— Все-все! Уже все нормально, я сам, — попытался забрать чашку.

— Тихо-тихо. Срочно постельный режим! — помог мне подняться и усадил на кровать, — есть хочешь?

— Да.

— А меня?

— Нет!

— Черт! Зря спросил. Ты лежи, а я что-то приготовлю.

Провел по моей скуле рукой, чмокнул в щеку и, резко поднявшись, вышел из комнаты.

Ну и дела!

Меня иногда волнует вопрос: казалось бы, я не совсем дружелюбный, порой даже могу нахамить. Так почему я позволяю, по сути, постороннему мужику хозяйничать в своем доме? Мало того, что поселился у меня и живет уже неделю, так еще и командует. «Скушай это», «Подай то», «Подвинься ближе»… Он реально что-то попутал! Зубная щетка, навороченная бритва, парфю-ю-юм, бляха! Всему есть мера, только видать не для него. Ненавижу, когда он лупит полотенцем по заднице, при этом командует: «Быстро в душ!». Это нарушение всех прав человека, как же свобода? Ладно. Утренние совместные завтраки, это хоть еще можно пережить. А вот доставка моего «драгоценного» тела с работы и на работу в его бехе — травмирование моей психики. Интересно, сколько еще я выдержу осуждающие взгляды сотрудников. А ему словно начхать: «Пыжов, ты скоро? Жду внизу». А его кто-то просит об этом?!

Я понимаю, любая девушка сейчас бы радовалась на моем месте, но я не баба. И вообще, чего я должен оправдываться, что не могу дать ему, чего он хочет? Да, я толстый, да, мне уже двадцать четыре и, конечно, у меня не было физического контакта с женщиной. Но это еще не значит, что у меня нет достоинства. Но основная причина в другом: есть одна вещь, которую я очень боюсь — это измена. Да, как бы это глупо не звучало. Это правда.

Если углубляться и искать причину, то всему виной мои родители. Наверно, и так понятно, что я рос замкнутым ребенком, со своими тараканами в голове. Но если говорить откровенно, родительской любви и ласки, даже элементарного внимания мне не хватало. Им было не до меня. Будет, думаю, не лишним упомянуть, что мой отец еще с юношеских лет был очень привлекательным, а с годами, как говорят, это усугубилось. А вот мама на его фоне, особенно сейчас, просто полненькая серая мышка, но, несмотря на это, я ее сильно люблю. Именно ее страдания от постоянных измен отца и повлияли на мой страх. Видеть, как она ждет его с работы, а потом до часа ночи сидит и ревет, когда он не приходит ночевать. Постоянные скандалы и истерики, как это можно вынести? Как часто я, набрав бутербродов, закрывался в своей комнате, чтобы не видеть и не слышать всего этого. А ведь они когда-то любили друг друга. Так почему это происходит?

Николай, трудно теперь его называть по отчеству, он очень красивый и привлекательный мужчина. Не знаю, что сейчас движет его поступками, но это пройдет, и тогда все вернется на свои места. Я — полный парень, он — настоящий мужчина. Позволить ему сейчас не только обнимать себя ночью, значит потом…

— О чем ты думаешь? — теплое тело прижалось сзади.

— Думаю, пора спать, — пришлось снова просунуть подушку между нами.

— Пышка, давай поговорим. Если мы не будем разговаривать, как я смогу понять, что тебя волнует? Раньше ты хоть огрызался, а теперь молча позволяешь целовать и обнимать. Я же вижу, что я тебе нравлюсь, так в чем проблема? Почему нет?

— Нравишься, и что с того?! Что с того, что у меня встает от твоих прикосновений и поцелуев? Мне позволить тебе и все остальное? А потом? Что будет потом? Ты прекратишь приходить, найдешь себе другого дурачка? Что будет со мной, ты подумал? Каково мне будет видеть тебя, смотреть в лицо? Пусть я буду всю жизнь сам, чем позволю себя использовать и бросить.

— Глупый-глупый, Пышка! Почему ты решил, что я хочу тебя использовать и бросить? Каких фильмов ты насмотрелся? Если бояться отношений, то как ты поймешь, что это тот человек, который тебе нужен? Хорошо, если ты боишься, позволь хоть себе использовать меня. Я могу сделать тебе приятно.

Я слушал его и думал: «Я же, в конце концов, не женщина. Хочет сделать приятно, пусть делает». Подушка между нами отправилась на пол. Его тело сразу заняло ее место.

