Женщины потихоньку вздыхали: уж больно хорошо было это место для жилья. Просторное, высокое, сухое. Да и мужчины со сметкой в прищуренных глазах осматривались по-хозяйски: здесь можно будет и заимку поставить, и поле распахать, если боги недалече селище устроят.

Посланники вернулись только к вечеру. По тому, как радостно блестели их глаза, все поняли: место пращуры выбрали не хуже этого. Но никому разговаривать, а уж тем более подходить к разыскавшим чуры нельзя: мало ли кого подослали местные духи, может и обертыши вместо своих-то явились.

Все девять ходоков ночь провели в особо огороженном месте, постясь и ни с кем не заговаривая. Только на следующее утро, пройдя сквозь огонь и окурившись священным дымом родового пламени с можжевеловых веточек, да обмывшись в воде у всех на виду и выпив густого взвара, прияв миску из рук большухи, они смогли рассказать о своей находке.

Погрузились быстро: всех разбирало любопытство и радостное нетерпение. Отовсюду слышались смех и веселые запевки. Опасное и утомительное путешествие подошло к концу, так почему бы не воздать хвалу милостивым богам сердечное песенное восхваление и за то, что до места их племя добралось почти целым - лишь чуть более пятидесяти человек потеряли они за время похода. И за то, что боги место нашли не зимой, а летом - смогут еще сеном для животины запастись, да и для людей лесные подарочки - грибы-ягоды с орехами собрать успеется.

К указанному месту подошли задолго до вечера, оставив на приглянувшемся всем месте кузнеца с семьей - ему не след со своим тайным ремеслом жить промеж добрых людей. Остановились в благоговейном молчании перед открывшимся им видом: река, образовав заливные луга по обе свои стороны, плавно впадала в большое широкое и изогнутое озеро, блестевшее в лучах солнца радостным сиянием. Посреди озера стоял крутобокий остров с кудрявой головой из ив и ольхи. Вокруг возвышались холмы, поросшие сухими сосновыми борами, а по низинам непроходимым ельником-зеленомошником. Чуть поодаль реки и озера стоял густой лиственный лес, а у самых их берегов тянулись редкие заросли ивы, ольхи, черемухи. На открытом участке невысокого взгорка росло несколько яблонь-дичек.

Но больше всего всех изумил и заставил поверить в божественную благосклонность к их роду вековой дуб, стоявший посреди широкого луга, раскинувшегося по эту сторону высокого обрывистого берега озера.

Волхв на луг никому выйти не разрешил. С обрядовыми песнями и поклонами вытащили чуров из реки и, обходя по краю место будущего поселения, установили их по углам луга заросшего цветистым разнотравьем, обозначая межу. Возле каждого уложили священный камень, привезенный с покинутой родины. Работали споро под обрядовую песню, которую пели девушки и молодые женщины, встав в хоровод.

На утро волхв проверит: если окажется, что камни ночью будут сдвинуты, значит не стоять здесь лесному поселению, тогда придется искать по близости другое место. Сейчас же кудесник стоял под ветвями дуба: по воле богов здесь будет устроено малое капище Сварога, Перуна и Даждьбога, а также матери-прародительнице - Макоши. Это священное место отныне станет сердцем их селища. Велесу, земному богу, хозяину зверей, будет устроен отдельный храм в глубине леса. Все деревянные кумиры были новыми, выструганные из местных деревьев, чтобы связать их с новыми поселенцами.

Придет время, будут принесены богам и пращурам полагающиеся требы. Породнятся родичи с этой землей, и дай Род, заживут люди на новом месте краше прежнего.

Поселяне радостно устраивались под сенью раскидистых кленов и дубов, стоявших на границе леса. Они споро разгружали телеги, выпускали измученных кур из клеток, рядили шалаши из жердей и лап ельника. Свиньи, удивленные ранней остановкой и, не веря в такую удачу, принялись дружно рыть носом землю вокруг молодых дубков в поисках проросших желудей.

- Позволь, Ставр Буриславович, на затон, что давеча проехали, с бредешком сходить? - поклонился большаку паробок. - Стерлядки на вечерю словим, али еще рыбы какой водяной даст.

Ставр, большак всего рода, следил за тем, как люди устраиваются на стоянке, здесь им жить до того времени как будет слажено постоянное жилье, поэтому он только рукой махнул, отпуская ребят на реку.

