— Ну и балабон! — сердито буркнул Щукарь. — Говорил тебе, не привязывай удилища!

Теперь я понял, почему доволен был Антошка: у него два крупных сазана выдернули удочки и теперь гуляли с ними по реке. А что, если они ушли слишком далеко? Но я еще не знал изобретательности Щукаря.

С другой удочки Васька Таратута снял сазана килограмма на два: у этого не хватило силы порвать крепкую лесу. Добыча немного утешила Ваську.

Антошка с одной из оставшихся удочек тоже снял небольшого сазана, с другой была сорвана насадка.

— Ничего, ничего, — шептал Антошка, поеживаясь от утреннего холодка. — Сейчас за беглецами пустимся.

Он вывел лодку из заливчика, вставил весла в уключины:

— Кто со мной?

Я стал спускаться в лодку, но проклятый Кубря был тут как тут. С веселым повизгиванием он полез за мной. Антошка сделал страшное лицо и замахнулся на щенка шестиком подсачка. Нас выручил Васька: он подхватил Кубрю и понес его в лагерь, а мы отчалили.

Восток заметно светлел, но вода была еще совсем темная. Антошка внимательно разглядывал поверхность реки. Вдруг он схватился за весла и начал быстро, но осторожно грести вверх по реке. Посмотрев туда, я увидел что-то белое: это плавало по воде полено. Щукарь правил прямо на него.

Когда мы подплыли совсем близко, Антошка бросил полено в лодку, и я увидел, что от полена тянется крепкая бечевка. Щукарь начал перебирать ее, и скоро у него в руках оказался толстый конец удилища. Тут я понял Антошкину хитрость: сазан, конечно, не мог уйти далеко с тяжелым поленом.

— Ну, теперь смотри! — угрожающе прошипел Антошка. — Подсачек подводи с головы да не зевай!

Щукарь поднял удилище с усилием, и большая рыба согнула его в дугу. Антошка действовал искусно; он водил сазана на кругах, и, наконец, сазан всплыл боком. Антошка подтянул его к лодке, а я удачно подвел под него подсачек.

Бросив сазана на дно лодки, Щукарь накрыл его своей курткой, чтобы он не слишком трепыхался.

— Кило на четыре будет, — сказал Антошка с довольным видом. — А ты молодец, ловко подхватил его…

Второе полено мы искали минут двадцать и нашли, когда совсем рассвело. Оно оказалось на полкилометра ниже Верблюжьего и почему-то стояло торчком. Антошка сомнительно покачал головой, и я почувствовал что-то неладное.

Едва Антошка взял полено, как оно чуть не вырвалось у него из рук.

— Ох, там и сазанище сидит… Силен, как конь! — пробормотал Щукарь.

Я сел на весла.

Ну и помучил же нас этот сазан! У меня вся рубашка стала мокрой, а Щукарь руки порезал о бечеву. Чуть удилище не сломалось. Антошка не давал леске ослабнуть, потому что, если она ослабнет, сазан мигом перехватит ее своей твердой спинной пилой.

— Врешь, — пыхтел Антошка, подводя сазана к поверхности, — врешь, не уйдешь!

И вот показалась огромная голова, величиной чуть не с морду порядочного поросенка. На верхней губе сложенного трубкой рта извивались две пары толстых черных усиков, как присосавшиеся к губе червяки. Огромный спинной плавник прочертил воду.

— Антошка! — с отчаянием закричал я. — Он не влезет в подсачек!

— Вижу, — прохрипел задыхавшийся Щукарь. — Правь на отмель!

Она была недалеко, и я погнал туда лодку. Сазан покорно шел за ней: он измотался в борьбе.

Сазан оказался на мели, касаясь брюхом песчаного дна. Антошка, не раздумывая, плюхнулся в воду, на толстую сазанью спину. Борьба была непродолжительна, и громадная туша, покрытая темно-золотой чешуей, перевалилась через борт, а потом влез и мокрый с головы до ног Антошка.

Он весь дрожал от радости, хохотал, подмигивал мне. Я в первый раз видел нашего флегматичного Щукаря таким возбужденным.

Мы подплыли к острову и с торжеством вытащили добычу. Сенька и Васька были ошеломлены.

— Ну что, балабоны! — хохотал Антошка. — Видали, как рыбу ловят? Килограммов на двенадцать вытянет!

