Глава пятая ПЕРВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Всё началось, как нельзя лучше.
Правда, Толе пришлось довольно долго простоять у проходной в ожидании, пока появится директорская «Победа». Но он не скучал…
Наоборот, было даже интересно смотреть, как происходит смена рабочих на заводе. Часы на проходной показали без четверти восемь, и украшенная клумбами и газонами, посыпанная яркожёлтым песком площадка перед проходной заполнилась множеством людей. Они шли густой толпой из соцгорода, высаживались из подходивших друг за другом голубых автобусов.
Неподалёку от проходной был построен небольшой деревянный вокзальчик. К нему, пыхтя и отдуваясь, чёрный лоснящийся паровоз подтащил вереницу зелёных пассажирских вагонов. Высыпала большая толпа рабочих и тоже направилась к проходной.
Только успели эти рабочие войти в завод, как оттуда хлынула новая толпа — это рабочие ночной смены расходились по домам. В проходной возникла такая сутолока, что Толя подумал: а не замешаться ли и ему в эту толпу? Среди взрослых можно- было незаметно пробраться на завод. Но нельзя подводить Павлика. Толя должен был ждать Павлика у заводских ворот — так они договорились вчера и так надо было делать.
Площадка перед заводом опустела, а Павлика всё ещё не было. Наконец, вдали показалась «Победа». По цвету и номеру мальчик определил, что едет директорская машина. Она двигалась медленно, и Толя издали мог убедиться, что Павлик сидит рядом с водителем — дядей Колей. Через ветровое стекло было видно, как мальчик, показывая на Толю, что-то быстро и горячо говорит водителю. Дядя Коля небрежно взглянул на стоящего на тротуаре Толю и отрицательно покачал головой, у Толи дрогнуло сердце.
Павлик заговорил ещё горячее. Видимо, ему удалось убедить водителя: тот ещё раз взглянул на Толю, усмехнулся, и машина замедлила ход. Павлик кивнул Толе: не зевай! — и тотчас же перегнулся через спинку сидения, открывая заднюю дверцу. Толя бежал рядом, и лишь дверь успела приоткрыться — он проворно юркнул в машину.
— Ловкий, — усмехнулся дядя Коля, которому не пришлось даже останавливать машину.
И вот они на заводе. Вновь, как два дня тому назад, мимо Толи плывут громадные красные корпуса цехов. В их окнах видны длинные ряды работающих станков. Но теперь Толя ехал не на угловатых, перекатывающихся поковках, а в бесшумной легковой машине, на мягком и удобном сидении.
От удовольствия лицо мальчугана расплылось в довольную и радостную улыбку. Сам того не сознавая, он принял гордый вид, откинулся на подушки и победоносно посматривал по сторонам, сожалея, что никто из знакомых ребят с улицы Мира не может увидеть его в этом положении.
Но удовольствие скоро кончилось. Дядя Коля развернул машину у подъезда заводоуправления и остановился. Ребята вышли, забежали в подъезд и быстро пошли по длинному коридору, выстланному мягкой ковровой дорожкой.
Павлик остановился у одной из выходивших в коридор стеклянных дверей. В просторной приёмной комнате сидела пожилая полная женщина в белой кофточке и что-то быстро писала, прижав плечом к уху телефонную трубку.
— Папа здесь, Надежда Николаевна? — спросил Павлик.
Надежда Николаевна кивнула, не переставая писать. Мальчуганы переминались около стола, а Толя с любопытством следил за работой женщины. Перо Надежды Николаевны быстро выписывало какие-то кружки, чёрточки, точки и другие завитушки.
— Вот так пишет! — шопотом сказал он Павлику. — Не по-нашему, что ли? Ничего не разберу!
— Стенографистка! — таким же шопотом ответил Павлик. — Какая стенографистка? На стенках пишет?
— Нет, на бумаге. Двое разговаривают, а она может записать их СЛОВО В СЛОВО.
— Ну? Успеет? А если быстро говорят?
— Всё равно успеет, хоть как быстро…
Толя с сомнением покачал головой: не верилось, чтобы нашлась на свете такая женщина, которая могла бы записывать так же быстро, как говорят люди. Учительница диктовала совсем медленно, и то Толя едва успевал записывать диктант.
Но размышлять об этом было уже некогда: Павлик ему кивнул на обшитую чёрной материей дверь с зеркальной вывеской: «Директор». Он подталкивал Толю локтем и медленно подвигался к двери, не спуская глаз с Надежды Николаевны.
Они были совсем уже у входа в директорский кабинет, когда Надежда Николаевна заметила их маневр.
— Вы куда, мальчики?
Павлик сделал вид, что ничего не слышит и исчез за дверью, увлекая за собой Толю.
— Вот пострелята! — пробормотала Надежда Николаевна, не решаясь бросить телефон, чтобы остановить ребят. И тут же проговорила громко в трубку: — Нет, нет, не вы пострелята, это у меня мальчишки без разрешения ворвались к директору. Ну ничего, он с ними разберётся сам… Итак, продолжаем: «На 15 июля обработано коленчатых валов…»
В кабинете сидели двое. По ту сторону обтянутого синим сукном большого стола, рядом с коммутатором настольной телефонной станции, сидел худощавый мужчина в тёмно-синем костюме. Его узкое, продолговатое лицо чем-то напоминало Павлика, и Толя сообразил, что это и есть директор завода — Николай Фёдорович Столетов.
