— Рапорт готов? — спросил Маан у Мвези, выйдя из кабинета.

— Вот.

— Я захвачу.

Тай-йин, все еще стоящий у окна, дернул подбородком:

— Старик вызывает?

— Угу.

— С чего бы?

— Наверно, Гнильцам из подвала нужна свежая еда. Я порекомендую вас.

— Мы ценим, шеф!

— Если придет Лалин, скажи ему, что я хочу с ним поговорить.

— Передам.

Кабинет Мунна располагался уровнем выше, но прошло не меньше пяти минут, прежде чем Маан достиг его. Никакой дополнительной охраны, никаких отличительных признаков, обычная, ничем не примечательная, дверь. И все же, занеся для стука руку, Маан ощутил в груди секундное сжатие. За последний год он беседовал с Мунном едва ли пять раз и теперь, держа в руках бесполезный рапорт, Маан пытался предугадать, что стало причиной этого неожиданного вызова. За свой отдел он не беспокоился. За прошедшую неделю его ребята зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Шестнадцать «двоек» и две «тройки» — отличный показатель! Пожалуй, один из лучших по всем отделам. Хочет вынести благодарность? Не похоже на старика — по таким вопросам в кабинет не вызывают.

Маан ощутил, как противно засосало под ребрами. Собственное тело в минуту слабости поспешило напомнить о себе. Маан подумал о том, как глупо он, должно быть, смотрится сейчас со стороны. Замерший, словно ученик на пороге директорского кабинета. Как глупо. Маан постучал и, выждав положенные две секунды, потянул на себя тяжелую дверь.

Кабинет Мунна был невелик, об этом в Контроле знали все, даже те, кому по роду службы не полагалось здесь бывать. Каждая деталь внутреннего интерьера обросла огромным количеством подробностей, став одной из нитей в том сложном и запутанном мифе, который назывался Мунном. Например, любой инспектор, даже не бывавший на этом уровне, знал, что в углу кабинета Мунна на небольшой тумбочке стоит архаичная печатная машинка с вытертыми черными клавишами и массивным металлическим корпусом. По слухам, когда-то она принадлежала Гнильцу, одной из четырех или пяти официально зарегистрированных «четверок» на Луне. Прежде, чем его обезвредили, этот Гнилец умудрился ухлопать едва ли не десяток инспекторов, не считая жандармов и гражданских. И Мунн лично прострелил ему голову или то, что заменяло голову этому чудовищу. Впрочем, сам Маан доподлинно знал, что пишущая машинка принадлежала еще деду Мунна и была своего рода семейной реликвией, к которой сам Мунн относился достаточно безразлично, и место в кабинете она занимала лишь из-за любви его хозяина ко всяким старомодным и бесполезным вещам.

Подобная аура слухов окружала практически все предметы интерьера в этом кабинете, и к этому Маан давно привык. Привык ли к ним сам Мунн оставалось только догадываться.

Вместо приветствия он кивнул Маану, приглашая его зайти внутрь. Маан зашел, ощущая неудобство оттого, что его тело, кажущееся здесь огромным, как у Гулливера, заняло едва ли не все свободное пространство. Впрочем, даже невысокий субтильный Тай-йин здесь казался бы великаном. Мунн, распоряжающийся несколькими тысячами людей и резервами, даже приблизительный объем которых вычислить было совершенно невозможно, вполне мог расположиться не то что в отдельном зале, но и в отдельном здании нескольких уровней в высоту. Однако предпочитал занимать свой прежний кабинет, по размеру более походящий на каморку.

«Он просто консервативен, — подумал Маан, наблюдая за тем, как Мунн резко и быстро чиркает что-то ручкой в блокноте, — И эта печатная машинка… Он стал пленником собственных вещей».

На секунду неприятная ассоциация завладела его сознанием — ему представилось, что Мунн просто врос в этот кабинет, как вчерашний Гнилец, которого они брали с Геалахом, врос в стены собственной комнаты. Он подавил желание помотать головой чтобы этот морок рассеялся.

— Заходи, Маан, заходи. Как дела? — неожиданно мягко спросил Мунн, откладывая ручку.

Вопрос был неожиданным, Маан несколько смутился.

