Геалах вел машину, стиснув зубы.

— Ты просто пытаешься меня напугать, — сказал он наконец, — И это глупо. Я помню, как вчера ты застрелил того ублюдка в ресторане. Официант сказал, ты двигался как молния. Он сказал, ублюдок уже вытащил ствол, а ты сидел как каменный, а потом за одно мгновенье — бах! — выпрямив указательный палец, Геалах изобразил рукой пистолет, — И он уже на полу.

— Он был совсем старик, Гэйн. И все равно этот фокус дался мне тяжело. Он ведь почти успел.

— Что?

— Он почти успел, — неохотно повторил Маан, — Думаю, просто тугой спуск… Когда-то такой фокус не стоил мне ничего. Однажды я застрелил молодого Гнильца, когда тот упер ствол мне в лоб. Так быстро, что он не успел даже моргнуть. А в этот раз я был на грани. Меня чуть не уложил наповал старик с ржавым пистолетом.

Разговор был неуместен и тяжел, между ними словно появилась зона мертвого воздуха, попадая в которую слова становились невесомыми, пустыми и холодными. Маан ожидал этого разговора, но позже, и даже начал составлять ответы, предугадывая обычно желчные ироничные выпады Геалаха. Но сейчас он почувствовал, что его опередили, и все заготовленные слова так же бесполезны, как и пули, запоздало выпущенные во врага.

Геалах покачал головой.

— Я тоже с годами не становлюсь лучше, уж можешь мне поверить. Ты слишком критичен к себе.

— Оптимизм для меня сейчас — роскошь.

— Ты не просто инспектор, на тебе целый отдел, в конце концов.

— Найдется, кому меня заменить.

— Ты не сможешь просто уйти из Контроля!

— Почему же это? Пять месяцев, Гэйн. Потом я уйду. Мунн, конечно, в курсе, у нас с ним все обговорено.

— Не удивительно. Ладно, — он мотнул головой, точно отгоняя надоедливую муху, — Я давно знал, что когда-нибудь это случится. Просто я не думал, что это случится так скоро. Пять месяцев… Это не так уж мало, наверно.

— Это достаточно чтобы я проел тебе плешь, — улыбнулся Маан, — Относись к этому проще. Как к побочной мутации, если угодно.

— Нулевики не мутируют… — автоматически отозвался Геалах.

— Но даже неплохие агенты мутируют в пенсионеров рано или поздно. Просто новая стадия развития болезни, которую называют «жизнь».

— И опять ты похож на философствующую старую обезьяну.

Маан погрозил ему пальцем:

— Привыкай терпеть старческое нытье, молокосос, тебе предстоит еще долго его слушать.

Они оба рассмеялись. Маан почувствовал, что самая неприятная часть разговора позади. С Геалахом всегда так — когда он злится, может быть несдержан, даже груб, слишком уж невыдержанный прямолинейный характер, но отходчив, что редко встречается. Оказавшись в обстоятельствах, в которых остается лишь смириться и принимать их как данность, он рано или поздно находит свою горькую правду.

«А в этот раз обстоятельства — это я, — подумал Маан, — А Гэйн попросту нервничает, еще толком не осознав их. Но он, конечно, привыкнет».

На одном из перекрестков пришлось остановиться — по улице ехал грузовой авто-поезд, громыхающая серая связка контейнеров на огромных колесах. Из многочисленных труб вырывался угольно-черный дым и, несмотря на полную изолированность салона, Маану показалось, что он чувствует тяжелый бензиновый смрад.

— Почему ты вообще сел к нему?

— Прости, отвлекся. К кому?

— К тому Гнильцу вчера. В ресторане.

— Там было много людей. Не мог же я тыкать в него оружием и вести в фургон. Он был вооружен, мог начать стрелять… Обычная предосторожность.

— Учитывая, что дело закончилось дуэлью, — Геалах фыркнул, — Ну да, конечно. Знаешь, когда меня волнует безопасность окружающих, я поступаю иначе. Особенно если Гнилец вооружен и настороже. В такие моменты многие выкидывают что-то такое… То есть, когда понимают, что больны, и появление инспекторов Контроля лишь вопрос времени. Находят оружие, неважно какое, начинают затаиваться, меняют привычки… Пистолет, нож, осколок стекла… Проклятые выродки! Они с самого начала готовятся убивать, это безотчетный рефлекс. Но пока у них не выросли когти подходящего размера или иная пакость, приходится пользоваться тем, что есть… Нет, в таких случаях я стреляю первым. Или сворачиваю шею, вот так, — отпустив руль, Геалах сделал резкое движение ладонями, — Но устраивать дуэль в стиле Дикого Запада… Ты ведь подсел к нему не для того чтобы выждать удобный момент для нападения.

