Маркиз подошел к бюро и неохотно вынул оттуда монету. Когда он обернулся, то увидел, что незнакомец отошел от двери к столу и берет жемчужное ожерелье. В этот момент огонь в лампе вспыхнул, прежде чем погаснуть, и при свете этой вспышки маркиз разглядел профиль незнакомца и понял, что в его черных волосах и бронзовой коже есть что-то знакомое. В наступившей темноте у него возник соблазн бежать, но голос незнакомца, звучавший во тьме еще более глубоким и тяжелым, произнес:

— Всем известно, что Тайрон видит в темноте как кошка. Один шаг, маркиз, и я убью вас.

Маркиз замер, его рука до боли сжала в ладони счастливую золотую монету.

— Я ничего не видел, ничего, чтобы опознать вас. Клянусь!

— Как я могу верить вам?

Маркиз почувствовал, как подгибаются у него колени и тошнота подступает к горлу. Он был трусом. У него не было ничего, кроме его жизни, за которую он бессмысленно цеплялся.

— Обладателю монеты обещано снисхождение, — прошептал он.

— Вы его получили. Вы остались живы.

Маркиз понимающе кивнул.

— Я хотел бы вернуться в Новый Орлеан.

— Нет.

Маркиз задержал дыхание, пытаясь сдержать новую волну тошноты в желудке.

— Техас? Колорадо? Калифорния? Уехать из страны?

— На первом же корабле, отплывающем за границу, — предложил незнакомец. — А теперь отдайте монету.

— Я вас не вижу.

— Ничего, зато я вас вижу.

Маркиз вытянул руку, раскрыв ладонь, и почувствовал, как ее коснулись пальцы, забравшие монету. Этот человек видел в темноте. Это Тайрон!

— На первом же корабле! — прошептал он, когда мужчина отодвинул его в сторону и вышел.

— Вы не уедете! Я этого не допущу! И перестаньте смотреть на меня своими золотистыми глазами, омытыми прозрачными слезами! — ругалась Гедда Ормстед. — На меня истерика не действует, но все равно я этого терпеть не могу!

— Я не плачу, мадам, — отвечала Филадельфия. — Мне просто грустно от необходимости прощаться.

Гедда посмотрела на свою юную подругу последних недель с явным неодобрением.

— Ваш отъезд как-то связан с возвращением Акбара? Он вам так дорог?

Филадельфия нахмурилась в ответ на этот обвинительный тон. Она ожидала, что ее хозяйка будет сожалеть об ее отъезде, но такой болезненной реакции не могла себе представить.

— Он мой слуга.

— Вздор! Мне рассказывали, как рьяно вы защищали его у Доджей. — Она вскинула свои брови. — Вас это беспокоит? Выбросьте это из головы. Я не сомневаюсь в том, что делала эта Олифант в тот момент, когда с нее сняли жемчуг. Хотя вора и не поймали, вы не должны прятаться и разбивать свою жизнь, как будто это вас разыскивает полиция.

Филадельфия ощутила магнетизм испытующего взгляда Гедды Ормстед.

— Мою жизнь определяют другие обстоятельства.

— То, что вы сказали, звучит как-то несимпатично. Должна ли я предполагать, что вы подразумеваете финансовые обстоятельства? Я уже говорила вам, что рада, что вы у меня в гостях. Если я в чем-то не соответствовала, то вам надо было сказать сразу. Я буду платить вам жалованье. — Она отвела глаза в сторону. — Я очень одинокая старая женщина и могу быть щедрой, когда нужно.

Неожиданно смысл предложения миссис Ормстед, как гром среди ясного неба, открылся Филадельфии. Ей предлагали полную свободу действий, только чтобы она осталась, — старуха готова платить только за ее присутствие здесь. Ее пронзило чувство обиды и унижения, но тут же возникло ощущение симпатии. Насколько одинока эта женщина, чтобы предлагать вот так свое гостеприимство. И какой расчетливой должна Филадельфия казаться миссис Ормстед, чтобы та думала, что Филадельфия может принять ее предложение.

Она встала и обошла вокруг стола, чтобы оказаться лицом к лицу с миссис Ормстед. Филадельфия взяла в свои руки ее словно пергаментную руку.

— Я очень привязалась к вам, мадам. Если бы я могла, я осталась бы.

