— Эй ты, вставай, — со смехом сказал Росомаха, знавший китайский язык.

Пленник поднялся, но тут же упал на колени и что-то забормотал, прижимая руки к сердцу.

— Что он говорит? — спросил Артай.

Просит не убивать его. Говорит, все расскажет. Он ехал из Шо-фана с донесением к императору.

— Спроси его, где сейчас войско императора.

Росомаха спросил и тут же перевел ответ:

— Триста тысяч солдат спрятаны в лесах около Май. Они ждут, когда мы вступим в город, и тогда нападут с тыла.

Хунну, выслушав ответ, озабоченно нахмурились: их худшие опасения подтвердились.

— Немедленно едем назад. И пусть Ой-Барс отправит к шаньюю гонца вместе с пленным. Там его допросят построже, — Артай легко, как куклу, перекинул китайца поперек коня и вскочил в седло…

А через полчаса он уже скакал навстречу шаньюеву войску. К его седлу был прикреплен повод другой лошади, на которой трясся китаец со связанными руками. Ноги пленника тоже были стянуты сыромятным ремнем под животом коня.

Артай торопился, поэтому позволял себе только небольшие передышки, чтобы покормить и напоить лошадей. На привалах он развязывал китайца, и тот падал на землю, как подстреленный, совсем не прикасаясь к еде.

«Бедняга, — думал о нем Артай. — Когда-то я вот так же не мог даже есть. И зачем ты только нам попался?..»

На исходе вторых суток Артай встретил головной отряд. В отряде был и шаньюй.

— Кто это с тобой? — спросил он, когда динлин подъехал

к нему.

Артай коротко рассказал обо всем, и шаньюй изо всех сил хватил себя кулаком по железному шлему:

— Проклятый перебежчик! Он все-таки провел нас. Но клянусь Небом, он горько пожалеет, что появился на свет!

— Еще не все потеряно, великий хан, — осторожно заметил Артай. — У тебя есть время подумать и перехитрить китайцев. Но прежде нужно подробнее допросить пленного. Он мог и соврать.

— Ты прав. Скачи сейчас к Ильменгиру. Это он заставил меня поверить юйши, ему и разбираться. Пусть сведет китайцев лицом к лицу. Тогда мы узнаем, кто из них лжет…

Войско остановилось, Артай, е трудом разъезжаясь со встречными всадниками, добрался наконец до главного гудухэу. Ильменгир сидел на коне, с ног до головы закутанный в лисьи одеяла: каждую весну к нему возвращалась непонятная 6олезнь, свирепо выкручивающая суставы и кидающая больного то в жар, то в озноб. Позади советника Артай увидел своего названого брата и ласково ему улыбнулся.

Выслушав Артая, Ильменгир по-китайски заговорил с пленным. С каждым ответом китайца лицо советника все больше мрачнело и на лбу проступали крупные зерна пота. Потом по его приказу привели Нйе И. Увидев на коне человека в одежде китайского офицера, перебежчик смутился.

— Ну, что скажешь ты теперь, подлый предатель? — тихо спросил его Ильменгир. — Ты вел нас в западню, но угодил в нее сам, пожиратель саранчи, облезлая лиса в человеческом облике!

Китаец все ниже опускал голову. Наконец он сказал;

— Я только исполнил долг солдата, великий гудухэу.

— Долг солдата — храбро сражаться и, если нужно, умереть в честном бою. Ты тоже умрешь, но только не смертью воина. Сначала тебя обдерут, как вонючего хорька, а потом без шкуры сварят на медленном огне. Увести и не спускать с него глаз! Когда мы выберемся на равнину, я сам прослежу за казнью.

Нйе И увели.

— А что делать с пленным, гудухэу? — Артай кивнул на китайца. — Он просил подарить ему жизнь.

— Что ты умеешь делать? — спросил пленного Ильменгир и услышал в ответ, что тот хорошо знает налоговые книги и мог бы быть полезен шаньюю при сборе дани с подвластных племен[47].

— Грамотные люди нам нужны, — подумав, сказал Ильменгир. — И, если ты будешь преданно служить шаньюю, он не оставит тебя без своей милости. А пока поступишь под начало главного писца.

Ильменгир велел Артаю проводить пленного и тронул коня. Советнику предстояло нелегкое испытание: встреча с разгневанным владыкой.