— Полный порядок. Этой ночью взяли «двойку», вот рапорт Хольда.

— Живым?

— Убит при задержании.

— Ага… Ясно, — Мунн провел кончиком желтоватого пальца по листку, точно рисуя на нем какую-то простую, но непонятную фигуру, — Передай своему парню мою благодарность.

— Обязательно, — сказал Маан и добавил, — Думаю, ему будет приятно.

— Хороший агент?

— Хольд? Да, конечно. Немного себе на уме. Но парень опытный. Третий на счету за этот месяц. И все «двойки».

— И в самом деле. Может, присвоить ему новый класс, а?

Маан не понял, шутит ли Мунн, по лицу того судить было невозможно из-за его полной непроницаемости. Поэтому он сказал осторожно:

— Он весной тридцать первый получил. Рановато.

— Рановато, — согласился Мунн.

Сам Мунн был среднего роста, но из-за своего маленького кабинета, в котором был зажат вещами и мебелью со всех сторон, тоже казался миниатюрным. Эта иллюзия рассеивалась, стоило увидеть его стоящим, но за всю свою службу в Контроле Маан лишь единожды видел Мунна, вышедшего из-за стола. А еще Мунн относился к той редкой категории людей, чей возраст невозможно угадать. Кожа на его лице была сморщенной, но не старческой, без пигментных пятен. И взгляд осторожных голубых глаз был ясен, чист, что редко случается у стариков. Многие спорили о том, сколько лет Мунну, но Маан никогда не участвовал в этих спорах, не без оснований предполагая, что любой предложенный вариант будет неправилен. У человека, сидящего за столом, просто не было возраста, как у некоторых уникумов не бывает папиллярных узоров на пальцах или одной почки.

— Чем сейчас занят?

— Две заявки с утра. Кажется, пустые доносы. Я, конечно, проверю, может даже пошлю кого-то, но вряд ли что-то найдем.

— Намеренная клевета?

— Как минимум в одном, — Маан тоном обозначил, что не собирается давать развернутый ответ, однако Мунн молча смотрел на него, немного улыбаясь, но отстраненно, как будто не Маану, а собственным мыслям, и под этим взглядом стоять молча было неуютно, — Девчонка, двенадцати лет. Доложила на своего отца. Симптомы путанные и, кажется, выдуманные. Агрессивность, какие-то пятна… Дети хорошо умеют лгать, но со слаженностью всегда проблемы.

— Действительно?

— Да, господин Мунн. Дети — лгуны интуитивные. Ребенок может разбить вазу и потом солгать, что не делал этого, причем так искренне, что усомнится разве что детектор лжи. Они делают это неосознанно. Но если ребенок постарается сочинить сложную ложь, то скорее всего потерпит неудачу. Потому что для этого уже требуются вещи, которыми манипулировать может лишь взрослый человек. Грубо говоря, это система лжи, для возведения которой требуются не только отдельные узлы, но и прочные связи между ними. Вот с этим обычно и возникают сложности. Некоторые детали могут звучать убедительно, но такая конструкция редко выдерживает объективную оценку.

— Значит, дети не могут хорошо лгать? — на лишенном возрастных признаков спокойном лице Мунна и в самом деле была улыбка. Легкая, едва обозначенная губами.

— Не так хорошо, как взрослые.

— Вы, кажется, разбираетесь в предмете.

— Мммм. Мне часто приходится работать с подобным. Пришлось беседовать со специалистами.

— Значит, фальшивка?

— По крайней мере, выглядит таковой. Иногда дети… Пытаются свести счеты, используя подобного рода методы. Не все они в таком возрасте способны понять, к чему обращаются. Скорее всего, неблагополучная семья. Отец или пьет или унижает детей. Это распространено среди низших классов. Вот дочка и решила проучить собственного отца.

— Звучит ужасно.

— Это не обязательно осознанная ложь. Возможно, она действительно считает, что ее отец превращается в Гнильца. У детей богатая фантазия, господин Мунн. Например, он вернулся домой нетрезвым и избил жену или самого ребенка. Если ей двенадцать лет, она вполне может решить, что в ее отца, доброго и хорошего, вселилась Гниль, превратившая его в чудовище. У меня было несколько… похожих случаев. Но мы в любом случае проверим.