Гедда откинула голову и посмотрела на молодую женщину, стоявшую перед ней, и подумала, была ли она хоть вполовину так хороша в этом возрасте?

— Если вы привязались ко мне, то должны остаться.

— Это так, мадам, но именно поэтому я должна уехать.

У Гедды задрожал подбородок, но она быстро справилась с собой.

— Упрямая! Испорченная! Своенравная! Подождите, я еще не кончила. Глупая! Безрассудная! Неблагодарная! Вы можете остаться со мной, а если предпочитаете, можете выйти замуж. Этот мой племянник Горас построит для вас замок, если вы прикажете.

— Его зовут Генри, мадам.

— Ха! Вы, оказывается, наблюдательны. Бедный мальчик. Я понимаю, что он не такой уж яркий молодой человек. Вы, французы, обращаете на эту сторону большое внимание. Но, насколько я помню его с пеленок, у него по мужской части все в порядке. Возможно, вы возбудите его. Во всяком случае, у него есть и другие достоинства. Он будет любящим мужем и любящим отцом. И, кроме того, у него есть деньги, куча денег. При вашей элегантности и обаянии он будет считать, что ему повезло больше, чем он заслуживает, — и будет прав!

— Я не люблю вашего племянника, мадам.

— Знаю! Вы любите этого дикаря в тюрбане. У меня есть глаза, а вы оба просматриваетесь, как оконные стекла.

— Мадам ошибается, — осторожно сказала Филадельфия и отошла, чтобы укрыться от пронзительного взгляда миссис Ормстед.

— Если бы этот мужчина был более замкнутым, я вышвырнула бы его в первый же день, — отпарировала Гедда. — Его чувства были очевидны с первого взгляда. Я не забуду выражение его лица, когда вы упали под копыта моей лошади. Если бы он мог, он поднял бы мой экипаж, кучера, лошадей и вообще все и выбросил бы нас в ближайшую канаву.

— Вы ошибаетесь, мадам, — с мягкой настойчивостью повторила Филадельфия. — Я уверена, что Акбар относится ко мне как к ребенку.

— Ах вот как! — голос Гедды стал ледяным. — А разве не было поцелуя в щеку, который я видела в моем зимнем саду несколько недель назад? Ага, вы покраснели! Целоваться среди бела дня, как какая-нибудь глупенькая горничная с кучером. Я должна была бы уже тогда выставить вас обоих!

Филадельфия в смущении опустила голову, думая, что тот невинный поцелуй был не самой большой нескромностью, которую она позволила себе под этой крышей.

— Мне очень жаль, мадам, что я оскорбила вас.

— Не разговаривайте со мной так дерзко. Я ведь не сказала, что не одобряю вас, но я действительно не одобряю. Он слишком стар для вас, и вообще он язычник. Если вы выйдете за него замуж, вы будете изгнаны из хорошего общества и станете предметом любопытства для тех, кто согласится принимать вас. Подумайте, девочка! Что такое любовь по сравнению с комфортом и обеспеченностью?

Филадельфия посмотрела на нее и улыбнулась.

— Поскольку я никого не люблю и не имею ни комфорта, ни обеспеченности, мадам, я не могу сравнивать.

— Вы дерзкая девочка! — вздохнула Гедда. — Я должна была бы выставить вас, но я не стану этого делать. Я должна была бы выставить его, но не выставлю.

Филадельфия смотрела на эту пожилую женщину с обожанием и озадаченно. Их разговор можно было бы назвать самым невероятным разговором в ее жизни. Но за грубоватым осуждением со стороны миссис Ормстед она чувствовала подлинную привязанность к себе. Она оттягивала тот момент, когда надо будет рассказать ей, кто она и почему оказалась в Нью-Йорке. Прав ли Эдуардо, который считает, что миссис Ормстед поймет, если Филадельфия объяснит ей, что он и она деловые партнеры и что Акбар на самом деле сеньор Таварес, красивый и богатый бразилец, ненамного старше ее. Это желание было острым, но она не сказала ни единого слова, потому что сама не была убеждена, полная ли это правда.

Филадельфия сунула руку в карман, хотя и сомневалась в правильности того, что делает, но она обещала Эдуардо выполнять их план.

— Мадам Ормстед, вы были так добры ко мне, и я очень ценю ваши советы. Поэтому, если мне будет позволено, я хотела бы попросить вас об одной вещи.