Незнакомец подошел к озеру и со стоном повалился на камни. Он из последних сил потянулся к воде и опустил в нее лицо. Долго пил, едва слышно отфыркиваясь, то поднимая голову, то снова окуная, и вокруг его лица вода окрашивалась кровью. Наконец он напился и перевернулся на спину. По воде поплыли его окровавленные волосы, но человек не замечал этого, он уставился в небо открытыми глазами и затих.

Ставр подождал немного и, не услышав шагов других людей, вышел из-за дерева. Осторожно приблизившись к раненому, посмотрел в его лицо и вздрогнул: то был один из воинов рода - Суховей. Он вместе с его сыном Ратьшей и еще двумя другими воинами отправился разведать местность. Их уже давно ждали домой, но разведчики задерживались, и старшины начали беспокоиться: не случилось бы беды. Видимо их беспокойство не было напрасным. Суховею было всего восемнадцать лет, он был самым молодым и неопытным из всех, кто ушел в разведку.

Опустившись на колени, Ставр похлопал Суховея по щеке. Едва пробивавшиеся над губой усы были грязны, белое от потери крови лицо, все в кровавых подтеках и слипшихся комьях земли, посиневшие губы приоткрыты.

- Суховей! - позвал он воина. - Очнись!

Воин не отвечал. Ставр подхватил его под руки и отволок подальше от воды. Уложил на траву, подсунув под голову свою котомку. Потом быстро высек искру огнивом и подпалил веточку можжевельника.

Шепча заговор, Ставр окуривал лицо и грудь Суховея, до той поры, пока тот не вздрогнул и медленно открыл глаза. Его взгляд, затуманенный и бессмысленный, блуждал, не останавливаясь ни на чем.

Неожиданно позади них раздался треск ломаемых ветвей: кто-то огромный и невероятно сильный ломился через лес напролом. Глухое рычание и сопение страшного зверя выдало хозяина леса - медведя. Он шел на запах крови, и теперь ничто не могло остановить его от расправы над беспомощным человеком.

Ставр вскочил на ноги и, отойдя от Суховея на необходимое расстояние, замер.

Медведь вырвался из густых зарослей деревьев и кустарника, приостановился, принюхиваясь и не отрывая взгляда от добычи, вкусно пахнувшей свежей кровью.

Ставр шагнул вперед, привлекая внимание медведя на себя, и застыл, выставив перед собой тяжелое копье-рогатину.

Медведь, наклонив голову, набычился перед стоявшим перед ним в немом противоборстве человеком, как будто решал, так ли он опасен. Добыча, которая не поддается панике и не убегает, заслуживает особого внимания. Медведь явно не был голоден и зол, скорее ему было любопытно. Возможно, он раньше и не видел никогда такого зверя как человек и сейчас решал, что же ему делать с новым жителем его владений. Но запах крови все же раздражал его и медведь, шумно вздохнув, отвернулся от Ставра к Суховею.

Ставр вновь шагнул вперед, провоцируя медведя.

Медведь на одно мгновение отвел взгляд от раненого и, рыкнув, сделал резкий рывок в сторону его защитника коротко и сухо рявкнув. Шерсть на его клыкастой голове встала дыбом, отчего морда казалась теперь шире раза в два, его уши были плотно прижаты, зубы оскалены. Он с раздражением разглядывал того, кто посмел ему мешать.

Ставр вновь резко качнулся к медведю и тот, не выдержав, встал на задние лапы, взревев громко и грозно.

Медведи всегда охотятся на четырех лапах, сбивая добычу лапой, но против соперника-медведя встают во весь рост, чтобы казаться больше. Опытные охотники знают это и провоцируют медведей, чтобы подтолкнуть их на свои рогатины. Вот и Ставр вновь шумнул, качнулся, не сходя с места, и медведь шагнул навстречу своей смерти. Одним движением Ставр вогнал килограммовый наконечник рогатины в грудь громадного зверя, а стружие прочно упер в землю. Медведь, продолжая движение, сам все глубже проталкивал лаврообразное перо копья себе в сердце.

Наконец, потеряв равновесие, матерый зверь упал к ногам охотника, и еще некоторое время его могучее тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, но Ставр этого уже не видел. Он вернулся к раненому, который очнулся и в полном изнеможении следил за поединком большака.

- Ставр Буриславович ...