— Почему ты так думаешь?

— Я же опрашивал обслугу, помнишь? Официант сказал, вы с ним говорили. Долго, с полчаса, если не больше.

Маан с безразличным видом пожал плечами.

— Ну да, я завел с ним разговор, пытался закончить дело мирно. Хотел чтоб он сдался, сложил оружие и вышел вместе со мной.

— Вздор!

— Почему сразу вздор? — Маан приподнял бровь.

Геалах прищурился.

— Я слишком хорошо тебя знаю. Ты ненавидишь Гниль, так же, как и я, как любой другой инспектор Контроля. Может, даже больше. Сегодня ты оставил Гнильца подыхать в руках наших коновалов, хотя мог избавить его от мучений.

— Сам бы и пристрелил, — огрызнулся Маан. Воспоминание о Гнильце, ставшим единым целым с камнем, неприятно резануло, — Ты мог сделать это не хуже меня.

Но Геалах смотрел на него вполне мирно.

— Не кипятись, старик, — просто сказал он, — Я не к тому. Ненависть к Гнили и делает нас теми, кто мы есть. Гниль — это худший кошмар из всех известных человечеству, испытывать к нему ненависть нормально, по крайней мере для тех, кто работает в Контроле. Гнилец — это не человек, это мерзость, которая должна быть искоренена любой ценой, и чем больше будут его страдания при этом, тем лучше. Ненависть — это наша работа, наш воздух… Ненависть дает нам силы, в то время как остальные при виде Гнили ощущают лишь безотчетный страх. Пенять за ненависть тебе… Вот уж нет! Именно поэтому я не понимаю, почему ты подарил так много жизни тому старому Гнильцу в ресторане. Ты мог застрелить его на месте, и у тебя было право это сделать.

— Мунн вымотал бы мне все кишки, прежде чем я ушел бы на пенсию. Стрелять в людном месте, не попытавшись заставить его сдаться… Это противоречит инструкции.

— Брось, — Геалах скривился, — Ты сам прекрасно знаешь, что есть тысячи способов объяснить это. К примеру, он потянулся за оружием… Так ведь бывает. Бах — и Гнильца нет. Ты сам неоднократно это проделывал. Помнишь, тот Гнилец года пол назад в торговом центре?

— Не очень. Старческий склероз, вероятно.

— Ему было лет двадцать. Он еще был с девушкой. Ты сразу почуял его. «Двойка, — сказал ты мне, — Будем брать здесь».

— А, ты говоришь про того ублюдка из шестого блока.

— Именно про него. Мы подобрались ближе. Помнишь? Он чувствовал нас, дергался, нервничал, тер затылок. Они все чувствуют, просто не знают, что означает это чувство, не успевают привыкнуть… А потом мы отрезали его от входа и ты сказал что-то вроде «Стоять на месте! Контроль!».

Маан сделал протестующий жест.

— Хватит, я помню.

Но Геалах не дал себя перебить.

— …и девчонка его завизжала. Она же не знала… Даже не видела пятна, наверно. Малолетняя дура… Но она все быстро поняла. И он тоже понял. Я по глазам это вижу. В глазах страх скачет. Точно изнутри стекло разбивает… Он сразу все понял, выродок… Он попытался что-то сказать и тогда ты всадил пулю ему в голову, — Геалах коснулся указательным пальцем лба, — прямо сюда. А потом мы сказали Мунну, что Гнилец пытался вытащить что-то из кармана. И ты был вынужден открыть огонь на поражение. Представляешь, я даже помню, как его мозги вылетели. Бам! Точно голова взорвалась. А та девчонка потом тебе письмо с благодарностями прислала.

— И это помню. Кло мне из-за него такой скандал устроила, что я сам готов был застрелиться.

Авто-поезд миновал перекресток и Геалах тронул автомобиль вперед. Здесь дорожное покрытие было пристойным, приближались центральные жилые блоки, и Маан с удовольствием вслушивался в шелест шин.

Начало темнеть. Маан бросил взгляд наверх, туда где гигантскими лиловыми виноградинами через равные промежутки висели осветительные сферы. Отсюда они казались не больше горошины, но Маан знал, что их истинный размер сложно оценить из-за удаления от поверхности. Двести метров? Или двести пятьдесят? Когда-то он это помнил, а сейчас это уже не имело никакого значения. Свет стеклянных звезд казался по-прежнему ярким, но по тому, как изменились тени на улице, по которой они ехали, он понял, что начинаются сумерки. «Звезды» гасли по сложной, постоянно меняющейся схеме, специально для того чтобы сумерки каждый раз выглядели более естественно. Да и гасли они не сразу.