Ком, высокий, жилистый и плечистый в свои четырнадцать лет был в походе ребятам, достигшим одиннадцати-четырнадцати лет, хорошим вожаком. Он сумел сплотить крепкую ватагу, слушавшуюся его беспрекословно. Его темно-русые волосы свисали на плечи, перехваченные на лбу тонким ремешком. Он еще не был перепоясан мужским поясом с висевшим на нем ножом, и его рубаху поддерживал тонкий крученый пояс, сплетенный матерью из конопли.

Мать Кома, Добрава, услыхав его слова, взглянула на сына - поднялся, возмужал в походе ее сынок, скоро, если будет угодно Роду, и мужской пояс получит. Тогда по весне и на Красную горку пойдет, может и жену к очагу приведет - будет ей молодая помощница.

- Ком, Чур вам в удачу, подите, рыбу наловите и меня старуху накормите, - прошептала старинный приговор вслед загомонившей радостно ватаге Добрава.

- Спаси бог, матушка, - отозвался Ком, взваливая на плечо бредень, сплетенный из крапивной кудели.

Вернувшись назад вдоль берега по пройденному обозом пути, ребята вышли на крутобокий обрыв, мысом нависающий над рекой, ее течение в этом месте было быстрым, закручивающимся. Несколько длиннокосых ракит стояли внизу у самой воды и мешали Кому, но он скинул с плеча бредень и продвинулся немного влево, попав как раз между двух макушек тонкоствольных деревьев. У его ног лежал камень-валун, выпроставший серый горб из густой травы.

Ком деловито, стараясь не показать волнения, взял протянутый кем-то из ребят мешок с трепыхавшемся в нем косачом и встал на камень. Развязал ремешок и вынул птицу, крепко держа ее за крылья. Этого тетерева он добыл сам, еще вчера, специально для того, чтобы принести в жертву водяному.

Черные перья лесного петуха отливали синевой, красный гребень налился кровью. Он старался вывернуться из рук и клюнуть обидчика, но Ком ловко перехватил его двумя пальцами за шею. К ногам птицы уже был привязан голыш.

- Батюшка водяной, прими наше подношение и позволь в реке да озере рыбу беспрепятственно ловить и купаться, - прошептал Ком и, широко размахнувшись, забросил петуха как можно ближе к стремнине. Петух, стараясь взлететь, бешено замахал крыльями, но камень стремительно увлек его под воду. А Ком быстро зашептал ему вслед древний заговор: "Буди моя рыбица неприкослива, неурослива, иди в невод беспопятно и бесповоротно против быстрые воды, осенние реки, тихие озера. Назад не оглядывайся и в сторону не отворачивайся, иди в невод ежечасно на утренней заре, и на ее вечерней сестре. Иди в наши уды железные, рыбица налим большеголовый и вострица щука, красная рыбица семужка, крупная царь-белорыбица, ее сестрица стерлядушка. Во всяк день и по всяк утренней заре, и на вечерней заре, в день под солнцем и в ночь под месяцем, и под частыми звездами, и во всей окружности Родовой. Тем моим словам ключ и замок. А каки слова я узабыл, узапамятовал, то слово мое буди в том же кругу вострее вострого ножа, булатного топора, быстрее ключевой воды именем Рода и детей его Сварога, Даждьбога и Перуна".

Его товарищи предупредительно молчали, понимая важность происходящего. Когда Ком сошел с камня, молодые паробки степенно, по-взрослому, спустились с обрыва к затону. Берег здесь тянулся неширокой песчаной косицей, образовывая удобный пляж. Ком, как старший, достал можжевеловую веточку, давно припасенную им для такого случая и, чиркнув огнивом, высек на пучок сухой травы искру. Поджег высушенную ветку и с усердием окурил невод дымом.

Потом первым подошел к самой воде, остальные остались стоять поодаль - а ну как водяной вздумает жертвой самого Кома взять? Но Ком быстро скинув одежду безбоязненно вошел в воду, распутывая на ходу бредень. Он не проронил ни слова: водяной не любит шума да гама. Придя к его владениям, не кричат и не веселятся понапрасну, да и к тому же каждый сам должен преодолеть свои страхи. Вслед за Комом, практически след в след, последовал Рагоз - его верный товарищ. А уж за ними, как будто устыдившись, быстро стаскивая рубахи и порты, последовали остальные.