Если она — ведьма высшей квалификации, а, похоже, так оно и есть, ей полагается платить как следует. Об этом Стефан знал, но в Амондиране народ небогатый и тратить золото на магические услуги не может и не желает. Да давно ли они сами по карманам набирали сумму, чтобы уплатить Лине положенный гонорар. И то она им скидку сделала, половину не посчитала. А через Торниля работает потому, что может выдавать свою великолепную штучную работу за массовую и не перечислять лишнего Острову Магов. Читал он про такую лазейку в тамошних законах.

Почему же эти замечательные женщины сидят в этой дыре, вместо того, чтобы процветать где‑нибудь в столице, на шикарном курорте или в большом торговом городе, где деньги льются рекой и никто не станет экономить на магии?

Он осторожно спросил, хотя отлично знал ответ:

— А вы, Тина, тоже в Элидианском университете учились?

Отличный ход. Покойный мэтр всегда говорил: «Стефи, найди, что у тебя есть с собеседником общее и скажи ему об этом. Тогда он, сам того не желая, будет относиться к тебе как к своему». Тут это тоже сработало. Тина сходу перешла на «ты».

— Ой, ты в Элидиане учился? Здорово. Знаешь, в этой провинции те, кто из нашего университета, кажутся почти родственниками.

Дальше пошел общий треп: вспоминали профессоров, ректора, деканов, разные забавные случаи из университетской жизни… Очень скоро Стефан почувствовал себя как дома, стал шутить и подкалывать девушек, не забывая, впрочем, о том, зачем пришел.

Про княжеские дела поговорили, а теперь он хочет узнать о том, почему магистр Лина выбрала для жительства такое неподходящее место как Ардена. Он снова намекнул на это в разговоре и получил ответ. Только не от Лины, а от Тины. Та воспользовалась моментом, когда подруга вышла на кухню за новым чайником, и начала:

— Ой, Стеф, ты же ничего не знаешь! Представляешь, в каком положении наша Лина? Она то ли замужем, то ли нет!

— Нам с князем она представилась вдовой.

— Ну, это правильно. Официально так и есть. Вообще это ее замужество… Роман полнейший! В смысле, такое только в них и бывает. Представляешь, Лину папаша продал в жены магу! И не маши на меня руками, так и есть! — фыркнула она на вошедшую в комнату подругу, — Кем надо быть, чтобы своего единственного ребенка продать чуть не в рабство! Она сейчас будет говорить, что вообще‑то ее папочка — лучший отец на свете и только непреодолимые обстоятельства… Но ты не верь. Нет таких обстоятельств чтобы дочку старому козлу продавать! И за что?! За списание долгов! А зачем долги делал? Видно, заранее планировал отдавать их таким неприглядным способом!

Севшая рядом за стол Лина молчала, но раскраснелась и пыхтела не хуже чайника. Слова подруги ей были неприятны, но возражать магичка не стала. Просто недовольно молчала, а Тина распространялась дальше:

Линин папа был бедный ювелир. Ты слышал когда‑нибудь про такое? Холодный огонь! Горячий лед! Бред! Так вот: живя в богатейшем городе мира Афросилайе и имея такую профессию, ее отец был бедняком. От него даже жена из‑за этого сбежала. Видите ли, он не хотел быть просто ювелиром, а мечтал делать амулеты и заключил договор с этим — вот магом, Герардом Кавериско. Тот его разорил окончательно, а под конец и дочку забрал.

Тут душа Эммелины не выдержала и она заткнула подружку:

— Тина, раз такое дело… Дай, я сама расскажу. Избавь нас от твоих комментариев!

Красавица обиженно засопела, но примолкла. Рассказ продолжила Лина.

— Где‑то так все и было. Наши предки были знаменитыми на всю Афросилайю ювелирами и артефакторами. Но уже у моего прадеда не было дара и он стал просто ювелиром. Мой отец желал возродить славу нашего дома: знания и навыки у нас так и передавались в семье из поколения в поколение, только силы больше не было. И тут я родилась, девочка с даром. Обычно девочек у нас родовому ремеслу не учат, но тут папа на это не посмотрел. Чуть не с четырех лет начал меня обучать ювелирному искусству.

