Маша толчком перевалила его с боку на спину и прилегла, использовав веселовскую грудь в качестве подушки:

— Господи, хорошо-то как! Век бы лежала, не вставала. В небо смотрела бы...

— Трепаться обязательно, Маня?

— Обязательно. Меня, Севочка, слегка колотит.

— Тогда давай о бабах.

— Давай. Как у тебя дела с той блондинкой? Ну, помнишь, я вас еще на Плющихе встретила?

--Мы очень быстро разлюбили друг друга.

--Сева, правда, а когда ты женишься?

--Только после войны. Если выживу, конечно.

— Не каркай, дурак!

— Дурак не дурак, а жизнь никому ломать не хочу.

Сева насвистывал «Темную ночь», а Маша молчала.

— Расскажи про нашего Егора, — вдруг попросила она.

— Егор — он и есть Егор, — лениво сказал Сева. — Первый после Бога.

— Это как же тебя понимать?

— Английские моряки так величали своих капитанов, вверяя им свои жизни.

— Красиво говоришь!

— Ты знаешь, что такое июль сорок первого?

— Если честно — нет.

--И слава Богу. Такою лучше не знать. А я этот июль видел с изнанки. Какой же я тогда был сырой! Напарник Савушкина! Не напарник — петля на шее. Груз на ногах. — Сева вдруг скосил глаза. — Идет!

--Кто?

— Лежите, лежите! — издали прокричал Егор, чтобы не вставали, и подошел. Но они все-таки сели в траве.

--Не помешал? — спросил Егор, присаживаясь рядом.

--Чему? — поинтересовалась Маша.

--Конфиденциальному разговору. Тет-а-тету.

--Мы с Машей — хорошие приятели, Егор, — насмешливо положил Сева.

--Ах, тили, тили, тили, здравствуйте, приятели! — пропел Егор.

- Как вас понимать, товарищ майор? — это уже Маша.

--Частушку такую в нашей деревне пели.

--Ну, а дальше как?

--А дольше матерно, Маша.

--За что же вы так нас, Егор Иванович?

--Да не хотел я вас обижать! Просто к слову пришлось, — смущенно отметил Егор.

--Ай, ай, ай, — многозначительно разделяя каждое «ай», произнесла Маша.

Севa радостно заржал, хлопнув себя по ляжкам:

--А она умыла тебя, Егор!

--На здоровье, Маша, — признал поражение Егор, наблюдая, как неслышно подходил к ним Василий и Алик. — Опять все в сборе.

Василий и Алик прилегли рядом.

— Ну, что, бойцы? — ободряя их, спросил Егор.

— Да ничего, — злобно ответствовал Василий.

— Легкий колотун, — пояснил Алик.

— А чего же вы хотели? Самое время для колотуна — ожидание.

--Сева, как бы отделившись для приватной беседы, громким шепотом задала вопрос Маша. — А Егор Иванович женат?

--Дамочка у него, таким же шепотом ответил Сева. — Не то арфистка, не то альтистка. В общем, артистка. Музыкантша.

— Справедливо. Ему и положено что-нибудь особенное.

Егор покосился на них, отмстил недовольно:

— Не по делу развеселились, голубки!

— Колотун топим, Егор, — серьезно объяснил Сева.

— А в другом водоеме его утопить нельзя?

К ним бежал человек. Добежал.

— Ну? — приказал ему говорить Егор.

— Полная готовность к 19.45.

— Встать! — скомандовал Егор. Все встали. — Пошли.

Они шли через поле, к одинокому домику и одинокому самолету — двухмоторному «Дугласу», выкрашенному сверху болотнозеленой и коричневой красками.

— Вот и все! — сказал Сева. — Вот и утоп колотун!

Смеркалось, когда «Дуглас», чуть подскакивая на незаметных кочках, разбежался по чудесному летному полю и нехотя поднялся в воздух.

Уже совсем стемнело. Пятеро, в полной выкладке, при парашютах, молча сидели у изогнутой самолетной стенки, на железной скамейке. Оглушающе ревели моторы, бренчало что-то металлическое.

Ослепительное ворвалось в иллюминаторы, сначала с одной стороны, а затем и с другой. Самолет попал под два прожектора. И уже грохотало все вокруг и жгли глаза мгновенные нестерпимо жаркие алые вспышки снарядов. Самолет подкидывало, мотало, трепало, как щепку.

Вдруг постоянный ослепительный свет исчез в иллюминаторах.

— Молодец, пилот, сказал сам себе ־Егор, - вырвался из прожекторов.

И сразу стало потише.