«Если сейчас в твоей старой голове не появится какая-нибудь хитрая выдумка», — сказал сам себе Ильменгир, — то она, голова, может показаться шаньюю лишней, и он срубит ее, как гнилую тыкву. Думай, думай, седой барсук, шевели мозгами!..»

Когда советник догнал личный конвой шаньюя, он уже знал, что нужно делать. При удачном исполнении его замысел сулил войску хунну славу, а императорской армии неслыханный разгром.

Поднимаясь и восходя,

О падении размышляй,

А в спокойствии жди тревог.

Сыма Цянь

Ночью император видел во сне белого тигра, предвестника большой удачи. Поэтому он проснулся в хорошем расположении духа и, наскоро позавтракав, велел оседлать коня. Хотелось разогнать кровь и подышать свежим воздухом.

Выехал У-ди в сопровождении князя Ли Гуан-ли. Повсюду в лесу император натыкался на свои отряды. Солдаты смотрели ему вслед с мрачным недоброжелательством. Уже которые сутки они сидели без горячей пищи, потому что разводить костры было строжайше запрещено. Никто не знал, сколько еще надо прятаться в этих лесах, а у офицера был один ответ:

— Не твое дело. Помалкивай и жди.

— Уж лучше бы встретить хунну в чистом поле, — роптали солдаты. — А то от такой еды скоро и лук не натянешь: горсть рисовой муки да несколько фиников… Хороши же мы будем в сражении!

Император ехал, не замечая недобрых взглядов, и весело пересказывал полководцу свой сон. Ли Гуан-ли слушал с вежливым лицом, но мысли его были далеко.

«До сих пор нет вестей от Ли Лина, — думал он. — Может быть, он уже ведет неравный бой и нуждается в помощи? Будет очень прискорбно, если погибнет такой командир, и погибнет напрасно».

— Ты не слушаешь меня, князь, — обиженно сказал император. — О чем ты размечтался?

— Я не размечтался, ослепительный. Я гадаю, когда подойдет шаньюй. Ах, скорее бы начался бой, иначе, боюсь, Ли Лину придется худо.

— Зря ты беспокоишься. Сон вещает мне, что все кончится как нельзя лучше.

— Сны, увы, часто обманывают нас, — задумчиво возразил Ли Гуан-ли. — И я полагаюсь только на разум, потому что…

Полководец не договорил: сзади послышался топот лошади, несущейся во весь опор, и с императором поравнялся взволнованный всадник. Князь узнал в нем Чэнь Жуна, начальника «молодых негодяев»[48] и любимца императора.

— Измена, государь! — задыхаясь крикнул Чэнь Жун. — Хунну узнали про засаду!

— Что-о?! — брови императора полезли вверх. — С чего ты взял?

— Ваше величество! Только что дозор задержал посла хунну. Он ехал прямо в наш лагерь. При нем найдено письмо с печатью шаньюя. Вот оно!

Император схватил письмо и стал читать про себя, кусая губы:

«Ты звал меня, и я пришел. Хитрость твоя, достойная трусливой собаки, кусающей исподтишка, разгадана. Жду тебя с войском у излучины реки Люань в Сеньгинской долине. Если ты не явишься, я буду знать, что ты надел платье своей распутной императрицы! и спрятался в женских покоях среди ее любовников.

Шаньюй.»

Некоторое время император хватал ртом воздух, держась рукою за сердце и прикрыв глаза. Он, наверное, упал бы с коня, если бы Ли Гуан-ли не поддержал его за локоть.

— Успокойтесь, ваше величество, — первым заговорил Чэнь Жун. — Разве наши дела настолько плохи?

У императора вместо ответа вырвался стон. Ли Гуан-ли и Чэнь Жун переглянулись.

— Тебе нужно отдохнуть, Надежда поднебесной, и собраться с мыслями, — осторожно сказал князь. — Я догадываюсь, что шаньюй нанес Сыну Неба новое оскорбление. Не стоит принимать тявканье шакала близко к сердцу, ибо гнев далеко не лучший советчик в военных делах.

У-ди мотнул головой, нехорошо усмехнулся и повернул коня к своему шатру.

Через четверть часа войска получили приказ выступать и в походном порядке двинулись в направлении Сеньгинской долины. Князю не удалось отговорить императора от этой явно неразумной затеи: принять вызов шаньюя, ничего не зная ни о численности его войска, ни о его планах.