Когда дома свешали сазана, в нем оказалось одиннадцать с половиной килограммов.

Кубря с любопытством топтался около большого сазана и нечаянно влез к нему на хвост. Великан взмахнул хвостом, щенок с визгом взлетел в воздух и шлепнулся в золу погасшего костра. Сконфуженный нашим хохотом, Кубря забился в кусты и наблюдал за врагом круглым черным глазком.

— Вот что, ребята, — сказал Антошка: — мы с Челноком отдохнем. Умаялись.

Мы с Антошкой легли отдыхать, а ребята стали варить уху.

Разбудили нас со Щукарем, когда было все готово, и мы съели уху с величайшим аппетитом. Кубре досталась сазанья голова и большой кусок спины.

Весело тронулись мы в обратный путь. Вот это была рыбалка!

15 мая. Сегодня Алик Марголин отвечал по истории. У него во всех четвертях двойки, и Иван Фомич предупредил Алика, что будет спрашивать его за весь год.

Так как Алик четыре раза промчался по учебнику (пять раз не успел), то не унывал и ждал вызова с уверенностью.

Когда его спросили о греко-персидских войнах, он бойко начал:

— Это дело было в древности. Афинский царевич Парис отдал богине Афродите яблоко раздора, и за это Афродита помогла, ему похитить жену персидского царя Дария, красавицу Елену…

По классу пошли смешки.

— Ребята, слушайте внимательно, — сказал Иван Фомич. — Марголин сделал новые исторические открытия.

— Царь Дарий, — продолжал Алик, — собрал огромное войско и отправился в Грецию, чтобы взять Афины и отомстить Парису. Однако афиняне хорошо укрепили свой город, и Дарию пришлось осаждать его пять… нет, десять лет. После этого афинянам надоело сидеть в осаде, они выехали из города в деревянном коне и напали на Дария…

Хохот в классе все усиливался, а самоуверенный Алик окинул нас недоумевающим взором:

— Не понимаю, что тут смешного! Ведь это не я выдумал, а как его… Геродот! Значит, греки разбили персов при Марафоне, и когда персы убегали, то начался марафонский бег, существующий до нашего времени. Бегут на дистанцию в сорок два с лишним километра…

В классе творилось что-то невообразимое. Сенька Ращупкин от смеха уронил под парту книжку, куда собирался занести Аликову оценку, и лазил под партой на карачках, отыскивая ее; Илья Терских захлебнулся и махал руками; Каля Губина хлопала в ладоши; а я громко свистел, хотя Щукарь награждал меня за это тумаками. Сплошной гул, вой и стон стояли над классом. Алик смотрел на всех удивленными глазами.

Иван Фомич тоже не мог удержаться от смеха.

— Двойка, которую я тебе ставлю, — сказал он, — пожалуй, даже слишком высокая оценка. Но я надеюсь, что ты поработаешь летом и осенью ответишь по-настоящему.

Шмыгая носом, огорченный Алик сказал:

— Я теперь не так возьмусь за дело и уж действительно подготовлюсь, Иван Фомич, честное пионерское!

Тут раздался звонок.

Хорошо еще, что Капитолина Павловна поставила Алику по географии тройку за год, а то у него дела были бы совсем плохие…

25 мая, пятница. Сегодня у нас был письменный экзамен по арифметике. Я здорово волновался, когда получал листочек с условием задачи, но когда прочитал ее, то успокоился: задача оказалась легкая, и я сплавился с ней быстро.

Ребята из нашего звена тоже решили. А наш марафонец (так мы теперь прозвали Алика), конечно, запутался в задаче. Когда мы вышли из класса, он достал из кармана бумажку с решением и показал нам. Ну и число у него получилось — не прочитать!

Конечно, Алик получит двойку. У него осталась одна надежда на устный экзамен.

28 мая. Сдавали письменный по русскому языку. Писали изложение отрывка «Поджог немецкой комендатуры» из романа Фадеева «Молодая гвардия».

Кажется, я написал неплохо, но мне вспоминается, что я в слове «комендатура» поставил «а» вместо «о», и вышло «камендатура».

Для нашего звена, по-моему, этот экзамен прошел благополучно.

6 июня, среда. Экзамены кончились. За изложение я получил четверку из-за этой «камендатуры». Зато по устному мне поставили пять, я очень хорошо сделал разбор.