Из пилотской кабины вышел штурман, взглядом отыскал Егора, подошел, прокричал в ухо

— Вроде бы пронесло!

Егор покивал понял, мол, — и пальцем поманил — предложил склониться:

— Сколько еще?

— Час пятнадцать! — прокричал штурман, глянув на хронометр, и удалился.

...Одинокий самолет шел почти беззвучно над бескрайними лесами...

Над дверцей кабины зажглось световое табло с надписью: «Внимание!», а из дверцы опять вышел штурман.

— Через семь минут! — прокричал он Егору.

— А точно? Привязались хоть к чему-нибудь?

— Да привязались, привязались!

— Ох, смотри у меня, штурманец! Помни: допуск в твоих расчетах не более пятисот метров. Ответственность свою понимаешь? — недобро спросил Егор.

— Понимаю, товарищ командир! — прокричал плачущим голосом штурман.

Все были уже у десантного люка. Егор зацепил крюк от веревки багажного парашюта за штангу, похлопал поклажу по внушительному боку:

— Он — первый!

Распахнулся люк, ворвался ветер. Штурман стоял с поднятой рукой и смотрел на хронометр.

— Сева, саквояж — твой, — напомнил Егор.

— Знаю.

— Ну, а Вася — мой.

Штурман махнул рукой. Егор вытолкнул в люк багаж.

--Сева! — щелкнул крюк, и Сева растворился во тьме.

--Маша! — щелкнул крюк, и исчезла Маша.

--Алик! — щелкнул крюк, и Алик прыгнул.

— Вася! — щелкнул крюк, и Вася прыгнул вниз.

— Ох, смотри у меня, штурманец! — прокричал на прощанье Егор и нырнул в небо... Крюк в этот раз не щелкнул. Егор прыгнул без подстраховки.

Он все время, пока продолжался плавный спуск, рулил на купол Васиного парашюта. Было трудно — однорукого Василия сильно тащило, — но он сумел. Они приземлились в метрах пятидесяти друг от друга. И удачно: они оказались на большой поляне, окруженной лесом. Егор отстегнулся и пошел к Василию.

--Ничего себе не повредил, однорукий черт? — шепотом спросил он.

— Вроде целый.

— Тогда отцепляйся, — Егор помог Василию отцепить парашют. — Ну, а теперь, Вася, давай немного посидим, послушаем.

Они сидели и слушали. Ночной жизнью жил тихий мир. Шуршал в деревьях ветер, скрипела неведомая насекомая живность, покряхтывал неизвестно кто. Василий терпел-терпел, не вытерпел:

--А остальные-то где, Егор?

--Первый сигнал — мой, — сказал Егор и вдруг трижды подряд воспроизвел бешеный совиный хохот.

— Тише ты! — взмолился Василий.

— Это не я, это сова, — ответил Егор и опять стал слушать мир. Прокричала какая-то птица, потом вторая, третья...

Первой объявилась Маша. Она подошла, бросила свой парашют, улыбнулась, будто бы вспомнив хорошее, сказала тихо:

— Здравствуйте.

— Спасибо, девочка, — поблагодарил Егор и поцеловал ее в щеку.

Возник Алик. Оживленный, расслабленный:

— Ай да мы, ай да молодцы! Как кучно упали!

— Севы еще нет, — напомнила Маша.

Сева пришел последним, волоча за собой багаж.

— Еле доволок! — сообщил он и тяжело опустился на принесенный им самим тюк.

— Зачем один тащил? — раздраженно сказал Егор. — Пришел бы, сказал, мы бы помогли. Тебе же еще ориентироваться. Да и наследил багажом.

— Предутренняя роса падет, а утром солнышко пригреет, — и никаких следов! — весело отозвался Сева и встал. — Вот и отдохнул. Я готов, Егор.

— Я думаю, что юго-юго-запад, Сева.

— Мне бы до речки добраться, — и полный порядок! Сколько даешь?

— Если идти сегодня, то полтора часа предел.

— Ясненько. Всем- привет. Маня, целую ручки. Удаляюсь. Сева удалился. Егор посмотрел ему вслед и обернулся к оставшимся:

— Алик, Маша! Возьмите из багажа лопатки и за дело.

— А я? — обиженно спросил Василий.

— А ты снимай комбинезон и приводи себя в должный вид. Василий переоделся и выглядел так, как должен выглядеть городской кулачок, -в неброском и добротном.

Алик и Маша, разделив землю на неломающиеея квадраты, бережно сняли дерн и стали копать яму, ссыпая землю в мешки.