Баал-Шем был человеком из народа в полном смысле слова. Он не мог похвастаться известными предками, не занимал высокого положения в обществе, одним словом, ничто не связывало его с правящими кругами. У него не было ни официальных званий, ни влиятельных друзей, ни могущественных покровителей. Не было у него ни собственности, ни богатых поклонников. Он не мог даже претендовать на обширное знание Талмуда. Напротив, он любил прикидываться безграмотным невеждой, который неохотно и вымученно бормочет несколько основных молитв. Это частично объясняет его неизменный успех у неудачников — они отождествляли себя с ним. Если бы он был сыном раввина или илуем — сверходаренным человеком, он бы меньше тревожил воображение людей. Скромное происхождение Баал-Шема облегчало беднякам контакт с ним. Собственно, он являлся их сублимированным воплощением. Он говорил им то, что они хотели услышать: Бог помнит о каждом из них, каждый по-своему, в меру своих возможностей, влияет на судьбу своего народа. Он уверял их, что простая, но искренняя молитва стоит мистического заклинания и что жар чистого сердца ценнее жара, рожденного сложной и глубокой мыслью. Он сказал: «Извозчик, целующий святые свитки Торы, милее Богу, нежели ангелы, поющие Ему хвалу и ничем другим не занимающиеся». Он призывал не доверять людям, претендующим на всеведение. «Вам хочется понять, истинный ли рабби этот раввин. Пойдите и попросите совета. Спросите, знает ли он, как прогнать дурные мысли? И если скажет „да“ — знайте, что он самозванец». Он говорил им, что гордость, проистекающая от знания, хуже невежества; что лучше искать, чем находить. Величие человека, учил он, заключается в способности к смирению. Пусть он начнет со смирения перед Господом: тогда он возвеличится и станет свободным. Иногда, объяснял он, достаточно просто верить в существование тайны; немного нужно человеку, чтобы состояться и возвыситься, если к этому он в самом деле стремится всем сердцем.
Баал-Шем учил радостью побеждать печаль: «Человек, который смотрит только на себя, не может не впасть в отчаяние, но как только поднимет глаза на окружающий его мир, радость откроется ему». И эта радость ведет к абсолюту, к избавлению, к Богу. Вот какой была новая правда по определению Баал-Шема. И тысячи евреев с готовностью откликнулись на этот призыв, ибо нуждались в нем, чтобы жить и выжить. И тогда вслед за болью явилась радость, и она сплотила разобщенных и изгнанных. Радость человека, избавленного от одиночества, радость старого мудреца, ожидающего сдвига времени, радость отца, жаждущего рассказать, и детей, горящих желанием услышать. Баал-Шем был мгновением восторга и экзальтации в беспросветные времена немых сетований. Когда он умер, в 1760 году, спустя 24 года после начала своей деятельности, в Центральной и Восточной Европе не осталось ни одного незатронутого им местечка. Он стал искрой, без которой тысячи семей поглотила бы пучина уныния и безнадежности. И искра эта разгорелась в огромное пламя, разорвавшее кромешную тьму.
Однажды Баал-Шем пообещал ученикам показать пророка Илию. «Только всмотритесь внимательно», — предупредил он.
Через несколько дней они увидели, что в Бет-Мидраш вошел нищий и потом вышел с книгой под мышкой. В другой раз они увидели, как нищий уносил с собой серебряную ложку. В третий раз он явился им в образе солдата-всадника, попросившего огонька для трубки. «Это был он, — сказал Баал-Шем, — тайна — в глазах».
Его ученик рабби Давид Лейкес рассказывает: «После окончания последней субботней трапезы Учитель обернулся ко мне и попросил монету, чтобы купить вина. Конечно, денег у меня не было, но как мог я ослушаться? Я полез в карман и, вынув оттуда монету, ничуть не удивился»
Во сне Баал-Шем увидел своего будущего соседа по Раю. Проснувшись, он решил нанести ему визит и, явившись, увидел перед собой здорового, дородного и вполне земного человека. «Как замечательно скрывает он свою сущность», — подумал Баал-Шем и попросил приютить его на несколько дней.
Бешт был убежден, что хозяин его живет двойной жизнью: наверно, встает по ночам для совершения — одному Богу известно каких — достойных деяний. Не тут-то было. До самого утра спал хозяин мертвецким сном, затем вставал, торопливо бормотал молитву и сытно завтракал. В обед он ел еще больше, а за ужином — в три раза больше, чем за обедом. Так продолжалось несколько дней.
