дело, поняв бесплотность своих усилий.

–  Уважаемый Дознаватель! Погодите минутку! Объясните, за что меня арестовали? Я – мать четверых…

Я напряглась, вслушиваясь в приближающиеся шаги. С грохотом распахнулась дверь, и в маленькую, сумрачную комнатку, именуемую допросной залой, вошел Дознаватель. Покосившись в мою сторону, он прошагал к письменному столу, заваленному доносами, и расположился напротив. Я очень надеялась, что зрение меня подвело, и я обозналась.

Но нет, это был небезызвестный господин Т по прозвищу Палач. Он славился небывалой строгостью к подчиненным и безжалостным отношением к арестантам. Никто еще не вышел из тюрьмы, побывав у него на допросе. Неизвестно, к каким приемам он прибегал, но действовали они безотказно. Не удивлюсь, если «добропорядочная мать четверых детей» вскоре сознается в том, что украла светильню с целью спалить своих любимых чад. Стало быть, и мне уже свободы не видать. Да что там, скорее всего, меня казнят. Палач никого не щадит. Не пощадит и меня.

–  Кхы-кхы, – нарушил затянувшуюся паузу вставший у двери подручный.

Все это время Дознаватель прожигал меня взглядом. Я не привыкла, чтобы на меня смотрели. Мое ремесло, которым я промышляла до недавнего времени, требовало всегда оставаться в не поле зрения служителей закона. Да и из простого люда меня мало кто знал в лицо, ведь я – человек, живущий в тени. А теперь…

Дознаватель прожигал меня взглядом.

–  Итак, начнем, – сбив в стопку листы, заговорил Палач и вооружился пером.

Он собирался писать мой смертный приговор. И неважно, правду я расскажу или наплету всяких небылиц. Он никого не щадит. Ни матерей четверых детей, ни дряхлых стариков, ни девушек с зелеными глазами.

–  Имя?

–  Подкидыш.

–  Я сказал имя, а не прозвище.

–  У подкидышей нет имен.

–  Возраст?

–  Двадцать три.

–  Род занятий? – Дознаватель постучал пером по чернильнице, ожидая моего ответа, а я не знала, что сказать.

–  Так, любезная, изволь отвечать, когда спрашивают, – прогудел из темного угла подручный, погладив сбитые трудной работой костяшки пальцев. – Ты тут не единственный свидетель, кого нам еще предстоит опросить.

–  А вы всех свидетелей опрашиваете, заковав их в кандалы? – показала я сцепленные стальными браслетами запястья, содранные до крови.

–  Нет, только главных, кто оказывается на месте преступления, – любезно пояснил Дознаватель, но о его голос можно было порезаться. – Кто может предоставить достоверные сведения и помочь разобраться во всем. Тебя же видели входящей в особняк леди незадолго до случившегося. Ты оказалась в эпицентре разыгравшейся трагедии. Только ты знаешь, что там произошло. Ты обязана нам все рассказать. Что бы это ни было.

Я поняла, что любезность Дознавателя исчерпана. Дальше либо разговор на чистоту, либо – пыточная, откуда все чаще доносились жуткие вопли.

–  Не сомневайся, чистосердечное признание тебе зачтется.

Разумеется. Ты, наверное, всем своим свидетелям это обещал, прежде чем их отправляли на городскую виселицу. Только что я теряю? Все равно уже не жить. От Палача живыми не уходят. Не ускользнуть от него и мне.

–  Я расскажу, что знаю, – глядя в пол, наконец, решилась я.

* * *

Я осталась не у дел. Покровитель и наставник, прихватив мои накопления, сбежал в неизвестном направлении. Три недели я перебивалась мелкими заказами. Денег едва хватало, чтобы платить за жилье в самом бедном квартале. До этого мне не доводилось самой искать клиентов или делать так, чтобы они сами на меня выходили. Этим всегда занимался наставник, а я лишь выполняла задания, имея для дела все готовое. Я брала плату за работу, но никогда не крала для себя. Дорогие безделушки сбыть непросто, а большие суммы богатеи обычно хранили в городских ларях. Обирать же прохожих я считала ниже своего достоинства. Посягать на мелочь простых смертных? Но в тот вечер, наслушавшись воя голодного живота, я уже подумывала послать свои принципы.

Я сидела за столиком «Под Веселыми Чертями», отдав последние монеты за мешочек сухарей, когда ко мне подошла девушка в зеленой накидке.

–  Это место свободно? – как и прочие, указала она на пустовавший табурет, но интересовало ее, не занята ли каким-нибудь поручением я сама.

Дождавшись неуверенного кивка, она села напротив и окинула взглядом задымленную залу, наполненную самыми неблагонадежными жителями города. Кивнув разносчику, принесшему кувшинчик с наливкой, она разлила напиток по кружкам. Одну пододвинула ко мне. Я сразу поняла, что в нашем деле она новичок. Бывалые заказчики так себя не ведут. Мы никогда не глядим друг на друга, говорим, почти не размыкая губ, и делаем вид, что совершенно незнакомы. И уж, само собой, никому и в голову не придет угощать наемников напитками. А наемники ни за что не станут угощаться, опасаясь за свою жизнь.

Мне смертельно хотелось запить оцарапавшие горло сухари, но к наливке я так и не притронулась. Наставник сбежал, а его наущения остались.

Она смотрела на меня из тени капюшона, и ее большие черные глаза блестели, точно звезды на ночном небосводе. Беспокойный свет чадящих факелов урывками освещал тонкие черты. Приподнятые уголки губ создавали впечатление, что она мечтательно улыбается своим мыслям.

Она представилась мне поверенной леди Виолетты и предложила одно дельце, обещая неплохо заплатить. Нужно было выкрасть мешочек с удобрениями, которые лорд Б, из природной вредности, не желал возвращать давней знакомой, находясь с ней в затянувшейся ссоре. Мне доводилось уводить у коллекционеров редкие вещицы. Бывало, поручали выкрасть важные бумаги или насобирать компромат на конкурентов. Но чтобы отваливали такую сумму за мешок земли? Мне это казалось странным, пока поверенная не пояснила, что эти удобрения нужны леди позарез. Растения, с таким трудом прижившиеся в ее дворике, начали стремительно увядать. Если не удобрить их в ближайшее время специальными кристаллами, достать которые в нынешнее время просто нереально, они все неизбежно погибнут.

В жилище лорда Б у меня уже была протоптана дорожка. Так что, я без колебаний согласилась. Дельце ведь – проще простого, а плата неплохая.

Я шла той ночью по городу, лишенному всякой растительности, и странное поначалу поручение, странным мне уже не казалось. Сами знаете, одно время богачи под влиянием моды вздумали обставлять дома вычурной мебелью, отчего деревьев в округе заметно поубавилось. Я привыкла обходиться пнем вместо стула и считала их изыски блажью. Просто у меня, как неожиданно выяснилось, ничего своего не было. Наставник продал даже корзинку, в которой меня подбросили ему под дверь. Деньги, что были в ней, разумеется, взял себе за труды, а мне досталась только записка.

А потом настал год хлада, и все оставшиеся насаждения скормили прожорливым каминам. В них сгинула и половина той новомодной мебели. Посему неудивительно, что хоть кто-то пытался восстановить свой уголок природы.