Судя по выражению лица магички и тому, с какой нежностью она об этом говорила, воспоминания раннего детства были самыми дорогими ее сердцу.

— Поначалу я проволочки в косичку свивала, а к семи годам уже могла сделать колечко — змейку или сережки — гвоздики. У детишек пальцы ловкие: папе стоило только показать и приглядывать, а я быстро училась.

Вдруг тон ее изменился.

— Когда мне было шесть, в наш город приехал Герард Кавериско. Он до этого лабораторией на Острове Магов руководил, а тут захотел уйти на покой и поселиться у моря. Папа услышал и стал за ним натурально охотиться. Все твердил, что если Кавериско возьмется меня обучать, это будет величайшая удача в его жизни. А он такой был: чего решил, того обязательно добьется. В общем, в результате папиных интриг Кавериско поселился в соседнем доме и подружился с папой.

На рассказе о бывшем муже в голосе Лины зазвучало холодное ожесточение.

— А через год они договорились и он начал меня учить. Надо сказать, учил на совесть, я ему за это благодарна. Но человек он был — оторви и брось. Подлый человечишка. За науку брал с отца такие деньги, что тот очень скоро разорился, да еще приговаривал, что все должны быть ему благодарны: в будущем на моем искусстве семья разбогатеет.

Говоря о Кавериско, девушка злобно сощурила глаза.

— Мама не выдержала бедности и ушла от отца. Сбежала с проезжим купцом. Так что мне с десяти лет пришлось и дом вести, и учиться сразу в человеческой школе обычным наукам, у отца ювелирному делу и у магистра Кавериско магии.

О матери Лина говорила без горечи: эту боль она давно пережила.

— Когда мне стало тринадцать, у папы уже не было денег, чтобы оплачивать уроки мага, и Кавериско стал учить меня в долг. Я к этому возрасту уже стала наливаться, округлилась со всех сторон и выглядела почти взрослой девушкой. Это, видно, его и прельстило. Он заключил с отцом договор, что если я соглашусь стать его женой по достижении брачного возраста, то все долги, сколько их ни есть, будут списаны. Не знаю, на что рассчитывал папа. Когда мне стало шестнадцать, все раскрылось: Кавериско потребовал выполнить договор или выплатить деньги. Я тогда чуть в окошко не выбросилась. Магистра я уважала как учителя, но как человек, а особенно как мужчина он был мне неприятен до тошноты. И вообще я замуж не собиралась: мечтала поехать учиться в магический университет.

Она грустно вздохнула, затем ее тон снова стал суровым:

— Но Кавериско припер нас к стенке: выплатить долг папе было нечем. Так как мы с Герардом оба маги, то в храм Доброй Матери мы не пошли. Заключили так называемый брак магов: договор на двенадцать лет. Этот гад хотел бессрочный, но я уперлась.

По выражению ее лица было понятно: если упрется — с места не сдвинешь.

— В первую брачную ночь меня на него вытошнило. Могла бы сдержаться, наверное, но не стала: пусть знает, на что подписался. Помогло мне это мало, но хоть заявила протест. Я не собиралась делать вид и изображать счастливую семейную жизнь. Больше всего мечтала сбежать. Планы строила… Но одно понимала: пока мы в Афросилайе, деваться мне некуда. Поймают, вернут накажут.

Кулачки Лины непроизвольно сжались, глаза метали молнии: это прошлое для нее было еще живо.

— А через два года Кавериско пригласили в Элидиану прочитать курс лекций. Он взял меня с собой и это была его ошибка, которой я поспешила воспользоваться. Может, ты, Стеф, не знаешь, но студенты магического университета на время учебы и на территории университета свободны ото всех обязательств, брачных в том числе. Есть еще другой закон: если любой человек придет и скажет, что хочет учиться и готов пройти полноценные испытания, ему должны предоставить такую возможность вне зависимости от того, есть сейчас прием или нету.

Про это правило Стефан слышал. Во время официального приема проверяли только наличие дара, а вот те, кто поступал среди года, должны были показать все свои знания и умения. Если они соответствовали начальному уровню, то человека зачисляли, но учиться он начинал только со следующего учебного года. А вот если он показывал высокий уровень, то шел учиться сразу на курс, подходящий ему по подготовке.