Голос Суховея был слабым и хриплым, он попытался приподняться, но тут же упал на траву, закрыв от боли глаза.

Ставр, задрав его рубаху, стал осматривать тело в поисках ран.

- Отставь ... это не люди ... сохатый напал, - вновь прохрипел Суховей. - В бок, вражина, саданул ... распорол ... крови много потерял ... не ведаю, как и жив остался. Но видно нужен я еще роду-то, а Ставр Буриславович?

- Как же ты так? А? Проворонил-то? - укоризненно проворчал большак, поворачивая Суховея на бок и осматривая разодранный бок.

- Бежал вчерась весь день ... торопился, - пробормотал Суховей. - Уснул, как в омут провалился ... не помню, как и где свалился - знал ведь: уже почти дома. Чужих здесь нет, вот и ... не остерегся. - Он судорожно охнул, когда Ставр надавил на края раны, проверяя, не порвана и брюшина.

- Знамо дело: бежал-торопился, - ворчал Ставр, деловито ощупывая Суховея. - Дома-то, небось, не только мамка дожидается.

Молодой воин отвел глаза в сторону и прошептал смущенно:

- Спал я ... не знаю, как и получилось.

- Спал он. Воин ты или кто? Так во сне дуриком и помрешь. Горазд ты спать, спору нет. От твоего храпа вся мшица в округе дохнет.

- Говорю же: устал я ... не знаю, как получилось ... а он старОй ... был, шибко злой. Помял меня здорово ... покатал по землице. Харю вон мою ... об ветки всю измочалил. Да я это ... как от боли-то и страха очухался, с спросонья-то, так мечом и маханул ... почитай, голову-то напрочь ему срубил. Это его кровь на мне ... Там он лежит ... недалече.

Ставр стащил с Суховея окровавленную одежду, осторожно отвел к воде, обмыл тело и еще раз осмотрел рану, которая оказалась глубокая, но не смертельная. Вытащив из-за пазухи сверток, достал из нее иглу с мотком тонкой сыромятной нитки. Вдев ее в иглу и всунув в рот Суховея сломанную веточку, принялся зашивать рану.

Суховей лежал, не дергаясь и не произведя ни звука, только сжатые кулаки, побелевшие губы да капельки пота указывали на дикую боль, причиняемую ему большаком.

Закончив зашивать рваную с неровными краями рану, Ставр нарвал цветов ромашки, ноготков, смешал все со смолой сосны и растер в кашицу, уложив ее тонким слоем на листья подорожника, примотал все это по краям шва широкой полосой полотна, оторванного от своей рубахи.

Работал споро, молча, все больше чувствуя волнение и тревогу за сына и остальной дружины. Но лечение нельзя прерывать пустой болтовней - дело то серьезное, духами предков оберегаемое.

Сходил к зарослям малинника, нарвал листвы и ягод, потом набрал горсть голубики, заварил взвар и подал лежавшему насуплено Суховею.

- Ставр Буриславович, мне ж теперь от стрыя достанется - проговорил понуро Суховей.

- А то как же, - сурово подтвердил Ставр, - он же пестун твой и за тебя перед воями слово держал. А ты ... сохатого проспал.

- Позору-то теперь не оберешься, - промямлил Суховей, коротко взглянув на Ставра.

Ставр усмехнулся, пряча улыбку в бороде и усах.

- Ну, так ж ему башку-то снес? Снес. Значит - победил ворога. Вот сошьет тебе мамка из его шкуры знатные замшевые штаны, а батька сапоги - Липка глаз не отведет.

Суховей покраснел и ничего не ответил.

- А теперь поведай-ка мне чего один-то? - посуровел Ставр. - Остальная дружина где?

- Ратьша меня вперед послал, чтобы, значит, не волновались, - ответил Суховей, умащиваясь поудобней на хвойной подстилке. - Мы там странных людей встретили. На нас похожи, а бают по чудному. Ратьша их до ихнего селища пошел проводить, поглядеть, что там да как. Потом придут. К праздникам Радогощи как раз вернутся.

- Что за люди-то? Далеко отсюда?

- Шесть дён в одну сторону. Все лесом, да болотами. Трудно им до нас добраться. Ратьша так, из интереса, решил посмотреть. Говорят они чудно, и одеты не как мы, а струмент как у нас почти. Жальников не городят, гробы на столбах вдоль дорог ставят. Их покойники там лежат ногами-то вперед - така жуть.