— Наконец-то! — его губы поползли по шее, а руки, обхватив, притянули ближе к нему. Возбуждение сделало свое дело, и внизу все увеличилось, — позволь мне…

Перевернув меня на спину, стал водить руками по моей груди.

— Тебе нравится? Хочешь, чтобы я их лизал или сосал? — в горле пересохло, даже если бы хотел, то не смог бы ответить, — какие чувствительные! Ты просто секси! — даже представить не мог, что от языка может быть так хорошо, — Сейчас прикоснусь к члену, доверься. Это приятно!

Рука шефа проникла под резинку трусов и обхватила мой член. Моя рука потянулась остановить его, но была перехвачена:

— Тише-тише, мой хороший! Я просто сделаю вот так, — он склонился, взял мой палец в рот и стал сосать. Боже! Такое ощущение, что я сейчас снова отключусь, — приятно? Посмотри, как он скользит. Какой он стал мокрый…

От его слов все поплыло перед глазами. Его силуэт отдалился и стал спускаться ниже.

— Нет-т-т! — но было поздно, он взял в рот мой член, — А-а-а! М-м-м! Ах…

А-а-а! Я только что кончил в рот своему шефу, находясь там только пару секунд. Боже, что я творю!

— Пышечка, ты такой чувствительный! Мой мальчик! — боже! Он облизал мою головку! Можно сойти с ума! — Теперь моя очередь. Хороший мой, просто смотри на меня.

Он быстро стянул свои трусы, лег на бок и стал, смотря на меня, дрочить. Я просто не могу пошевелиться: лежу на спине, а голова повернута в его сторону. Я все вижу! Как вздувается вена на его шее, как блестит головка… Его затуманенный взгляд. И руку, которая тянется к моим губам…

— Мой мальчик! — он водит пальцем по моим губам и стонет, — открой ротик! М-м-м! Я сейчас! ..- его всего затрясло и крупные капли попали на мое тело, — как же мне хорошо с тобой!

Мужчина уперся мне в плечо головой и затих. Минут десять мы лежали молча, разные мысли успели пронестись у меня в голове: «Что сказать? Может, обнять?». Но мирное сопение, успокоило меня. Слава богу, он уснул.

С первой интимности прошло уже две недели — дикие две недели скандалов и разборок. Да, это не так, как пишут в книжках: «Они полюбили друг друга и стали жить счастливо». Это больше смахивало на «войну и мир», а первое же утро он опять полез с поцелуями и нечаянно получил под глаз локтем. Сам виноват! Зачем, я спрашиваю, нужно опускаться ниже и проводить языком?! Фингал сходил почти неделю, а на работе сплетничали все, даже кто раньше пытался быть равнодушным. А как же еще: «Директор подрался с любовником!» — сенсация! Знали бы они, сколько раз мне пришлось целовать его, как маленького, в место, где «бо-бо». Думаю, когда синяк стал сходить, он расстроился. Вот, почему я заподозрил неладное, когда он примчался с порезанным пальцем из кухни. Такие рулевухи мы уже проходили!

Я решил прикольнуться над ним: сел на пол в ванной с тазиком постиранного белья.

— А-а-а! — бухнул тазиком, что есть силы.

— Что?! Что случилось?! — влетел, глаза круглые от испуга, — где болит?!

— Поскользнулся! А-а-а! Задницей ударился! А-а-й! — пытаюсь сдерживаться, чтобы не заржать.

— Ногу? Ногу не сломал?! Дай глянуть! — присел и стал стаскивать штаны.

— А-а-й! — я заорал, когда он коснулся задницы.

— Где болит? Пышечка мой! Дай поцелую!

— Тут! — перекатившись на бок, тыкнул в правую половинку.

Шеф, не долго думая, наклонился и стал целовать в указанное место. Шутка удалась, но кто же победил?

— Ну, прекращай, хватит! Слышишь, я пошутил. Это не серьезно, мне не больно, — попытался натащить опять штаны.

— Шути, не шути, а я должен оказать тебе первую медицинскую помощь, — конечно, оказать! Только зачем стаскивать с меня футболку?

— Перестань, плитка холодная. Н-у-у, правда! Давай не здесь.

Он подал мне руку, чтобы подняться, и поволок в комнату, где диван уже вторую неделю не складывается.