— Вышата! Жив! Вышата-а!

Солнечный оберег на груди росича вдруг стал теплым, даже горячим. Ардагаст поднес к нему руку — как раз вовремя, чтобы успеть перехватить рванувшуюся к оберегу бледную, со скрюченными пальцами руку… Рескупорида. Глаза царевича были безжизненны, на лице застыла мерзкая ехидная улыбка, а другая рука уже вытаскивала акинак. Росич с силой отшвырнул Реса, двинув его коленом в живот, но эллин устоял и бросился на Ардагаста с клинком.

— Рес, ты что! Рес!!!

Жизнь росичу спасло только умение молниеносно уходить из-под ударов. Инисмей, поняв наконец, что его друзья не дурачатся, обхватил Реса за пояс, повалил, прижал его руки к земле, Ардагаст же навалился на ноги. Мгер, занятый разведением — с заклинаниями и молитвами — священного костра, не обратил сначала внимания на «разыгравшихся» мальчиков. Ехидная ухмылка, изуродовавшая лицо друга, казалась знакомой. Ардагаст вдруг вспомнил, как Вышата изгонял бесов из кликуш, и громко спросил:

— Мовшаэль, ты здесь? Отвечай, именем Перуна-громовержца, который бьет таких, как ты!

— Я здесь и готов повиноваться знающему мое имя, — раздался из уст Реса противный голос белого демона.

— А раз готов, то выйди отсюда и провались, откуда пришел, не то пошлю туда, где ты еще не бывал и быть не захочешь!

Рес вдруг разом обмяк, а в воздухе появилась бледная фигура и клыкастая рожа Мовшаэля.

— Спешу исполнить повеление. Но не дозволят ли отважные царевичи своему ничтожному рабу отведать духовной сущности того чудесного вина, которое ваши наставники приготовили для обряда?

Ардагаст злорадно скрутил ему кукиш:

— Вот тебе кукиш, что хочешь, то купишь!

Подошедший Мгер, не тратя слов, сделал рукой знак косого, солнечного креста, и демон со страдальческим воплем скатился с кургана и исчез под землей.

— Что придумал, подлец: наследник трона, одержимый демоном! — покачал головой армянин.

— Где мой амулет… С Горгоной? — с трудом, но уже своим голосом проговорил Рее.

— Там, где этот урод его с тебя снял. Такое он с собой не унесет, — ответил Мгер.

— Наверное, во дворце, пока я спал. Плохо мне стало уже там.

— А ты, конечно, все равно поспешил сюда. Ну и молодец! Останься ты во дворце, демон с Захарией тебя бы такое заставили делать…

— Да, самое страшное — понимаешь, что делаешь — то есть что он делает, и не можешь иначе.

А над Рескупоридом уже склонилось доброе простоватое лицо Вышаты.

— Дайте, взгляну… Ничего страшного — молодой, сильный. Полежишь до утра возле священного костра. Где еще в Купальскую ночь добрым людям встретиться, как не возле него? Ну, здравствуй, Ардагаст! Здравствуй, Мгер!

Венед, росич и армянин крепко обнялись.

— Где же ты был, Вышата?

— Да здесь же, у Пепельного кургана. И в нем. Не бойтесь, мертвым еще не стал. Сначала Сауархаг загнал нас с Агаром в курган. А потом стал в склеп ломиться. Тут уж царь не вытерпел, взял грозовой Фарнахов меч да отцовский священный щит с золотым оленем и так Черного Волка отделал, что он, поди, до сих пор где-то раны зализывает. Ну а я после такого боя тоже отлеживался. В склепе у Агара, целые сутки. Царю с царицей новости рассказывал и от них много чего узнал. Агар не обещал, но может быть, и поможет нам. Он был другом Гелии, и отцу ее, и брату. А ты, Ардагаст, молодец, не посрамил рода — ни отца, ни матери! Ладно, потом расскажешь. Сейчас — за дело! Вон, лихой костер уже вовсю горит!

На горе, у подножия Черного кургана, действительно горел огонь. Зловещий, синий, словно у чертей на болоте, совсем не похожий на веселое красно-золотистое пламя, рвавшееся в небо с вершины Золотого кургана. Ардагаст знал: такие же веселые костры сейчас горят на всех горах, какие есть вблизи от человеческого жилья в земле венедов. Горят, разгоняют нечисть Чернобогову. Только пламя их отражается в темных водах рек и озер, а здесь внизу и воды нет, только степь да пшеничные поля среди нее.