«Дождусь субботы, — решил Баал-Шем, — может, именно тогда проявится его святость». Опять задача: хозяин спал и ел больше, чем в течение всей недели. Не вытерпел Баал-Шем и обратился к нему:
— Поначалу я хотел задать тебе один вопрос, но теперь у меня появился другой: объясни мне, почему ты так много ешь?
— Что ж, я тебе скажу, — отвечал человек, — видишь ли, тут дело в моем отце. Он был хорошим евреем, добросердечным человеком, стремившимся угодить Господу. Его не занимали ни деньги, ни почести, ни даже собственное здоровье. Он жил только Торой и только для Торы. Однажды по пути в синагогу его схватили разбойники; они привязали его к дереву и велели лобызать крест. Конечно же, он отказался. Они безжалостно били его — все равно он отказывался. Тогда разбойники сожгли его на костре. А поскольку был он худым и слабым, то и горел совсем недолго: вспыхнул — и тут же сгорел. И я — свидетель этой истории, я поклялся: если когда-нибудь придет мой черед, они так просто от меня не отделаются. Я покажу им, что еврей — это не жалкая свечка. Нет! Я буду гореть так долго, что они полопаются от злости! Вот почему я столько ем. Всю свою энергию, все свои желания я вкладываю в еду — и вовсе не потому, что я голоден.
— Да, понимаю, — улыбнувшись, ответил Баал-Шем. — Иди, продолжай. То, что ты делаешь, ты делаешь хорошо.
И помолчав, добавил: — Мы еще поговорим об этом.
Однажды утром он вместе с учениками проходил по пустынному, безлюдному месту.
— Мне очень хочется пить, — пожаловался один юноша. — Я сгораю, я просто умираю от жажды.
Вокруг ни малейшего признака воды. Настоящая пустыня.
— Не беспокойся, — сказал Баал-Шем, — когда Бог создавал землю, Он предвидел твою жажду и предусмотрел средство утолить ее.
Вскоре они наткнулись на крестьянина, который тащил два ведра с водой.
— Мой хозяин совсем рехнулся, — проворчал мужик. — Что ни день — новые затеи. Вот сегодня послал меня ни с того ни с сего таскаться взад-вперед с коромыслом.
— Видишь, — сказал Баал-Шем ученику, — создавая мир, Он подготовил и это безумие — единственно для того, чтобы ты мог утолить жажду.
Это случилось в осенние праздники. В синагоге Баал-Шем провел всю службу с особым рвением и особенно сосредоточился на молитвах, связанных с избавлением. Покинув синагогу, ученики, движимые общим порывом, поспешили в убежище, расположенное на опушке леса, чтобы вместе ждать Мессию. Самый младший из них остался дома. И вдруг его осенила ужасная догадка: Мессия вот-вот явится, и не найдется ни одного человека, чтобы встретить его!
Со всех ног помчался он предупредить товарищей. Задыхаясь, рывком распахнул дверь и увидел их, сидящих вокруг стола в торжественном молчании. Он понял: они тоже убеждены, что долгожданный Спаситель — в пути и скоро они услышат стук посоха, возвещающий Его прибытие.
Ожидание затянулось далеко за полночь. Подавленные, они вернулись в город. Говорят, не прерви юноша их молчаливого бдения, тот, кого они ждали, мог бы появиться.
«Представьте себе дворец с несчетным количеством дверей, — сказал Баал-Шем своим ученикам. — Перед каждой посетитель находит сокровище. Удовлетворившись, он не испытывает нужды продолжать поиски. А в это время за дверьми в конце галереи царь ждет тех своих подданных, которые думают о нем больше, чем о своих сокровищах».
Однажды утром он молился дольше обычного. Утомленные ученики ушли. Позднее учитель с грустью заметил: «Вообразите, что на верхушке дерева сидит редкостная птица. Стараясь добраться до нее, люди влезают друг другу на плечи, чтобы один из них мог вскарабкаться по этой живой лестнице на самый верх. Но те, кто стоит внизу, уже не в состоянии разглядеть птицу и поэтому, потеряв терпение, идут домой. Лестница рушится, и дивная птица улетает».