— А если снова забудешь?

— Нет.

— Нет — что?

— Мой господин, — твердо произнесла она.

Это умиротворило его.

— Может быть, нужно что-нибудь сделать, чтобы ты запомнила, кому ты принадлежишь, — произнес он задумчивым голосом, прежде чем дотронуться рукой до ее груди.

Ровена так быстро отпрыгнула назад, что попала на ступеньки лестницы и не удержалась на ногах. Уоррик бросился к ней, но все произошло так быстро, что он не успел подхватить ее. Она не вскрикнула и на мгновение почувствовала облегчение оттого, что все ее несчастья кончились таким образом. Затем ей стало жалко себя, но и это чувство владело ей недолго, так как, перелетев через несколько ступенек, она налетела на слугу, поднимавшегося по лестнице с подносом еды. И опять она не успела вскрикнуть.

Подносы с грохотом упали на каменные ступени лестницы. Уоррик в это мгновение резко дернул ее на себя и продолжал крепко держать ее в руках. Он отпустил Ровену только после того, как сильно встряхнул ее, по крайней мере, пару раз.

— Никогда не пытайся избежать моего прикосновения, женщина, или с тобой может произойти нечто худшее, чем падение с лестницы. Теперь убери все, что ты тут натворила, и сделай это как можно скорее, потому что я не притронусь к еде до тех пор, пока ты не наполнишь мою тарелку. А я голоден.

Другими словами, она могла ожидать, что его гнев будет нарастать с каждой минутой, которая уйдет на уборку лестницы. И не удивительно, что по окончании работы руки ее дрожали.

Ровена была вне себя от ярости, так как, вернувшись наконец в зал с подносом, уставленным блюдами, она увидела, что Уоррик накладывает себе на тарелку ту еду, которая уже была на столе. При этом он был так поглощен беседой со своим мажордомом, что, похоже, вспомнил о ней, только когда она встала с подносом перед ним.

Кивками головы Уоррик стал указывать ей те блюда, которые его интересовали. Затем он захотел, чтобы она наполнила элем его кубок, хотя специально для этого за его спиной находился молодой слуга с кувшином.

В течение всей трапезы Ровена обязана была не спускать глаз со своего господина. Это раздражало ее не меньше остального. Ей совсем не нравилось смотреть на него и видеть малейшие изменения его лица, ей не хотелось знать, когда его мысли вновь вернутся к ней. Но она понимала, что обязана следить за жестоким выражением его лица. Это была одна из форм мести. Все сводилось к тому, чтобы заставить ее почувствовать, что она все еще полностью зависит от его милости, что как раз миловать он пока не намерен.

Закончив свою трапезу, он, не глядя на Ровену, взмахом руки подозвал ее к себе. Она понимала, что он испытывал ее, желая увидеть, насколько она подчиняется ему, хотя он, конечно, ожидал безоговорочного послушания. И это тоже бесило Ровену. Неужели никто никогда не выражал ему открытого неповиновения? Глупая мысль, так как, даже когда он не хмурился, лицо его все равно имело грозное выражение. И как бы он ее ни злил, она не осмеливалась испытывать судьбу и оказаться избитой или получить еще какое-нибудь наказание — пока еще не осмеливалась.

— Мне нужно сегодня вечером принять ванну, — сказал он ей, когда почувствовал, что она стоит рядом. — Иди и проследи, чтобы ее приготовили.

Ровена на мгновение закрыла глаза, сожалея, что ей не пожаловали никакой передышки. Она услышала смешок одной из дочерей — за этим последовало суровое наставление дамы-наставницы — и почувствовала, что краснеет. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как Уоррик во время трапезы опять обратил на нее свое внимание. И всегда, когда господин выделял кого-нибудь из своих служанок, обращал на нее внимание, это означало, что почти наверняка эта служанка, в конце концов, окажется в его постели. По крайней мере, все так будут думать. В ее случае все было по-другому, ибо они не знали, что ее наказывали, а не выражали благосклонность.