Черный туман заклубился, гася звезды, в небе над вершиной Черного кургана, потом из него выступили четыре фигуры — чернее самого ночного неба, но окруженные мертвенно-белым сиянием. Крылатый человек в длинной, словно струящейся одежде, могучий крылатый бык, орел с цепью на лапах, огнедышащий змей с перепончатыми крыльями.

— Ангел с мертвыми глазами, херувим, скованный орел, огненный змей. Четыре стихии — вода, земля, воздух, огонь. Значит, на Пантикапей разом обрушатся морские волны, землетрясение, ураган и пожар — если не остановить четырех демонов. И мы их остановим, клянусь Солнцем и Огнем! Остановим, слышите вы, рабы Разрушителя! — выкрикнул в темноту Мгер.

Тяжело взмахивая крыльями, четыре громадных призрака устремились на восток. И вдруг на их пути над древним валом встала стена золотистого света — мерцающая, тонкая, почти прозрачная. Но для владык стихий, способных разрушить целый город, она оказалась непреодолимой. Раз за разом бросались они на нее, словно хищники на прутья клетки, то все вместе, то порознь. Злобный крик, рев, клекот, шипение оглашали ночную равнину. У подножия вала трескалась и вспучивалась земля, взметались языки пламени и водяные валы, в воздухе бушевали вихри. Но длинная насыпь нигде не оседала, пламя гасло, вода обращалась в пар, а ветер стихал, лишь коснувшись завесы, словно вытканной из тончайших золотых нитей.

Четыре демона метались вдоль завесы, но нигде не могли найти бреши, а к Золотому кургану они приближаться не рисковали. Вся насыпь и каменная стена излучали теперь золотистый свет, сливавшийся с рвущимся в небо пламенем священного костра. Суровы и сосредоточены были лица Вышаты и Мгера. Ардагаст знал от своего воспитателя: сила волхва не столько в словах, которые он произносит вслух или мысленно, сколько в мощи его духа. Сумей найти волшебную силу в себе или вокруг себя — в свете солнца или звезд, в блеске молнии, в воде родника. Сумей сосредоточить ее и направить на доброе дело. И знай, что другой такую же самую силу может обратить во зло. А тогда — воля против воли, вера против веры, чары против чар. Внезапно ангел в струящейся одежде понесся прямо на защитников кургана. Даже во время схватки с демонами Ардагаст не испытывал такого леденящего, сковывающего душу страха. У крылатого существа не было ни когтей, ни клыков, ни могучих мышц, ни адского меча. Не было даже ярости на холодном, бесстрастном лице. Были лишь глаза — немигающие, неподвижные, как у мертвеца, но вовсе не безразличные к делам живых. Две проруби, две черные воронки, вытягивающие из человека все: силу, мужество, волю к жизни, саму способность двигаться, сопротивляться. Не было сил даже опустить веки, чтобы не видеть этих огромных, всепроникающих глаз. Словно пытаясь ослабить петлю невидимого аркана, мальчик поднял руку к горлу и коснулся золотого оберега. «Не возьмешь, нежить!»

Золотой луч ударил из оберега прямо в лицо призраку. Перед мертвыми глазами завертелось сияющее колесо с гонящимися друг за другом грифоньими головами. Враз лишившись своего мертвящего величия, ангел прикрыл глаза рукой и с полным досады криком отлетел прочь. Инисмей и Рес смотрели на росича с восхищением. Оба мага переглянулись с довольными улыбками. А росич и алан, не сговариваясь, с непочтительным смехом скрутили вслед грозному духу кукиши, словно болотному черту или подземному бесу-далимону.

На Черном кургане стояли те, кто не прощал насмешек над собой. И ответ не заставил себя ждать. Синее пламя, черный дым взметнулись к самой вершине насыпи, и оттуда начала вырастать громадная черная колонна, окруженная синеватым сиянием. Вот уже из колонны выросли могучие руки, три головы, над плечами раскинулись огромные перепончатые крылья. Огнем вспыхнули три пары глаз, три пасти.

— Они вызвали Владыку Тьмы. Думают, что в такую ночь тьма всесильна. А мы покажем им, что есть свет и во тьме. Правда, мальчики? — задорно обратился к царевичам Мгер. — Мало им нашего костра — увидят ту, чья сила в нем. Вышата, вызывай, я подержу завесу! Вызывай на самом древнем языке, какой знаешь!