Напротив него сидел второй мужчина — с круглым лицом, широкими плечами, туго обтянутыми зелёным военным кителем, без погон, с двумя рядами орденских колодок на груди. Это был парторг ЦК партии на заводе Степан Ильич Сорокин.
Николай Фёдорович что-то рассказывал парторгу, тот внимательно слушал, опираясь на подлокотник кожаного кресла и поигрывая по столу толстым красным карандашом.
Они замолчали, когда вошли ребята, и несколько мгновений молча рассматривали их: Николай Фёдорович — встревоженно и удивлённо, Степан Ильич — с добродушным любопытством.
— Что случилось, Павлуша? — спросил директор.
Да нет, ничего не случилось, папа, — смутился Павлик, заметив тревогу в глазах.
— Зачем же ты здесь? Ведь мы с тобой уговорились, что ты появляешься у меня только в самом крайнем случае. Разве не так? Зачем же ты здесь? Беда с сыном, Степан Ильич, — влюблён в завод! Только и ждёт случая, чтобы пробраться сюда.
— А разве ты не влюблён в завод? Почему же ты сыну отказываешь в этом? — возразил парторг. — Пускай привыкает.
— Рано ему ещё привыкать. Его дело — получше учиться. Разговор переходил на невыгодную тему, и Павлик поспешил вмешаться:
— А у нас, папа, самый крайний случай и есть. Правда, правда! Очень важное дело…
— Какое же?
Павлик покосился на Толю и подтолкнул его локтем. Тот не обратил никакого внимания на толчок. Полураскрыв рот, он осмотрел кабинет и уже начал потихоньку пробираться к модели маленького грузового автомобиля, стоявшей на отдельном столике в углу. Ему не терпелось узнать, настоящий это грузовичок или только сделан под вид настоящего.
— Мы заявление тебе написали. Там всё сказано, — вздохнул Павлик, обошёл стол и положил перед отцом большой лист бумаги.
Николай Фёдорович прочёл:
ЗаявлениеПросим вас разрешить нам посмотреть завод с того места, где начинают делать автомобили, потому что мы хотим сами сделать себе машину, только не знаем, как начинать. Обещаем на заводе ничего не трогать, а спрашивать.
Такое заявление предложил вчера Толя написать. «Давай, напишем ему заявление. Небось, не посмеет так просто отказать, — всё-таки бумага. Мне мама говорила: всегда так делается, если хотят чего-нибудь добиться».
— Новое дело! Кто придумал? — засмеялся Николай Фёдорович.
— Вместе придумали, — взволнованно отозвался Павлик. — Вот с ним, с Толькой…
Он оглянулся на друга и увидел, что тот уже осмотрел грузовик и теперь пробирается к коммутатору. Весь вид его говорит о том, что он занят делом и не намерен вмешиваться в разговор. «Ну, погоди же ты, Толька! — с досадой подумал Павлик. — Вчера обещался вместе уговаривать папу, а теперь молчишь…»
— Покажи-ка, что за ультиматум сын отцу предъявил! — неожиданно проговорил Степан Ильич и протянул руку за бумагой.
— Чего только не придумают эти мальчишки! Строители автомобилей! Подумай! — покачал головой Столетов и отдал бумагу парторгу.
— Посмотрим, посмотрим!
Сорокин вынул из футляра очки, надел их и, далеко отставив бумагу, начал читать.
— А зачем здесь красный огонёк загорелся? Так надо? — спросил Толя, с любопытством рассматривая вспыхнувший в одном из многочисленных окошечек коммутатора огонёк.
— Что такое? Какой огонёк? — оглянулся Николай Фёдорович. Заметив сигнал, он нажал кнопку на коммутаторе. Огонёк погас, а из задёрнутого шёлковой материей отверстия донёсся голос:
— Это вы, Николай Фёдорович? Говорит малый моторный конвейер, Назаренко… Мне передали, что вы искали меня.
Голос невидимого Назаренко прозвучал так громко и близко, что Толя невольно отшатнулся в сторону.
— Здравствуйте товарищ Назаренко! — спокойно сказал Николай Фёдорович, мельком взглянув на серебряное яблочко микрофона, поставленного на гладкий полированный ящик коммутатора. — Доложите, как идёт стотысячный.
Рот у Толи опять приоткрылся от удивления: слишком уж необычно было всё в этой комнате — сидит себе человек за столом и преспокойно разговаривает с другим человеком, который неизвестно даже где и находится. «Услышит ли его тот, Назаренко?» — подумал Толя, с любопытством ожидая, что произойдёт дальше.
Но Назаренко, повидимому, услышал, потому что из коммутатора снова раздался его голос:
— Только что был на участке, Николай Фёдорович. Стотысячный идёт нормально, в двенадцать ноль-ноль будем снимать. Все ждут митинга… Хотелось бы ещё Степана Ильича известить.
— Он у меня. Так что Степан Ильич извещён. Назаренко помолчал и смущённо покашлял:
— Хотелось бы, Николай Фёдорович, оркестр заполучить…
— Вот как! Даже оркестр! — засмеялся Столетов. — Вы собираетесь устраивать настоящий праздник…