Она быстро вышла из зала, чтобы избежать взгляда этих холодных, цвета серебра, глаз. На кухне она увидела Мэри и ее мужа. Они сидели и обедали. Ровена вспомнила, что сама еще не ела. Но на это не было времени, и как его найти, если на нее было возложено столько обязанностей. Конечно, сегодняшний день был исключением: надо было убрать грязь, накопившуюся за три дня, и приготовить ванну. Но ведь не может же он требовать ванну каждый вечер.

Объясняя Ровене, как ей справиться с требуемой работой, Мэри не переставала запихивать в рот сочные кусочки жареной куропатки. В животе у Ровены урчало: она могла насладиться лишь запахом, исходящим от еды. Из объяснений Ровена поняла, что ей не нужно притаскивать большое количество ведер воды, так как это делали слуги-мужчины. И в следующий раз она сможет сама отдавать им приказания. Ей сказали, где найти банную простыню и мыло, которым пользовался только господин. Ее предупредили, что Уоррик любит, чтобы вода была очень теплой, но не горячей, и она сама должна следить за температурой. И если будет что-то не так, она получит оплеуху. Можно было сойти с ума из-за того, что опять нужно было пересечь весь зал, чтобы попасть в его покои. Но, казалось, на этот раз Уоррик ее не заметил. Она бросала на него взгляд через каждые несколько шагов. Нельзя же было ожидать от нее, что она будет идти, не спуская с него глаз, ведь так можно и наткнуться на что-нибудь.

Неожиданно перед покоями лорда она лицом к лицу столкнулась с Силией. Ровена сразу поняла это по яркой красоте и нескрываемой ненависти, блеснувшей в зеленых глазах молодой женщины. И туника, и рубаха на ней были с глубоким вырезом, так, чтобы можно было видеть ее красивую пышную грудь, а копна ярко-рыжих кудрей придавала ее облику такую необузданную чувственность, что редкий мужчина мог остаться к ней равнодушным. Желтеющих зубов почти не было видно, зато от нее исходил такой сильный запах роз, что начиналось головокружение. Видимо, эта женщина ошибочно полагала, как, впрочем, и многие дамы неблагородного происхождения, что благоухание может скрыть неопрятность.

Силия, не выбирая слов, сразу перешла в наступление.

— Я знаю тебя — ты сидела в темнице. Что ты такое сделала, чтобы после такого наказания к тебе относились с таким вниманием? Ты перед ним ножки свои раскидывала? Ты вставала на колени и…

— Закрой свой грязный рот, Силия, и убирайся отсюда!

Глаза Силии так и вспыхнули зеленым огнем. Она не поверила своим ушам.

— Ты… ты осмеливаешься так говорить со мной?!

Этого только и не хватало Ровене: ссора из-за мужчины, которого она презирала. Ну не смешно ли? Думать, что к ней относятся благосклонно? Завидовать ее обязанностям, которые для нее самой ненавистны? Боже милосердный, что еще ее ждет? Но такое высокомерное отношение Силии было неприятно Ровене и напоминало ей то, о чем говорила Мэри Блауэт. Очевидно, Силия осознавала свое положение фаворитки господина и вела себя надменно. Она также очень старалась, чтобы ее речь не была похожа на речь служанки. Но ведь и ты служанка — в настоящее время, напомнила себе Ровена. Тогда какое ты имеешь право обижаться на наглость другой служанки?

— Я думаю, что могу разговаривать с тобой, Силия, так, как сочту нужным. Разве не я сейчас пользуюсь благосклонностью господина?

За это она получила совершенно неожиданную пощечину, да в придачу и злобный ответ:

— Это ненадолго, стерва. Запомни, что, когда ему надоест твое бледное костлявое тело, я заставлю тебя сильно пожалеть, что тебе вздумалось занять мое место.

Ровена онемела от неожиданности, а Силия вышла, захлопнув за собой дверь. Ровене никогда не давали пощечин, никогда в жизни, и это определенно оказалось не из приятных вещей. Но она предположила, что это будет еще одним, к чему ей здесь придется привыкнуть. Но от служанки этого она не должна терпеть — а уж от этой тем более. Но ей не к кому было обратиться за помощью. Она могла себе представить реакцию Уоррика, попробуй она ударить в ответ его «фаворитку» — служанку. И Силия знала это. Поэтому ей все сходило с рук, в том числе и ее ужасное поведение.